Читаем без скачивания Перешагни бездну - Михаил Шевердин

—  Дело есть дело,— сказал, спешившись с коня, индус,— я про­ник в ваш замок не без риска. Я ищу не приключений, у меня — дела.

—  Говорите...— живо подхватил Сеид Алимхан.

Куда делась размеренность сонливых мыслей, размягченность, черт его лица. Весь он ожил. Он чуял добычу.

—  Наступает час больших решений. Обстановка в России кри­тическая. Советское государство в кризисе. Медлить нельзя. Итак, наше предложение.

 — Ваше?          :

—  Да, наше... Итак, эмират восета на вливается. Трон предков в Бухаре, дворец в Арке, десять миллионов подданных возвращают­ся под вашу высокую руку. Материальные потребности и честолю­бив ваши вполне удовлетворены, а?

Слова индуса в малиновой чалме прозвучали довольно напы­щенно и неуместно здесь, в пустынной долине, где свидетелями встречи были лишь сентиментальные цветочки горных лугов, а слу­шателями хохлатые жаворонки. Но индус в малиновой чалме, во­преки собственным заверениям, любил приключения и напускал на себя таинственность.

—  Будем серьезны,— заметил он.— Птички эти милы и напо­минают мне юные годы в зеленом Уэльсе, но кто поручится, что горный ветерок так уж невинен, что   горное эхо не слишком звучно и что слух у наших друзей не чрезмерно остер. Я представитель торговой фирмы «Шоу и К0», так и прошу меня именовать впредь.

Он покривил тонкие безжизненные губы, что означало улыбку. И от этой улыбки Алимхана передернуло. Он промолчал, оскорб­ленный снисходительностью тона. Разговор продолжал мистер «Шоу и К°», который говорил веско, безапелляционно, всем ви­дом показывая, что в ответах не нуждается.

—  Речь  идет, — продолжал  Шоу, — об   известном   вам   «плане Керзона». Руководит операцией, как и в 1917 году,   Англо-Индийский политический департамент. С моими полномочиями вы озна­комлены.

Шоу сделал паузу. Но эмир не издал ни звука. Лицо его сделалось еще белее, еще мучнистее. Что-то привело фирму «Шоу и К°» в хорошее настроение. Возможно, то, что эмира разговор явно волновал.

—  Речь шла о превращении   территории от Босфора до Китая во всесокрушающий таран, чтобы пробить брешь в стене больше­вистской революции. Такова была задача в то время. Но действо­вали недостаточно жестко, непоследовательно. Что же, тогда не получилось.  Россия  выстояла.  Сейчас наступил  момент ударить тараном  по  самому  слабому  месту стены — по  Туркестану.   Вы что-то сказали?

Нет. Эмир по-прежнему хранил молчание. Он отвел глаза в сторону и пухлой ладошкой поглаживал жесткий волос гривы коня.

«Шоу и К0» и не ждал ответа. Эмир и так вот уже многие го­ды, со времени своего бегства из Бухары, знал свой удел — молчать и выполнять все, что ему указывал Англо-Индийский политиче­ский департамент. Да что оставалось делать? Департамент — мо­гущественное звено в колониальной империи Великобритании. Руководители его очень не любят, чтобы их дела предавались гласности, но требуют выполнять свои указания беспрекословно.

В 1920 году эмир позволил купить себя за наличные, поддался слабости, страху перед большевиками и соблазнился выгодностью, как ему показалось, предприятия. Он продал тогда и себя и Бу­хару департаменту. Эмиру внушили, что штыки сипаев поднимут его но ступеням величия и воссоздадут могущественный Бухар­ский эмират и исламский халифат во главе с ним — бухарским эмиром, воссоздадут царство ханов, беков, арбобов-помещиков, древнюю тимуридскую империю.

Восстание бухарцев, штурм и падение Бухары заставили эми­ра бежать. Потянулись годы унижения, изгнания, злобы, мелких интриг, разочарований. Сидя в своем Кала-и-Фатту, он с нена­вистью видел, что бухарцы отлично обходятся без него, своего тирана и деспота, что райа — стадо — превосходно управляется со своими делами, строит свое благоденствие и благополучие без дарованного всемогущим господом богом повелителя.

И с каждым годом вынужденного бездействия эмиру делалось яснее и яснее, что положение ухудшается. Под маской благочес­тивого торговца водой хауза Милости он продолжал интриговать, строить козни, жалить, вредить, лить кровь своих бывших под­данных, но без всякой по существу надежды. Он понял, что гран­диозные замыслы рухнули и осталось лишь желание, злобное, жал­кое, слюнявое. У него хватало ума понять, что эмиры, шахи, ца­ри — это прошлое, безнадежно устаревшее, ветхое, что сам он мелкий политикан, потерявший силу, хоть и сохранивший каплю яда в гнилых зубах.

Эмир знал, что Британия все эти годы не перестает замыш­лять новые и новые авантюры в Советской Средней Азии. Но с ним мало считались, почти не обращали на него внимания. Он все больше терял веру в свой Бухарский центр. Его одолевали не только болезни тела, он жаловался даже самым близким: «Дух мой ослаб». Он удовлетворялся мелкой местью. Он наслаждался своими записями в книге «Добра и Мести».

Когда приехал «Шоу и К0» в своем маскарадном наряде и малиновом тюрбане и привез письмо из Пешавера, эмир заволно­вался, но это походило на волнение погрузившегося в спячку суслика, которого начала  покусывать заползшая  в нору блоха...

Теперь, когда заговорил индус, в груди эмира что-то заныло. «Начинается»,— мелькнуло в голове.

Сколько беспокойств вызвала недавняя гражданская война в Афганистане. Эмир дрожал за свою судьбу, за свои капиталы, за свой дворец Кала-и-Фатту. До Кала-и-Фатту доходили слухи, что сторонники Амануллы заподозрили Сеида Алимхана в под­держке мятежников и собираются принять жесткие меры, к счас­тью, все обошлось.

Когда Бачаи Сакао под именен Хабибуллы Газия захватил престол, пришлось пойти к нему на поклон, перенести немало унижений от царя из «черной кости». В конце концов удалось от­страниться без особого ущерба от интриг, затеянных новым ша­хом. Даже убытки оказались не столь велики, но... тсс... никто не знает, сколько пришлось заплатить этому проклятому водоносу, чтобы он не трогал его, эмира.

Сколько приходится думать, до головной боли думать. Вихрь мыслей!

—  Вы меня не слушаете,— с досадой проговорил Шоу, и тон его заставил сжаться сердце эмира. Таким тоном разговаривают хозяева со слугами.— Я повторяю,— продолжал индус,— хоть и не привык повторять. От того, какую позицию займет бывший эмир Бухары господин Сеид Алимхан, зависит очень многое.  Как вы считаете?

Но и на прямой вопрос Сеид Алимхан не ответил. Раздраже­ние поднималось в нем, и это не осталось незамеченным.

—  Напрасно король Аманулла позволил держаться    слишком самостоятельно. Он недооценил нас — я имею в виду Англо-Индий-ский политический департамент — и... сейчас вынужден  жить на чужбине. А на троне в Кабуле — водонос. Мы доказали, что не обязателен на троне субъект королевской крови. Сделали бродягу, воришку  королем.  В  Персии тоже  шах  не  королевских кровей. Раньше делали шахов волшебники в сказках. В наши дни делаем королей мы.— Слово «мы» он выговорил высокомерно. — Главное, сейчас как никогда пора принимать решение! Вы молчите?