Читаем без скачивания Как нашей стране доставались Победы - Станислав Аверков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему выбрано именно это время? – спросил я у Компанийца. И получил исчерпывающий профессиональный ответ:
– В этом пуске мы должны подтвердить работоспособность всех систем нашего «изделия». Для этого вовсе не обязательно, чтобы оно обогнуло нашу планету и попало в свой собственный старт. По составленной нашим баллистическим отделом программе наш космический аппарат должен выйти на орбиту и тут же затормозиться, чтобы попасть в цель на Камчатском полигоне.
– Чтобы не поднимать лишнего шума за рубежом? – попытался я понять намерения наших баллистиков.
– Конечно, американцы поднимут шум, если засекут своими локаторами нашу головную часть на орбите. Но этого не произойдет, так как мы решили, чтобы при этом запуске наша ракета находилась на орбите только над Советским Союзом. То есть укоротили орбиту и стреляем всего лишь на Камчатку, – Эдик посмотрел на часы, – уже полночь, пора выходить из гостиницы на степной простор.
Белая «стрела», освещенная прожекторами, великолепно смотрелась на фоне звезд. Мы сверили часы. Эдик воскликнул:
– Пуск!
И через мгновение «стрела» исчезла в клубах дыма. Я успел лишь произнести:
Неужели снова авария! – как из черных клубов дыма вынырнула белая стрела с огненным факелом, прочертила ночное небо и превратилась в звезду. Мы помчались на рядом находившийся ИП. У меня колотилось сердце, а в голове было одно родившееся в этот миг заклинание:
– Лети, лети родимая без сучка и задоринки!
На Измерительном Пункте (ИПе) из динамика звучало: «Полет первой ступени – нормальный, двигатели работают устойчиво, программа тангажа отработана нормально, есть разделение ступеней, двигатели второй ступени работают нормально, норма, норма, норма…». Как это было приятно слышать! Осталось дождаться сообщения с Камчатки, подтверждающее, что там зарегистрировали попадание нашей боевой головной части в цель.
На ИПе заседала Государственная Комиссия. В том же помещении находились почти все испытатели. Все замерли в ожидании сообщения с Камчатского полигона «Кура». Но сведений с Камчатки не поступало! Прошел час, другой. Председатель Государственной Комиссии заместитель начальника Военной Академии имени Ф.Э. Дзержинского генерал– лейтенант Ф.П. Тонких заявил:
– На этот раз все сложилось, как будто, удачно. Ступени отработали успешно. Плохо, что нет сообщений с «Куры». Но там на границе с Чукоткой свои трудности: погода неустойчивая и многое другое. Объявляю перерыв. Следующее заседание госкомиссии состоится на «десятке» в 11 часов утра. За остаток ночи и утром отдел анализа штаба уточнит по в-ч связи все, что наблюдалось на «Куре» и, конечно, доложит отклонения головной части от цели. До 11 часов все свободны.
На ИПе я разыскал лейтенанта Балакина, пригласил его в гостиницу «Люкс» отметить успех. Он отказался:
– Мне надо работать с Камчаткой! Странно, что они не прислали сообщения…
Его словам я не придал значения и побежал в «Люкс». Он «гудел», как радостный улей. Пили за удачу, за то, чтобы и последующие пуски были такими же успешными, за здоровье всех окружающих, за тех, кто не с нами.
Меня поздравляли: ты новичок на полигоне, ты принес нам удачу! Праздничное настроение требовало еще чего-то особенного.
Наша молодежная компания из разных организаций – Днепропетровска, Харькова, Москвы, Ленинграда решила встретить рассвет в Великой Степи. Солнце нового дня выползало из-за дальних лысых бугров. Его появление приветствовали радостным свистом многочисленные суслик, выбежавшие из своих многочисленных нор… Нам было радостно, весело, непринужденно…
В восемь утра автобусы, «газики» и «Волги» увезли создателей «частично орбитального бомбардировщика» за шестьдесят километров в город, где разместился штаб полигона, его многочисленные подразделения, жилые кварталы, школы, филиал Московского авиационного института, гостиницы, ресторан, столовые, универмаг, магазины… И все это называлось «десятой площадкой».
При въезде в город над контрольно-пропускным пунктом высилась гордая надпись – «Звездоград»! Миновали ее как-то обыденно, без торжественных восклицаний. Но сердце мое трепетало от гордости за причастность к великим космическим свершениям.
