Читаем без скачивания По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла - Генри Мортон

Величайшим сокровищем Вулверхэмптона является замечательная церковь Святого Петра с ее величественной башней, сложенной из красного песчаника. Я полагаю, что среди всех старинных английских церквей — по крайней мере, такого типа и размера — эта по праву может считаться одной из самых красивых. Здесь находится древняя каменная кафедра, которая датируется еще пятнадцатым столетием. В этой же церкви похоронен умерший в 1667 году знаменитый полковник Лейн — тот самый человек, который вместе со своей дочерью Джейн помог бежать Карлу II после поражения под Вустером.

На церковном кладбище Святого Петра я обнаружил предмет, который тоже можно было бы отнести к символам Черной страны. Он представлял собой высокую каменную колонну — почерневшую от заводской копоти и настолько изношенную, что на ее поверхности едва угадывалась сложная резьба. Местные жители называют ее Датской колонной, хотя, на мой взгляд, она скорее относится к норманнскому периоду.

Вы спросите, в чем же я углядел ее символичность? Отвечу: вещи, подобные этой колонне, важны, поскольку доказывают, что Бирмингем вместе со своими окрестностями не уступит по древности происхождения Винчестеру. Не стоит забывать, что крупные промышленные центры Черной страны построены на месте древних английских городов. Попробуйте заглянуть в одну из маленьких церквушек, со всех сторон окруженную фабричными трубами и горнодобывающими предприятиями. Постойте у алтаря, прислушиваясь к неумолчному реву заводских печей и тарахтению парового молота. А затем вспомните, что здесь — среди шума и грохота промышленного города — укрыта частичка памяти об Англии времен короля Альфреда и нашествия данов…

Считается, что Вулверхэмптон был основан саксонским королем Вулфером тысячу триста лет назад. Само название города переводится как «верхний город Вулфера». Я не знаю, каков был тот король и к чему стремился. Надо думать, он выбрал этот холм — тот самый, на котором теперь стоит принц-консорт — из практических соображений: с высоты легче следить за передвижением врагов. Не приходится также сомневаться, что руки древнего короля одинаково уверенно сжимали как рукоять боевого меча, так и кубок с добрым вином. И вот, пока я стоял на вершине холма и разглядывал высокие трубы Вулферова города, четко выделявшиеся на фоне закатного неба, мне в голову уже не в первый раз пришла крамольная мысль: а что бы сказал древний основатель Вулверхэмптона, доведись ему восстать из могилы и спустя столетия узреть свое детище?

Я гадал, понравилось бы ему это зрелище? Возможно, старому королю захотелось бы жить в Теттенхолле и владеть заводами, на которых производятся сейфы, замки, ключи и болты? Или же, что скорее, он окинул бы взглядом изменившиеся окрестности и запросился обратно в гробницу?

За третьей поляной Сэндвеллского парка, которую облюбовал для себя местный гольф-клуб Вест-Бромвича, в небольшой низинке на краю соснового леса стоит удивительное здание — настоящий призрак былых времен.

Оно называется Сэндвелл-холл и является наследственным имением графов Дартмура. Вот уже семьдесят три года как здание пустует. Последний представитель династии, который здесь проживал — «Милорд Билли», как любовно называли его местные жители. Он умер в 1853 году и успел еще увидеть, как заводские трубы вплотную подобрались к его охотничьим угодьям.

Правда, угольных шахт, которые нынче обезобразили эту прекрасную землю, тогда еще не появилось. Но уже было ясно, что промышленная революция не обойдет стороной величественные строения Старой Англии. Этот особняк неподалеку от Вулверхэмптона графское семейство приобрело в незапамятные времена, и с тех пор все представители древнего рода проживали именно здесь. Увы, все изменилось семьдесят три года назад, и с тех пор огромное здание пялится двумястами пятьюдесятью окнами на дорогу — словно бы в ожидании очередного законного владельца. Сегодня его меланхоличному бдению пришел конец: уже объявлено, что Сэндвелл-холл подлежит сносу.

Дождливым днем я пробрался через кочковатую долину и приблизился к старинному зданию. Приметы времени не заставили себя искать: слева от конюшен на небольшом расстоянии высилась фабричная труба, а через поле — там, где раньше проходила подъездная дорожка для экипажей — тянулась безобразная шеренга грузовиков с углем. Перед зданием сохранились остатки парка, который в прошлом служил оленьим заповедником для графов Дартмур. Я смотрел на старый заброшенный дом — с его опустевшими конюшнями и запыленными окнами, с его погасшими печными трубами и массивными часами, стрелки которых остановились на половине двенадцатого, — и казалось, будто здесь, на опушке промокшего леса, мне повстречался бедный, неприкаянный призрак…

Уверен, что даже беспечные игроки в гольф — если им случается послать мяч в гущу вечнозеленых кустов, вплотную подступающих к Сэндвелл-холлу — медлят в нерешительности, робея перед зловещим величием этого здания.

Колючие кусты изрядно разрослись, образовав вокруг него нечто вроде защитной баррикады, и мне пришлось изрядно повозиться, пока я пробился к особняку. Наконец я выбрался на полянку — как раз напротив парадного входа. Его обрамляли классические колонны, поддерживавшие мраморный портик. Через застекленную дверь виднелся просторный главный холл…

Вокруг не было ни души. Единственным звуком, нарушавшим послеполуденную тишину, служил шум дождя, барабанившего по каменным плитам, на которых в былые времена собирались веселые, нарядные охотники со своими поджарыми борзыми.

В этот час, когда влажный туман окутывал окрестные леса и, курясь, подбирался к моим ногам, я чувствовал, как подпадаю под мрачное очарование пустынного дома. Мне все казалось, что он не умер, а чутко дремлет под вековым грузом воспоминаний. Я бы не удивился, если б в одном из окон появилось бледное лицо, обращенное к заброшенному парку, где некогда бродили благородные олени. Нерешительно приблизился я к дверям и постучался в напрасной надежде, что вот сейчас в глубине здания послышатся шаги, и ливрейный лакей отворит мне дверь.

Напрасные ожидания! Дом был пуст — как пустовал уже долгие семьдесят три года. Крадучись, шел я по комнатам и везде наблюдал одно и то же — разруху и запустение, над которыми маячили призраки былого величия.

Я заглянул на заброшенные конюшни: пустые стойла, лужицы дождевой воды на полу… А ведь когда-то это здание было наполнено ржанием благородных скакунов и голосами людей, которые за ними ухаживали. Мне казалось, что я еще улавливаю в воздухе едкий запах жира, которым смазывали кожаную упряжь…