Читаем без скачивания Последний час надежды - Константин Бояндин

«Не торопись», — она улыбнулась.

Ники говорила… что нити, из которых всё сплетается, и между которыми могут перемещаться те, кто видят… что-то про затухание. Не помню точно. Всё, что случилось, чем дальше по нити, тем слабее заметно. Так… Думай, голова, думай!

Ники говорила… каждое действие, которое мы производим, порождает новые нити. Часто они настолько мало отличаются от остальных, что сливаются с ними, и полотно не растёт бесконечно вширь, никто не знает точно почему — закон природы?

Тогда что бы мы ни сделали сейчас… в будущем это может создать новые нити, а может не создать, они могут слиться с другими… и чем дальше будущее, тем труднее оценить, что именно случится — пока не достигнешь будущего.

«Правильно, Брюс».

Но что будет, если Ники просто достигнет точки того самого будущего и посмотрит, что там? Можно ведь в любой момент вернуться и внести изменения?

«Как только мы доберёмся до того будущего, придут проверять, как я справилась с заданием, Брюс. И я не смогу вернуться, никто из нас не сможет».

Я всё равно не понимал. Если то будущее, по словам Ники, уже существует в каком-то виде… неужели нельзя заглянуть? Что бы мы ни сделали… ведь это уже можно увидеть?

«Брюс, пока ты выбираешь, нет определённости. Как только ты выберешь, будущее можно будет увидеть».

Я всё равно не понимал. Хоть убейте! Наверное, я слишком тупой для всех этих вещей, они не укладывались в голове.

Ники уселась, перестала улыбаться.

— Ты не тупой. Смотри. Брюс, что будет с этим стаканом?

Она указала на стакан с водой на краю стола. Ночью, когда я просыпался, страшно хотелось пить.

Я попробовал заглянуть в будущее… если так можно выразиться. Я мог делать это одним способом… что-то сделать самому, а потом вернуться в предыдущую точку и посмотреть варианты.

Я не мог сказать, что с ним будет. Иногда стакан разбивался — Ники швыряла его в угол, иногда нет. Нет определённости.

— Правильно, Брюс. Если я попрошу тебя разбить стакан, ты его разобьёшь?

— Да, — до меня начало доходить. Как только мы оба решили судьбу стакана… его будущее практически неизменно, в этой нити и во всех тех, которые пойдут от неё в будущее. Если только Ники не вернётся чуть раньше и не попросит меня его не разбивать.

Голова ныла. От умственных усилий, наверное. Привыкать к тому, что время — вовсе не то, что я привык думать, очень трудно.

— Ты привыкнешь, — она сжала моё плечо. — Я тоже долго привыкала, Брюс, очень трудно отказываться от привычек тени.

— Ники…

— Разве я хоть немного оскорбила обычных людей?

Всё равно мне не нравилось это слово.

— Брюс, — она потянула меня за плечо, я посмотрел в её глаза. — Знаешь, почему мы можем то, что можем? Потому что есть тени. Пока они есть, пока их много — мы можем так много. Можем менять почти что угодно.

Так… до меня начало доходить ещё кое-что. Ники упоминала «тюремные» реальности. Говорила, что её могут сослать туда, откуда не возвращаются.

Она кивнула.

— Там нет теней. Почти что. Там почти ничего не удаётся менять, Брюс. Я была в таком месте. Всем его показывают, отправляют туда на неделю. Знаешь, потом очень не хочется попадать туда по-настоящему.

— И… сколько там заключённых?

— По одному на реальность.

— Одиночка? И много там места?

Она взмахнула руками.

— Весь мир, Брюс. И ты в нём один. И ни одной точки возврата, ты сам за себя. И тебе добавляют сутки заключения за каждую «фиксацию».

Я представил… мне стало зябко. Я почти ничего ещё не умею как видящий… но я уже ощутил, как это — не использовать свои умения, потому что тогда заключение никогда не кончится.

У меня возникали новые вопросы. Что же это такое, государство «видящих», если о таком вообще можно говорить. Как они живут? Чего добиваются?

Она привлекла меня к себе.

— Ты узнаешь в своё время, Брюс. Обещаю.

Я кивнул.

— Идём, — она встала, протянула руку за халатом. — Пора завтракать. Что ты хотел бы на завтрак?

Странно. Она не «заказывает»… почему?

Она подмигнула.

— Нужно хотя бы иногда делать всё самой. Так что ты хочешь?

Трое, поместье «Жасмин», 13 июля 2010 года, 7:50

Столовая была небольшой. Мне так показалось, после «Жасмина» в «Мажестик». Вообще начинало казаться, что именно здешняя Ники так полюбила жасмин по всех его проявлениях — куда ни ткнёшься в поместье, везде и всегда жасмин. Название, запахи, сами цветы, картины, где он изображён…

Она действительно очень хотела увидеть то, что видела в детстве. Может, и в Стоунхендж ездила за тем же.

Я сам догадался, что не только в Стоунхендж. И… она предлагала мне зайти в кафе, по ту сторону Мон-де-Вельер. Нужно сходить. Если будет время.

Последнюю фразу я произнёс в уме машинально. Теперь у меня… у всех нас сколько угодно времени. И одновременно нет его — мы всё равно дойдём до точки равноденствия, никто не может вечно возвращаться в одну и ту же точку, и пытаться прожить ещё немного, и снова вернуться…

Там, где есть Инвариант, он придёт и исправит то, что попытается создать такой вот нелюбитель будущего. А там, где его нет?

Мы сидели втроём и повар, он же дворецкий, Шарль де Сант-Ферран, поражал наше воображение. Я попросил яичницу с ветчиной, мы всегда завтракали ей, когда отец был жив — это я помнил. Что, казалось бы, можно особого сделать со стол простым блюдом? Но и внешний вид, и специи, и сопровождавший блюдо бокал вина, и хлебцы… получилось произведение искусства, для всех органов чувств — звуки тоже несли в себе смысл, о котором потом трудно было вспомнить.

Я почти не смотрел на лица Софии и Доминик, но и их, несомненно, сумел приятно удивить мсье де Сант-Ферран.

Мсье де Сант-Ферран и горничная, Анна, быстро убрали со стола — передо мной красовалась чашечка крепкого кофе. Перед Доминик — просто стакан воды. Перед Софией — чашка с чаем. И ничего более.

— Послезавтра приезжают мои родители, — Доминик встретилась взглядом с каждым из нас. — Они захотят, чтобы мы побывали в поместье Сант-Альбан. Двадцатого июля мы продолжим тренировки.

София усмехнулась, едва заметно.

— Я не могу каждый раз говорить «её родители», — Ники смотрела в глаза Софии и сейчас, в данный момент, пистолет или кинжал в её руке выглядели бы очень естественно. — Мы с ней одно целое, Софи.

София подняла взгляд. Я почувствовал… едва почувствовал, не более того. София уже хорошо владела «мысленной речью», и сейчас явно сказала что-то, что должна была услышать только Доминик.