Читаем без скачивания И нет любви иной… - Анастасия Туманова

Огромный контрабандист, по-бычьи опустив всклокоченную голову, подошёл вплотную, встал на колени перед постелью.

– Забери мою шаланду. В ней только дырку залатать, да ты сам и залатал ведь… А твоя лодка о камни шарахнулась в щепки. Что ж… Ты людей спасал. Тебе это на Страшном суде зачтётся, когда делишки твои тёмные разбираться будут… А ну, нагнись поближе… – Белаш наклонился, и Роза, с силой обхватив его за шею, прошептала так тихо, что услышал лишь стоящий возле Илья: – По девкам, кобель, не бегай, хватит, не щенок ведь… Думаешь, твоя Ружка не знает? Знает, да молчит… Не мучай её.

Белаш отошёл, не поднимая головы.

– Лазарь… Ты чего ревёшь, чёрт одноглазый?! Возьми вот моё кольцо, оно золотое, без обмана. Ты же меня, нечисть, замуж звал, кто этого не знает?

Юлька, девочка, забирай юбку красную. Новая почти и счастливая – в этот же год замуж выйдешь.

Спиро – седло. Черкесское, сносу не будет!

Фроська, тебе шаль. Всего два раза надёванная!

Милош, возьми кнут. От него удача будет, цыганский кнут, без барыша с базара не придёшь! А станешь о свою молодуху обновлять – с того света порчу наведу!

Симке – бубен. Старый, правда, но ещё стучит. Пляши, девочка, так, чтоб земля горела!

Мустафе – трубку.

Мариам – платок…

Иван… Фатима… Янкель… Михай… Шлойма… Янка… Кристаки… Лойзо… Петя… Ибрагим… Ульяна… Ованес… Агаша… Рахиль…

Роза прощалась со всем посёлком – медленно, разборчиво, не забывая никого, раздавая своё нехитрое богатство. В конце концов её тихой, хриплой речи уже не стало слышно за дружным плачем. Ревели женщины, повиснув на плечах мужей и прислонившись к стенам, выла, зажимая рот рукой, лежащая на полу Юлька, всхлипывала в занавеску старая Парушоя. И, обведя взглядом комнату, Илья увидел, что плачут и мужчины. Не стыдясь собственных жён, детей и друг друга, не пряча лиц, не вытирая слёз, плакали просоленные рыбаки, прокопчённые на солнце торговцы, отчаянные контрабандисты, всё перевидавшие нищие, бесшабашные воры, мастеровые, объездчики, коновалы, бродяги…

– Ну, приехали! – устало сказала Роза, откидываясь на подушку. – Вы что это, люди добрые, утопить меня решили? Всё им раздала, а они ревут! Ну, не надо, люди, братья, не надо! На собственные похороны слёз не хватит. Дай бог вам всем счастья и денег мешок. Чтобы дети здоровы были, чтобы жёны любили, чтоб мужики не обижали… – Голос Розы начал прерываться, и на бледном лбу выступила испарина, Илья отчётливо видел синие жилки, взбухшие на висках Чачанки.

– Не забывайте меня. Радости вам, удачи. А теперь – ступайте. Спасибо, что пришли ко мне, не забуду. Идите, идите.

Люди медленно потянулись к выходу. Вскоре в комнате не осталось никого, кроме застывшего у стены Ильи. Солнце за окном село, и в маленькой комнате стало темно. Возле иконы святого Николы оплывала, потрескивая, свеча. Остро пахло травой и солёной рыбой.

– Мне тоже идти, Роза? – боясь повернуться, спросил Илья.

– Подойди сюда, – негромко позвала она. Он подошёл. Молча опустился на колени возле постели. Сухая горячая рука легла ему на плечо.

– Вот, морэ, и всё.

– Роза…

– Ты, ради бога, молчи! У меня и так еле язык ворочается. Просто послушай меня.

– Я… слушаю.

