Читаем без скачивания По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла - Генри Мортон

Подросло поколение наследников, оно пошло по проторенному пути. Фабрика расползалась по всей улице — теперь это было солидное предприятие. И трудно было уже установить, с чего именно начинал их дед. Мало кто помнил скромную комнатку в домике на Голд-роу.

Колонии тоже вносили свою лепту в процесс обогащения фирмы. Повсюду — в Канаде, Южной Африке, Австралии и Новой Зеландии — женщины желали, чтобы тяжелые золотые кольца из Англии скрепляли их брак. И дедушкины внуки спешили им угодить!

Но затем откуда-то подул холодный ветер, наследники большого и славного дела сразу же ощутили его грозное дыхание. Скорее всего, просто начала меняться мода на ювелирные украшения, и перед Голд-роу замаячил призрак разорения. Некоторые паникеры предпочли сразу же сбыть с рук ставшее неприбыльным дело. Это показалось проще, нежели реорганизовывать производство в угоду переменчивым вкусам публики. Однако самые упорные не желали сдаваться и попытались выправить ситуацию, придав георгианский блеск своим традиционным изделиям — тем самым, что принесли им славу и богатство в викторианскую эпоху. Честь и хвала их настойчивости! Если вы на протяжении столетия с успехом производите одну и ту же продукцию, то требуется немалая храбрость, чтобы внести изменения в налаженное дело.

— Ну, это были всего лишь временные трудности! — скажете вы.

И ошибетесь. Ибо кризис, зацепивший отдельные отрасли «ремесла» (а именно так по старинке именуют ювелирный бизнес в Бирмингеме), не отступил, а, напротив, лишь усилил свою смертельную хватку: когда наступает война, золоту приходится отступать. Проворным пальцам ювелиров, привыкшим к тонкой, кропотливой работе, не находилось применения в военное время.

Вот так и получилось, что над некоторыми участками Голд-роу сегодня царит мертвенная тишина. Это безмолвие знаменует собой поражение. Мода выиграла решающую битву!

Фабрики, некогда зарождавшиеся в тесных гостиных маленьких домиков, сегодня либо пустуют, либо перекочевали в чужие руки. Свидетельством тому вывеска на красной кирпичной стене — «Джонс и Ко. Производство механических инструментов». Женщины всего мира — не сговариваясь, походя — сгубили дело, над которым с мрачной решимостью трудились три поколения бирмингемцев. Вот уж воистину, как говорят искушенные ланкаширцы: «Три поколения отделяют сабо от сабо».

Темными и холодными осенними вечерами, когда ноябрьский ветер тоскливо завывает в печных трубах, вы можете увидеть призрак дедушки, одиноко бредущий по Голд-роу. С грустью и удивлением взирает он на царящую вокруг разруху и все силится понять, как же так получилось, что дело всей его жизни вдруг кануло в небытие. И невдомек бедному дедушке, что бизнес его — такой, казалось бы, налаженный и перспективный — зиждился на зыбучих песках перемен.

Провинциальным английским городам свойственно особое очарование, которое надолго остается в памяти. Вулверхэмптон обладает им в полной мере.

Подобные городки всегда возбуждали мое любопытство. Они кажутся мне интересными и совсем не простыми местами. В отличие от крупных фабричных городов, которые, подобно грибам, выросли (и продолжают расти) по всему промышленному Ланкаширу, эти городки столетиями стояли на своих местах. Он вели трудовую жизнь задолго до того, как нагрянул Его Величество Уголь, а Джеймс Уатт поставил весь мир на колеса. В старину эти городки играли роль своеобразных торговых центров, где по субботам устраивались ярмарки для сельской округи. Так бы они и жили привычной, испокон заведенной жизнью, если бы не обнаружились рядом с ними залежи угля и железа. Волею судеб старинным английским городкам пришлось закатать рукава и стать частью Новой Англии. Вот эта длинная череда поколений — начиная от простодушного пастуха, оберегавшего свои стада от лютых волков, и кончая современным рабочим, который живет в тени заводских труб и трамваем добирается на работу, — и определяет яркую индивидуальность таких городов, как Вулверхэмптон. Они продолжают жить, несмотря на свою древность.

Их исторические хроники читаются, как увлекательный роман, ибо включают в себя бесконечную череду историй, приключившихся с бесчисленными мужчинами и женщинами. Это многовековая летопись борьбы, побед и поражений, но только не застоя и стагнации, ибо пока человек жив, ему свойственно прикладывать усилия и бороться. Именно его усилиями возникли фабрики и заводы по производству автомобилей, сейфов, замков, ключей и сотен других полезных вещей, которые потом грузятся в товарные составы и отправляются в различные уголки нашей планеты.

Счастливо избегнув гибели под колесами огромной Джаггернаутовой колесницы (которая здесь именуется омнибусом), я стоял на городской площади возле памятника принцу-консорту и любовался закатом, разгоравшимся над Теттенхоллом.

Раскинувшийся на холме Вулверхэмптон сохранил многие черты того сельского городка, каковым являлся в годы своей далекой молодости. Внешний вид и планировка его узеньких боковых улочек сложились еще в Средние века. И даже современное сознание, решительно отметающее все, что стоит на пути у прогресса, оказалось не в силах окончательно уничтожить средневековую прелесть этих затейливых, извилистых переулков.

Местные жители почитают Вулверхэмптон столицей Черной страны, которая на поверку оказывается не такой уж и черной, как ее обычно изображают. Его население неизмеримо выросло по сравнению с былыми днями за счет тысяч промышленных рабочих, чья ежедневная борьба с умными машинами составляет последнюю страницу многовекового эпоса древнего городка.

— Вы обязательно должны посетить Теттенхолл, — сказал мне один из местных старожилов. — Это наша краса и гордость!

Подобно бристольцам, влюбленным в свой Клифтон, жители Вулверхэмптона возносят горячие хвалы здешнему предместью с названием Теттенхолл. Я с ними абсолютно согласен: эти два местечка по праву могут претендовать на звание самых очаровательных пригородов крупных промышленных городов. (О себе скажу, что я бы скорее предпочел жить в Тоттенхолле, нежели в знаменитом Эджбастоне!)

Власти Вулверхэмптона сознательно сохраняют старозаветный облик этого предместья — они выкупили и отреставрировали многие сельские дома Тоттенхолла. Очевидно, горожанам приятно созерцать прямо у себя под боком кусочек английской деревни. Я осмотрел церковь Святого Михаила и Всех Ангелов (которой, между прочим, насчитывается около тысячи лет), а затем поднялся на утес, громоздившийся прямо над церковью. Оттуда открывался один из самых впечатляющих видов во всей Черной стране. К востоку лежит Кэннок-Чейз, а на юге вздымает свои дымовые трубы Вулверхэмптон — издалека он напоминает корабельную верфь, заполненную кораблями. К юго-западу раскинулись Седжли-Бикон, Пени и Уомберн, а на западном горизонте тянулась тонкая линия Кли-Хиллс.