Читаем без скачивания Перешагни бездну - Михаил Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но индус в малиновой чалме снова уклонился от ответа.
— И ваш брак с мадам Люси... оформлен юридически?
— Читал молитву достопочтенный имам. Мы есть халиф... выше закона... Какое кому дело... Говорим, наша дочь, значит, дочь... Увы, девушка царской крови в руках злобных истязателей... а? — Эмир заглянул в глаза индусу, но не увидел в них и признаков сочувствия.
У Сеида Алимхана даже в глазах заломило. Опять! Как часто болезнь напоминает о себе, и достаточно вспомнить слово «глаз»— и сразу начинается боль.
— Увы, мне... опять глаз.— Он осторожно приложил палец к глазам и пробормотал: — Рухсат...
—Рухсат! Отпускаю вас! Все свободны! — зычно повторил мулла Ибадулла Муфти.
Тогда, самым, спокойным голосом, словно он не выкликал сейчас истерически, эмир обратился к Шоу
— Уже поздно. Дела завтра... Приглашаю вас на охоту.
— Простите, а вы устроите мне встречу с Ибрагимбеком? Фирма «Шоу и К0» крайне заинтересована в этой встрече.
— Охота — прекрасно! — не ответив, воскликнул эмир.— Ночь... поздно... законоведы, толкователи хадисов, утверждают: у халифа, хэ-хэ, есть обязанности мужа... Плохо, если ему во сне видятся снег да лед, хэ, а вдруг жены подадут жалобу казию... Что скажут, а? И что скажет тибетская медицина?
Он расхохотался и фамильярно обнял за плечи тибетского врача.
— Рухсат! И вам разрешаю отдохнуть... учитель мой...— откровенно выпроваживал он муллу Ибадуллу.— Отдохните... Мы послушаем нашего друга... Друг наш Сахиб... был там... на той стороне... расскажет, что в Бухаре... пожалуйте, учитель... уходите, убирайтесь быстрее.
Он зажал ладонями глаза и кивком головы указал на дверь. Увлекая за собой Молиара, мулла Ибадулла выскочил из салом-ханы.
— Э... э! Господин базарчи, ничего не получилось с твоими сказками-рассказками,— выйдя с Молиаром из михманханы, заметил мулла Ибадулла. — Ничего не стоят твои хитрости. Когда бог раздавал мудрость, в твой мешок мало попало... э... Их высочество тебя и не слушал.
— Лучше быть клювом цыпленка, нежели кабаньим задом,— съязвил Молиар. Он нашел путь к сердцу эмира и чувствовал себя спокойно. Стараясь шагать важно и надменно, он искоса поглядывал на влачившего с трудом свою тушу толстяка. Видимо, он устал и хотел спать. Чудовищная зевота раздирала ему рот.
— Э, теперь его высочество проговорит до вторых петухов с этим, как его... Бородой...— откровенно позавидовал мулла Ибадулла.
— До утра? Неужели?
С облегчением Молиар увидел, что духовник настроен добродушно.
— Пусть... э... поговорят! — зевнул еще оглушительнее Ибадулла.
— Пусть поговорят,— вторил Молиар и вдруг спохватился: — А где ужин? Боже правый, пахнет!
Он остановился и с силой втягивал своими широкими, жадно шевелящимися ноздрями запахи жареного, пробивавшиеся сквозь духоту и тяжелую прелость, стоявшую в дворцовых покоях.
— Э-э... пахнет? — обрадовался мулла Ибадулла. — Ужином пахнёт. А разве вы хотели ужинать?
Он остановился и всей тушей заслонил проход, по которому они шли.
— Хо-хо! — заговорил Молиар,— или ты, братец ты мой, вообразил, что я сыт запахами и паром? Где обещанный ужин, о отец гостеприимства?!
Вся толстенная физиономия муллы Ибадуллы расползлась в неестественно добродушной улыбке. Ибадулла улыбался столь усердно, что в комнате будто светлее сделалось, хотя по-прежнему чуть теплился огонек в плошке с маслом.
— Знаешь что? — все еще принюхиваясь и прощупывая, тянул Ибадулла.— Знаешь, ты в самом деле мой брат, вероятно. С таким аппетитом в нашем Чуян-тепа только люди из нашей семьи. Все пожрать горазды. Ну, раз ты хочешь есть, когда вокруг тебя бродит ангел Азраил, ты хороший человек...
Упоминание о смерти царапнуло по сердцу. Будь проклят этот мулла Ибадулла! И вправду он страшный человек. Но что оставалось делать самаркандцу. Он ткнул кулаком Ибадуллу в бок и заторопил:
— Веди же к дастархану, о падишах желудка. Я хочу жареного и вареного. Приглашай с собой и Азраила. После плова он заснет и положит свой карающий меч мне под подушку...
— Э-э-э...— испуганно заблеял мулла Ибадулла...
Не слишком приятно сидеть за одним дастарханом с ангелом, да еще ангелом смерти.
Индуса в малиновой чалме через всю анфиладу приемных залов дворца провожал смазливый мальчик, из тех, кто подавал шурпу и чай. Мальчик шел впереди, покачивая по привычке в ритмическом подобии пляски бедрами. Так они и шли по комнатам, на этот раз по нисходящей от роскоши курынышханы и саломханы к нищете первой михманханы. Здесь, в сумраке, все так же одиноко сидел, нахохлившись, перед холодным очагом Одноглазый в синей с блестками чалме.
Шоу внезапно остановился и вполголоса приказал:
— Возвращайтесь в Пешавер.
Чалма вздрогнула, и единственный глаз Курширмата уставился в лицо индуса.
— Вы дадите мне письмо?
— Нет, зайдете в бунгало и передадите мисс Хаит: «Невеста не поедет. Ждите жениха!»
— А что скажет эмир?
— Нас не интересует, что скажет их высочество. Отправляйтесь! И знайте, если вы еще раз попробуете продавать дочь отцу, у нас с вами не будет никаких дел.
Он вышел, оставив Курширмата у очага. Старый басмач усиленно ворошил железными щипцами холодную золу.
ДОРОГА В ПЯНДЖШИР
Можешь быть спутником самого сатаны,
но за хвост его тогда держись крепко.
Каани
И у тигра может приключиться чиряк. И тогда тигру приходится отложить свои тигровые дела.
Под утро сои Бадмы прервали. Он проснулся сразу, как просыпался всегда, и мгновенно оказался на ногах.
Когда Хаджи Абду Хафиз вошел, прикрывая ладонью огонек евечи, доктор в белом нижнем одеянии уже стоял в настороженной позе у изголовья постели. Начальник Дверей позже клялся: «Подумал я — горный дух стоит. Вот-вот на меня кинется».
Свет упал на лицо Бадмы, оно казалось застывшим, каменным. Все еще неуверенным голосом Начальник Дверей объяснил причину своего неурочного вторжения. Оказывается, в помощи доктора очень нуждается страждущий, сам его высочество.
Бадма не выразил ни удивления, ни недовольства. Он даже ничего не спросил. Не спеша надел желтое шерстяное одеяние с красной оторочкой по краю и процедил сквозь зубы:
