Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков - Тамим Ансари

вопрос: что определяло группу людей как «мы, народ»? Какие атрибуты делали человека частью конкретной нации и отличали ее представителей от людей любой другой нации? Понятное дело, что таким определяющим фактором не мог быть, например, рост: никто не выступал за национальное государство для высоких людей или для малорослых. А мог ли стать таким определяющим фактором язык? Или общая история? Религия? Или же пусть очень размытое, но родство, основанное на происхождении от одного предка? Или же какие-то общие видимые атрибуты, такие как цвет кожи?

Не все национальные государства строятся на принадлежности к конкретному народу. Не менее мощным «социальным клеем» может служить идеология, ярким примером чего являются Соединенные Штаты. Декларация независимости и Конституция США представляли собой попытку сформулировать совокупность универсалистских принципов и правил – социальных механизмов, – потенциально применимых ко всему человечеству. Да, реальность не соответствовала многим идеалам, выраженным в этих документах. И да, они содержали в себе множество противоречий. Слова Джефферсона «Все люди созданы равными» понимались его современниками как «Все состоятельные землевладельцы мужского пола созданы равными». Женщина считалась лишь дополнением к мужчине, а рабы и вовсе исключались из числа людей – их называли эвфемизмом «все прочие». Например, Артур Миддлтон из Каролины не видел никаких противоречий между подписанием Декларации независимости, провозглашавшей равенство всех людей, и тем фактом, что ему принадлежали 3500 рабов, трудившихся на его плантациях.

Тем не менее универсальность этих основополагающих документов предполагала определенные фундаментальные принципы. И, опираясь на них, прогрессивные активисты направили Соединенные Штаты по беспрецедентному пути. Да, чтобы утвердиться на этом пути, потребовалось пройти через Гражданскую войну и принести в жертву более полумиллиона жизней, но в результате была принята ключевая поправка к конституции, определявшая гражданина этого нового национального государства как любого человека, который находился под юрисдикцией США и их конституции. Любого человека – и точка. Между тем в Европе в силу тамошней специфики укоренилась противоположная идея нации как объединения людей, связанных этнической принадлежностью и общей кровью.

Идея общей крови как основы нации питалась одним из самых токсичных «измов» XIX в. Именно здесь, в Западном мире, концепция расы вызрела окончательно и приобрела особую значимость. У кого-то может возникнуть вопрос: разве прежде никто не замечал физических различий между людьми? Разве мы не всегда объединялись в группы, противопоставляя себя чужакам? Да, это так, но атрибуты «своих» и «чужих» варьировались от случая к случаю и менялись с течением времени. И идентичность далеко не всегда включала понятие расы.

К XIX в. на Западе созрело убеждение, что существует некое объективное, врожденное и фундаментальное биологическое качество, которое разделяет человечество на группы, – и этим качеством является раса. Каждый человек относится к какой-либо расе аналогично тому, как любая деревянная скульптура вырезана из какой-либо конкретной древесины – дуба, сосны, березы или эбена. Расовую принадлежность невозможно увидеть напрямую: это скрытая сущность, которая, однако, проявляет себя через внешне заметные признаки, такие как цвет кожи, текстура волос, форма глаз и др.

В XIX в. западные интеллектуалы сделали расу объектом научного исследования. Некоторые ученые ломали голову и копья в попытке идентифицировать настоящие человеческие расы. Профессор Луи Агассис из Гарвардского университета утверждал, что расы имеют разное происхождение и, следовательно, являются разными биологическими видами. Он насчитал 11 основных рас. Его коллега Чарльз Пикеринг выделил 12 рас; французский естествоиспытатель Жорж Кювье нашел всего пять.

В конце концов победила таксономия, предложенная чуть ранее шведским зоологом Карлом Линнеем. Он заявил, что существует четыре основные расы: европейская, африканская, азиатская и индейская, – которые можно назвать соответственно цвету кожи белой, черной, желтой и красной. Когда консенсус по таксономии был наконец достигнут, ученые и псевдоученые занялись выявлением врожденных черт каждой расы. Расологи связывали цвет кожи не только с физическими, но и с психическими, эмоциональными и культурными чертами. Например, Кювье и его коллеги считали, что доминирующая черта белой расы – интеллект, черной – эмоциональность, желтой – хитрость и т. д.

