Читаем без скачивания Перевёрнутый мир - Лев Самуилович Клейн

Лихачев Д.С. 1935. Черты первобытного примитивизма воровской речи// Язык и мышление. T.III–IV. Л.

Лошак В. 1988. Личность за проволокой (беседа с Г.Ф.Хохряковым)// Московские новости. № 38. 10 сентября.

Маймистов И. 1989. Отверженные//Литературная газета. 19 апреля.

Максимов С.В. 1871. Сибирь и каторга. Т. 1–3. СПб. (3-е изд., СПб., 1900)

Моль А. 1973. Социодинамика культуры. М.

Никитский Л. 1989. Беспредел// Огонек. № 32.

Радышевский Д. 1989. Дайте нам журналиста и священника// Московские новости. № 27.

Рожнов Г. 1989. Решетки про запас// Огонек. № 20. Май.

Росси Ж. 1987. Справочник по ГУЛАГу. Париж.

Самойлов Л. 1990. Ад глазами француза// “Знание — сила”. № 2.

Солженицын А.И. 1973-75. Архипелаг Гулаг. ч.1–7. Париж, (сокращенная публикация — “Новый мир”. 1989. № 8-12; 1990).

Хохряков Г.Ф. 1984. Личность в условиях изоляции от общества. М.

Хохряков Г.Ф. 1985. Формирование правосознания у осужденных. М.

Хохряков Г.Ф. 1987. Социальная среда и личность. Автореф. дис… докт. юр. наук. М.

Хохряков Г.Ф. 1989. Наказание лишением свободы// Социологические исследования. № 2.

Хохряков Г.Ф., Саркисов Г.С. 1988. Преступления осужденных: причины и предупреждение. Ереван.

Хрущев Н.С. 1989. Воспоминания// Огонек. № 28. Чехов А.П. 1987. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти т. Т. 14–15. М. Чалидзе В. 1977. Уголовная Россия. Нью-Йорк.

Шаламов В. 1989. Очерки преступного мира//Дон. № 1. Ядринцев Н.М. 1872. Русская община в тюрьме и ссылке. СПб. Podgorecki А. 1971. Zarys socjologii prawa. Warszawa.

В. Р. Кабо

СТРУКТУРА ЛАГЕРЯ И АРХЕТИПЫ СОЗНАНИЯ[14]

Льву Самойлову принадлежит редкое в нашей стране достижение — он воспользовался своим вынужденным пребыванием в исправительно-трудовом лагере для того, чтобы подвергнуть среду, в которой ему пришлось жить, социологическому и этнографическому анализу. Он подошел к ней как исследователь, обладающий профессиональными знаниями и литературным талантом. Мир этот действительно еще плохо известен и почти совсем не изучен. Мне пришлось провести в лагере несравнимо больший срок — несколько лет, и было это не в 1980-е годы, а в 1949–1954 годах. С большим интересом прочитал я очерки Л.Самойлова в “Неве” (1988, № 5; 1989, № 4) и теперь в “Советской этнографии”, прочитал их и как человек, располагающий аналогичным опытом, и как этнограф, посвятивший себя изучению первобытного общества. Нам обоим была предоставлена возможность изучать лагерное общество оптимальным методом “погружения”, притом с интервалом в три десятилетия, что позволяет рассматривать это общество в динамике, в исторической перспективе.

Какие же мысли вызывает у меня очерк Л.Самойлова? В чем наши впечатления совпадают, а в чем — нет? Как я отношусь к его выводам, в том числе к сопоставлению, казалось бы парадоксальному, лагерного общества с первобытным?

В мое время, как и теперь, режим в лагерях разного типа тоже был различным, и я жил далеко не в худших условиях, в чем-то напоминающих те. в которых находился и автор очерков. Большую часть контингента составляли заключенные, отбывающие срок по так называемым бытовым статьям, меньшую — политические, сидящие по ст.58 (к ним принадлежал и я). Я тоже имел возможность наблюдать иерархическую структуру лагерного социума. Правда, она менялась на моих глазах. Сначала в ней доминировали суки — изгои блатного мира, нарушившие его законы и поэтому осужденные этим миром на физическое уничтожение. При них в зоне царил тот беспредел, о котором пишет Самойлов, иначе говоря, власть силы, а не закона. Это было своего рода бесструктурное хаотическое состояние. Затем в лагерь привезли группу воров в законе, которым удалось обзавестись холодным оружием и совершить переворот. Наутро после “ночи длинных ножей” из бараков выносили зарезанных сук. Наступило царство закона. Воры установили в зоне жесткий и, соответственно их системе представлений, справедливый порядок. У мужика больше никто не мог отобрать по собственному произволу деньги или полученную из дома посылку. Получив заработанную на лесоповале зарплату, он отдавал заранее обусловленную ее часть бригадиру, который в свою очередь передавал ее ворам. Кроме того, бригадир был обязан проводить в рабочих нарядах воров как работающих, хотя в действительности они не работали, а сидели в зоне или грелись в лесу у костра. Но за это воры обеспечивали работающим спокойное существование, “социальную защищенность”. Начальство, видимо, также было заинтересовано в такой системе “косвенного управления”, так как она обеспечивала и выполнение производственного плана, и порядок в зоне. В рыхлом, бесструктурном состоянии, которое имело место при суках, выкристаллизовалась твердая структура, обладающая ясной, законченной формой. На вершине ее находилась немногочисленная, но сплоченная каста воров в законе, внизу — многочисленная масса работяг, или мужиков. Между теми и другими, как и полагается, располагалась прослойка — интеллигенция из заключенных, работники бухгалтерии, плановой части, санчасти и т. п. От них требовалась только лояльность к ворам и установленному ими порядку.

Во главе воров, в свою очередь, стояла еще более узкая группа старших воров, в которой, как мне представляется, господствовал принцип коллегиальности и коллективности руководства; впрочем, может быть, я ошибаюсь, на их совещаниях я не присутствовал. Внутри нее, однако, происходила постоянная