– Хорошо. Попросить тебя хочу: Митьку не бросай. У него, конечно, своей родни полно, но… он в таборе жить уже не сможет. Не приучен. Держи его при себе. Там, под матрасом, деньги мои лежат… немного, но всё-таки. Возьмёте потом.

– Ладно.

– Запить не вздумай! – коротко велела она. – Кто тебя теперь на себе из кабака потащит?

– Роза! – не стерпев, взмолился он. Зажмурившись, поймал её ладони, уткнулся в них лицом. – Розка, что ж ты делаешь?! Как я без тебя?! Роза!

С трудом высвободив одну руку, она погладила его по голове.

– Сам знаешь как. Сделай так, как говорю: возвращайся на Москву. Там твоя семья. Там тебе жить.

– Ты же знаешь, я не могу… – прошептал Илья. – Она… Настя уже замужем…

– И что с того? Про детей своих забыл? Дети-то – твои, не того князя… Не должен человек без семьи жить. Ни гаджо, ни цыган. Это неправильно. Я так жила, потому что по-другому не могла. А ты можешь. Ты хороший, Илья… Если б не ты, я бы… Ай, да что теперь… Жаль, что поздно я на тебя наткнулась. И весь ты целиком – Настькин.

Шёпот Розы оборвался, она тяжело закашлялась, её рука упала с плеча Ильи.

– Иди… Иди ко мне, морэ. Обними меня, что ли…

Илья подался к ней. Обняв худое, ставшее совсем маленьким тело, осторожно положил голову на грудь Розы. Сухая ладонь погладила его по лицу.

– Холодно… – вдруг сказала Роза. – Зачем плачешь, Илья? Что ты? Нельзя…

Он и сам знал, что нельзя, но остановиться уже не мог. И, спрятав лицо на груди Розы, взвыл в голос. Она не пыталась больше его утешить. Её руки вдруг беспокойно зашарили по одеялу.

– Холодно… Боже мой, как холодно… Это снег? Да? Это буран? Засыпает?

Илья вскочил. В сером свете всходящей за окном луны он увидел запрокинутое лицо Розы. Её глаза были полузакрыты, пересохшие губы чуть шевелились.

– Замерзаем, Пашка? Замерзаем? Я не буду спать, не бойся… Митька здесь, я его согрею, не бойся… Ты обними меня… Мы вместе… Мы… Я ведь только тебя люблю, я всю жизнь… Ты не бойся, Симка тебя простит… Боже мой, холод какой… Обними меня… Поцелуй… Я не Симка, я Танька, скажи мне – «Танька»… Завалило ведь уже… Темно… Я тебя не вижу… Паша! Хороший мой! Я тебя… Я…

Тишина. Стиснув зубы, Илья поднял голову. Он успел увидеть, как потрескавшиеся губы Розы сомкнулись в улыбке. Наверное, он всё-таки успел обнять её, этот сукин сын… Чёрные глаза затянулись мутной плёнкой. Больше Роза не шевелилась. Илья поднялся с колен. Неловким движением закрыл ей глаза и, стукнувшись плечом о дверной косяк, вышел вон.

Над морем стояла луна. Двор был забит людьми, но Илья не видел никого. Дойдя до середины двора, он повалился на колени, несколько раз ударил кулаками в ещё тёплую после дневной жары землю. Роза… Роза… В трактире, с бубном, выбивающая пятками тропаки на залитом вином столе… Верхом на лошади, визжащая, весёлая… Под палящим солнцем, на мокром, залепленном рыбьей чешуёй дне шаланды – сонная, лукавая, обнажённая, мокрый медный крест меж грудей, водоросли в волосах… Перед пьяной толпой, раскинувшая руки, гневная, тёмная, с оскаленными зубами… В таборе, у костра, юбка – парусом, бубен в поднятой руке… В полной росы утренней степи, на исходящей паром траве… Звезда над ночным полем, ветер, цикады, стук копыт… Роза… За что, Господи, за что?! Илья ничком упал на землю. Никто не решился подойти к нему, и столпившиеся во дворе люди молча и испуганно слушали его хриплый, протяжный крик, больше похожий на вой.