Читаем без скачивания Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иди сейчас же! А то домой отведу! – кричит на него Валя.
Павлик нехотя протягивает Нюре руку и плетётся за ней по дороге.
«И зачем это тётя Ульяна посылает его с нами?» – с досадой думает Валя. Но мысли эти ненужные, короткие. Думать сейчас хочется о школе. Все на свете девочки и мальчики думают сейчас о школе. Даже облачное небо, и красно-бурые кусты, и осеннее солнце – всё напоминает о школе, приближаясь к сентябрю.
Валя напевает песенку и, подпрыгивая, бежит догонять подруг. Сейчас за селом начнётся лес, а за лесом – их поляна и большой пень.
Может, сегодня наконец придёт тётя Оксана? Давно не было тёти Оксаны. Приходила другая женщина, унесла молоко, ничего не сказала…
– Валю! Валю! – дрожащим шёпотом зовёт кто-то из кустов.
Валя смотрит вокруг. У последней, крайней хаты, прижавшись к плетню, стоит хроменькая Фенька. Валя знает её – она тоже записалась к новой учительнице.
– Валю! Валю! – всхлипывая, зовёт Фенька. Маленькие руки её мелко-мелко дрожат, перебирая подол ситцевого платья.
– Ты что, Фенечка? Феня?
– Валю… Учительку… фашисты… зараз…
Валя трясёт Феньку за плечо, смотрит на неё остановившимися глазами.
– …стрелять повели, – всхлипывая, говорит Фенька и взмахивает слабой, дрожащей рукой. – В овраг…
Валя отпускает Фенькино плечо. Потемневшими глазами глядит на узкую тропинку, спускающуюся в овраг. И, вскрикнув, стремглав летит вниз по этой тропинке. На крутом спуске ноги её скользят, ветки хлещут по лицу, но, раскрыв широко руки, она летит, как по воздуху.
Впереди, за кустами орешника, уже мелькают гитлеровские каски и между ними знакомый синий жакетик учительницы.
– Не стреляйте! Не стреляйте!
Гитлеровцы медленно поворачивают головы, учительница вздрагивает. Изо рта её на расстёгнутую сорочку сбегает струйка крови, прядь волос падает на лоб.
Валя бросается к ней на грудь.
– Это моя учительница! Это моя учительница! – кричит она, загораживая её слабыми детскими руками. – Не стреляйте! Не стреляйте!
– Валя, уйди! Уйди! – отталкивает её от себя Марина Ивановна.
Солдаты отходят на три шага и поднимают винтовки.
– Остановитесь! Здесь ребёнок! – закрывая собой девочку, кричит учительница.
Залп выстрелов обрывает её слова… Синяя трубка новых тетрадок вместе с длинными рукавами Миронихиной кофты медленно опускается на траву. Валя широко раскрывает глаза и со вздохом откидывает голову на грудь учительницы…
* * *– Валечка!.. Валя!.. Подружка моя! – бьётся в траве Нюра Синицына.
Лида Зорина прижимает к лицу холодные руки Вали, греет их горячим дыханием, низко наклоняется над Мариной Ивановной.
– За доктором… за доктором!.. – растерянно бормочет она, глядя вокруг ничего не понимающими круглыми глазами.
Хроменькая Фенька, плача, опускается на землю.
Они лежат рядом – Валя и её учительница. Рука Марины Ивановны, пробитая фашистскими пулями, закрывает грудь девочки.
– Валечка!.. Валя!.. Подружка моя! – рвётся из оврага крик Нюры Синицыной.
Глава 50
Партизанские костры
На много километров тянется вдоль шоссе густой смешанный лес. Он стоит грозной стеной, пряча от непрошеных гостей глухие, путаные тропы. На низких, сырых местах, припав к земле разлапистыми ветвями, растут старые, мохнатые ели, в мшистой почве легко утопает нога. За столетними деревьями чернеют глубокие лесные овраги. Заросшие орешником, густо заплетённые зелёными ветками, они таят от чужого человека свою тёмную глубину.
«Свой? Чужой? Свой? Чужой?» – неутомимо вопрошают какие-то птицы.
Глух и страшен лес для врага.
Проезжают по шоссе вражеские автомашины; трусливо вглядываются в тёмную чащу солдаты и офицеры, не выпуская из рук оружия; усиленный конвой охраняет легковые машины фашистских генералов.
Лес не щадит врага. Неохотно впускает он его в свои дебри, наглухо смыкает за ним тяжёлые ветви, заводит в лесные овраги, топит в болотах.
Ни один карательный отряд, посланный на партизан, не вернулся назад из лесной крепости.
«Свой? Чужой? Свой? Чужой?» – вопрошают птицы.
В тёмной глубине леса хозяйничают партизаны.
Над кострами поднимается серый дымок, весело трещат сучья, жарко охватывает огонь привешенные на железке солдатские котелки; тёплый запах человеческого жилья смешивается с запахами леса.
Около покрытых дёрном, наспех сделанных землянок собираются кучками партизаны. Много разных людей в лесу!