В штабе полигона наше праздничное настроение отступило на второй план. Вызвала удивление задержка открытия заседания Государственной Комиссии. Ее председатель генерал – лейтенант Ф.П. Тонких не выходил из отведенной для него комнаты. Вызывал к себе по очереди руководителей бригад испытателей из организаций, создавших 8К69. Долго беседовал в тайне от остальных с Галасем и его заместителем Михальцовым, а потом с харьковчаниным Бондаренко. Был уже час дня, а заседание еще не начиналось. Наконец-то в зал вышли насупившийся Федор Петрович и такой же непроницаемый начальник штабного отдела анализа испытаний ракет. Федор Петрович обвел взглядом притихших участников заседания, произнес:
– Испытания «машины» 8К69 далеки от завершения. Они сталкиваются с некоторыми особенностями, которые предстоит нам понять. И все же хочу отметить, что рассвет в конце туннеля замаячил.
Далее он предоставил слово с докладом о результатах последнего запуска начальнику отдела анализа полковнику Кауфману. Из его доклада можно было понять, что задачи, поставленные перед последним запуском, в общем выполнены, доказано, что принципиальные решения, положенные в основу разработки «машины», верны – двигатели первой и второй ступни показали свою работоспособность, система управление первой и второй ступени функционировала без перебоев, рулевые двигатели обеспечили разворот ракеты по тангажу, разделение первой и второй ступеней и отделение третьей ступени прошли во время и т. д. и т. д.
Зал возликовал! Пожатия рук, улыбки. Я увидел Юрия Балакина? Подошел к нему:
– Юра, все ликуют, а почему и ты, и генерал очень даже озабоченные. Генерал как-то загадочно, неоднозначно оценил наш запуск. Почему он не поздравил всех нас – испытателей с успехом?
Юра тактично ответил:
– Вопрос задан не по адресу. Я всего лишь лейтенант, и даже не старший лейтенант, не говоря к тому же о генеральском звании.
– Юра, но ты же верный помошник генерала, ты же из отдела анализа, приложил руку к написанию доклада своего начальника. Не может быть, чтобы у Федора Петровича не возникло что-то, что нас, «промышленников», заставляет насторожиться.
– Есть небольшая проблемка…
– Которая может вырасти в гигантскую?
– Еще раз предупреждаю – я всего лишь лейтенант.
– Не скромничай, Юра. Здесь, на полигоне у тебя великое будущее (как ни выглядели мои слова подхалимажем, но я не ошибся, через тридцать лет он стал генералом).
4. Неужели я обстрелял Соединенные Штаты Америки?
Наш разговор прервал Михальцов:
– Прошу прощения. Стас, выйдем в коридор.
Там он огорошил меня:
– Необходимо съездить на старт. Надо кое в чем разобраться!
– В чем, Алексей Андреевич? Что стряслось? Вроде бы из доклада можно понять, что для волнений нет причин? Или враги постарались влить ложку дегтя в наш успех?
– Рано еще бежать в ресторан, обмывать удачу! До праздника еще далеко. Поехали. «Волга» уже подана!
Шестьдесят километров пронеслись, как одно мгновение. Всю дорогу Михальцов молчал. Я же решил не торопить события расспросами, ведь была же какая-то веская причина, заставившая Алексея Андреевича покинуть штаб полигона и мчатся вместе со мной на отработанный прошедшей ночью старт.
На стартовой площадке было пустынно. Ничего не говорило о ночной феерии. Солдатик-контролер проверил наши пропуска, открыл стальную дверь бункера. Мы прошли по коридору, остановились перед дверью комнаты, где размещалась аппаратура для набора полетного задания и ввода его в ракету. Дверь была опечатана. Я сразу же обратил внимание на дату опечатывания – свежая. Михальцов произнес:
– Печать моя. Опечатал сразу же после старта «машины», чтобы никто не смог изменить что либо в аппаратуре после старта.
– В чем проблема, Алексей Андреевич? Неужели есть сомнения в нашем запуске? Все же была ложка дегтя?
– Стас, возможно и была! Ее надо найти, понять и ликвидировать. Поэтому мы с тобой и стоим перед этой дверью.
Михальцов открыл дверь. Подошли к стойке с аппаратурой. Она тоже была опечатана. Но дата на этой печати была иная – «26 апреля 1966 года». Михальцов задумался:
– Судя по дате опечатывания после 26 апреля к аппаратуре с введенным полетным заданием никто не прикасался и его не корректировал. Так почему же мы не попала на Камчатку? Все системы сработали безукоризненно! Но куда же мы попали? Ведь на Камчатке воронки от нашей боевой части нет!
– Как это? – меня начал бить озноб, затем бросило в жар. – А где она оказалась?
– По данным камчатского ИПа и предположениям нашего баллистика Компанийца мы перелетели Камчатку и даже Тихий океан.