Читаем без скачивания Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро - Алексей Зотов

В самом начале 1804 года произошел ряд событий, которые развивались стремительно и которые в течение длительного времени занимали умы парижан. Любой разумный человек понимал, что заговор Кадудаля, Моро, Пишегрю и некоторых других никогда не был бы осуществлен, не будь он подготовлен или спровоцирован самой полицией. Моро никогда в жизни не желал бы восстановления правления Бурбонов, и, кроме того, Бурьен был слишком хорошо знаком с самым близким другом Моро — господином Карбоне, чтобы не знать убеждений этого до мозга костей республиканского генерала. Представляется абсолютно невероятным, чтобы он обладал теми же взглядами, что Кадудаль, братья Полиньяк, маркиз де Ривьер и другие.

Многие историки, исследовавшие заговор XII года, такие как Е. Гюйон, Ж. Огюстен-Тьери, Г. Велшингер, Юон де Пенансте, Ф. Барби, Ж. Дюрьо и другие, не говоря о многочисленных мемуарах, посвященных этой знаковой в истории Консулата и Империи теме, исследовали проблему с различных точек зрения, в многочисленных аспектах и ракурсах. Попытаемся, однако, остановиться на фактах и выявить истину из клубка интриг и обильной лжи, сопровождавшей это судилище.

Фуше при помощи своих агентов дал понять Пишегрю, Кадудалю и некоторым другим роялистам, что они могут рассчитывать на Моро и что он готов присоединиться к ним. Совершенно очевидным представляется и то, что Моро проинформировал Пишегрю, что его, Моро, ввели в заблуждение и что он не присоединится к делу роялистов. Вот почему имя генерала Моро никак не может быть увязано с этим пресловутым заговором.

14 марта 1804 года Русийон в ходе следствия заявил, что слышал, как Полиньяк сказал кому-то: «Все пропало! Они не понимают друг друга. Моро не сдержал слова — нас обманули!» Господин де Ривьер также заявил, что он вскоре понял, что их ввели в заблуждение и что он собирался вернуться в Англию, как вдруг был арестован.

Все заговорщики, узнав от Пишегрю о заявлении Моро, стали срочно покидать Париж, но были арестованы практически одновременно. Жорж Кадудаль собирался в Вандею, когда был предан человеком (очевидно, агентом полиции), который сопровождал его из Лондона и фактически являлся его телохранителем.

Вышеизложенное уже может обелить Моро, хотя бы потому, что он не примкнул к делу роялистов и тем самым разрушил заговор в самом зародыше. И лишь дружба с Пишегрю, его порядочность и честь не позволили герою Гогенлиндена донести на своего бывшего командира.

Говорят, нет дыма без огня, но даже если гипотетически представить, что Моро невольно был замешан в связях с заговорщиками, то все равно своей принципиальной позицией истинного республиканца — он вновь, как в день 18 брюмера, помог Бонапарту, разрушив планы его врагов. За это его следовало бы сделать маршалом империи, а не приговаривать к двум годам тюрьмы и ссылке в Америку. И тогда, возможно, два соперника примирились бы, и имя генерала Моро было бы навеки выбито золотыми буквами на Триумфальной арке в Париже.

Кроме того, одновременный арест всех заговорщиков доказывает тот факт, что полиции было известно, где их можно было найти. Когда Пишегрю попросили подписать протоколы допроса, он отказался, подозревая, что полиция выведет чернила химическим способом, и его подпись окажется под заявлениями, которые тот никогда не делал. Полиция опасалась, как бы он не сделал разоблачительных заявлений (относительно ее агентов), касающихся связей с Моро, скомпрометировать которого очень хотели, а также методов и средств, используемых полицией в целях подстрекательства заговорщиков.

Бурьен вспоминает: «Вечером 15 февраля я узнал, что Моро арестован и утром следующего дня отправился на улицу Сен-Пьер, на которой проживал личный друг Моро — господин Карбоне со своим племянником. Я пришел в дом Карбоне, чтобы узнать подробности ареста генерала. Каково же было мое удивление, когда я, не успев открыть рта, услышал от слуги, отворившего мне дверь, что господин Карбоне с племянником — оба арестованы.

— Я советую вам, уважаемый господин, — заявил мне слуга, — немедленно уйти, так как за людьми, спрашивающими о господине Карбоне, — следят.

— А сам он еще дома? — спросил я.

— Да, они роются в его бумагах.

— Тогда я поднимусь к ним, — был мой ответ. Господин Карбоне, дружбой с которым я горжусь и чья память мне дорога, больше был озабочен арестом своего племянника и Моро, чем своим собственным. Через несколько часов племянника освободили, а господина Карбоне заточили в одиночную камеру в тюрьме Ла Пелажи».

Таким образом, получилось, что полиция, которой ничего не было известно, вскоре все узнала. Несмотря на обширную сеть полицейских агентов по всей стране, только благодаря признаниям Бувэ де Лозье — того самого, кто пытался повеситься на собственном галстуке и которого удачно реанимировали, стало известно, что были предприняты три последовательные высадки роялистов на побережье Франции и что ожидалась четвертая, но не состоялась, так как Савари был направлен первым консулом с задачей схватить мятежников. Трудно найти лучшее доказательство преданности полиции своему бывшему шефу — Фуше и их совместной «работе» по низложению существующего министра. Кстати сказать, и смехотворный приговор Моро подлил масла в огонь и в известной мере повлиял на решение первого консула вернуть Фуше к своим прежним обязанностям.

Мы уже упоминали, что весь 1804 год был наполнен знаковыми политическими событиями для Франции. После ареста Жоржа Кадудаля и всех заговорщиков в начале 1804 года последовал расстрел герцога Энгиенского 21 марта, затем 30 апреля в Сенат было внесено предложение о создании во Франции государства с единоличной властью. Позднее состоялся референдум, и 18 мая Сенат провозгласил Наполеона императором французов. И, наконец, 10 июня Кадудаль и остальные заговорщики были приговорены.

Таким образом, пролитая королевская кровь Бурбонов и возложение императорской короны на голову «солдата удачи», по словам Бурьена, явились двумя актами, вошедшими в не менее кровавую драму заговора XII года.

Меланхоличная смерть герцога Энгиенского, этого несчастного принца, волею судьбы, или, скорее, по зову сердца к своей возлюбленной, случайно оказавшегося в Эттенхайме, не имеет никакой связи с заговорщиками Кадудаля, готовившими переворот внутри страны. Моро был арестован 15 февраля 1804 года, именно в то время, когда стало известно о заговоре. Пишегрю и Кадудаль также были арестованы в феврале, а герцога Энгиенского не арестовывали до 15 марта. Если бы герцог был действительно замешан в заговоре или если предположить, что он даже знал о нем, разве бы он позволил себе оставаться в Эттенхайме хоть на мгновенье, узнав, что его предполагаемые сообщники арестованы? Пылкий влюбленный юноша был настолько далек от всего происходящего, что когда узнал о происшествии, находясь в Эттенхайме, то заявил, что если бы все это была правда, то отец и дед давно бы известили его ради его, герцога, безопасности. Он мог бы знать об аресте Моро уже через три дня, то есть 18 февраля. Почему же тогда герцог ничего не предпринимал к своему спасению почти целый месяц? Или он полагал, что его не посмеют тронуть на баденской территории, в нескольких километрах от французской границы? Ответ прост — герцог был невиновен.