На основе этих предполагаемых врожденных черт французский граф Жозеф Артюр де Гобино разработал иерархию рас. Он с удовлетворением констатировал, что белые люди, к коим он принадлежал, являются высшей расой, которая превосходит остальные во всех отношениях, особенно интеллектуально. Конечно, среди белых тоже встречаются глупые и порочные субъекты, но такое явление, согласно Гобино, было следствием смешения крови в генеалогическом древе: кто-то из предков этих людей родил потомство от представителя «низшей расы», таким образом загрязнив родословную.

Сегодня большинству из нас кажутся отвратительными подобные расовые теории. Но в XIX и XX вв. фундаментальная идея расистской мысли – что раса существует как объективная категория и люди разных рас имеют свойства – находила большое число приверженцев даже среди тех, кто считал себя либеральным гуманитарием[35]. Такая популярность расовой теории тем более удивительна, что с научной точки зрения рас как таковых не существует. Да, люди наследуют черты своих родителей, и регулярные браки между членами одного сообщества формируют генетические фонды, которые усиливают определенные черты, делая группу отличной от других. Но ключевая фраза здесь – регулярные браки. Этот фактор в значительной мере определяется географией и закрепляется социальными нормами. Но, если представителей любых «разных рас» поселить на одном острове и дать им возможность случайным образом смешиваться в течение нескольких поколений, через какое-то все они станут неотличимы друг от друга. В этом биологи единодушны.

На самом деле такое смешение происходило на протяжении всей истории человечества. В автобусе в Сан-Франциско в час пик я бы вряд ли смог разделить окружающих меня людей на четыре разные группы, не знай я о существовании рас. Здесь можно увидеть почти все оттенки кожи, от молочного до шоколадного, и это почти ни о чем не говорит. У местных потомков азиатов белая кожа без всяких признаков желтизны. Белые люди иногда загорают дочерна. Единственным «краснокожим», которого я видел, был парень на фестивале Rainbow – он разделся догола и выкрасил себя с головы до пят красной краской. У моего одноклассника Бена из племени навахо кожа была смугловатой, а у моего друга Гарри с ирландскими корнями – розоватой, так что, если бы меня спросили, кто из них двоих краснокожий, я бы скорее назвал Гарри.

Короче говоря, раса – это социальный конструкт, а не биологический факт. Именно социальные нормы дают расам квазиобъективное существование, препятствуя случайному смешиванию и побуждая людей вступать в браки «с себе подобными», что, в свою очередь, приводит к усилению физических особенностей различных групп. В XIX в. многие западноевропейцы были гражданами империй, имевших обширные заморские владения. Расовая теория помогала низвести туземное население колоний до статуса «низших людей» и таким образом оправдать право «высшей» европейской расы управлять ими. Попутно расовая теория поддерживала идею объективного существования наций, каждая из которых имела право на собственное государство.

Северная Америка

К концу XIX в. Великобритания выстроила самую большую империю в истории, которая на пике своего развития контролировала почти четверть всей суши и на территории которой проживала почти четверть населения Земли. Свои колонии имелись также у Франции, Испании и Нидерландов – наряду с некоторыми другими державами они не оставляли имперских амбиций. То, чем они занимались, с гордостью называлось империализмом. Тогда этот термин еще не приобрел негативной коннотации.

Соединенные Штаты Америки также значительно расширили свою территорию, но на этот процесс долгое время никто не вешал ярлык империализма. Согласно американскому мифу, новая нация ни с кем не воевала и никого не побеждала. Ее граждане покоряли дикую природу, вырубали леса, распахивали пустоши, строили города и соединяли их шоссе и железнодорожными путями. Другими словами, Соединенные Штаты увеличивали свою территорию просто за счет освоения новых земель, которые им по праву принадлежали. Это был нарратив прогресса в действии.

Но он таил в себе одну неприятную загвоздку: земли, которые так героически осваивали граждане новой страны, уже были населены людьми и окультурены ими, хотя и не в том смысле, который вкладывали в слово «окультурить» европейские переселенцы. Более того, мир коренных американцев ни в коей мере