Молодые, безусые хлопцы и седые бородачи пришли сюда из занятых фашистами сёл и хуторов; есть и военные – отбившиеся от своих частей, вырвавшиеся из окружения красноармейцы в потёртых, грязных шинелях. Тёмные, облупившиеся от дождя и ветра лица суровы, редкие улыбки разгоняют морщины бородачей; молодые хлопцы с озорными огоньками в глазах, бесстрашные в бою и жадные к жизни, запевают песни, сложенные про партизан:
Як у лиси, темним лисиДивчина ходыла.Ой вы, хлопци-партизаны,Наша грозна сыла!Вызволяйте из неволиРидну Украину,Нашу землю, нашу долюИ мене, дивчину…
Яков Пряник, придвинувшись ближе к огоньку, чинит седло и думает вслух:
– Если, скажем, назвать человека скотиной? Ну, ясно, обидно ему покажется. А вот, к примеру, Гнедка нашего вполне к человеку приравнять можно…
– Тьфу! – сплёвывает в огонь Илья. – И чего у тебя, Яшка, всегда посторонние мысли в голове?
– Как это – посторонние? – удивляется Яков, поднимая красные от жары веки. – Это твоей голове они посторонние, потому как у тебя простора там мало, а в моей голове всему места хватит!
– О другом думать надо, – хмуро цедит Илья, свёртывая цигарку и указывая на зелёную брезентовую палатку. – Важные вопросы решаются, а ты языком треплешь…
– Эй, дядя Яков! Помнишь, орёл, как ты фашистов малиной угощал? – шумно присаживаются к костру хлопцы.
– Он угостит, пожалуй! – кивает на Пряника добродушный старик, приглаживая курчавые волосы.
– А чего же? И малинкой и ежевичкой угощу! – подмаргивает Яков. – Лес большой. Чем богаты – тем и рады. Русский человек гостеприимство любит!
Глаза у хлопцев загораются весельем.
– Пока он малиной угощал, мы другое угощение для фашистов состряпали: взрывчатку под рельсы подложили.
– Одних угощал, а другие подавились, – говорит Яков.
Хлопцы смеются.
Из палатки выходит Степан Ильич. Он держит в руке длинный белый листок. Смех моментально смолкает.
– Сюда, сюда, Степан Ильич!
– Вот местечко, пожалуйста!
– Эй, бойцы! Сводка пришла! Свод-ка!
У костра становится тесно, из землянок торопливо выходят бойцы. Степан Ильич усаживается на траву:
– Сейчас, сейчас, товарищи!
Упёршись ладонями в колени и глядя на Степана Ильича, партизаны насторожённо ждут. Слышно только глубокое, сдерживаемое дыхание людей.
– Сними, сними котелок! Булькает! – толкает Якова Илья.
Кто-то поспешно стаскивает с огня котелок; вода брызжет в огонь и шипит.
– Ну что вы, как дети малые! – расстроенно разводит руками старик. – В огонь воды наплескали – ничего не слышно…
– «…На Смоленском направлении, – медленно читает Степан Ильич, – двадцатишестидневные бои за город Ельня, под Смоленском, закончились разгромом дивизии „СС“, 15-й пехотной дивизии, 17-й мотодивизии, 10-й танковой дивизии, 137, 178, 292, 268-й пехотных дивизий противника. Остатки дивизий противника поспешно отходят в западном направлении. Наши войска заняли город Ельня…»
– Значит, бьёт наша армия его, подлюгу!
– Ещё как бьёт!
– И армия его бьёт, и мы бьём, а ему всё конца и края нет! Валит валом, да и всё!
– А ты что же, сразу думал его уничтожить?
У костра завязывается жаркая беседа. Степан Ильич, окружённый со всех сторон, не успевает отвечать на вопросы.
Около палатки командира прохаживается часовой. Он нетерпеливо окликает пробегающего хлопца:
– Неси листок сюда. Чуешь? Листок, говорю, неси!
В палатке просторно. Посередине – дубовый стол, крепко вбитый ножками в землю. Мирон Дмитриевич, стоя около стола, докладывает:
– …В настоящий момент на вооружении отряда имеется тридцать винтовок, семнадцать автоматов, два ручных пулемёта. Это, Николай Михайлович, пока всё, что у нас есть.
– Так, хорошо!
Николай Михайлович смотрит в свою записную книжку. Сухие, твёрдые губы его шевелятся, как бы что-то подсчитывая; над высоким лбом поднимается седой ёжик коротко подстриженных волос, глаза быстро и внимательно взглядывают на Мирона Дмитриевича.
– Сейчас ваше хозяйство значительно расширится благодаря соединению с макаровцами. Последняя операция на Жуковке даст вам возможность одеть своих людей, а то, знаете, некоторые выглядят у вас… как бы это выразиться… – Он с весёлой усмешкой смотрит на бывшего директора МТС.
– А что же я с ними сделаю, як нет возможности? Приказал бриться-мыться, чиститься – и всё тут! – разводит руками Мирон Дмитриевич.
