Читаем без скачивания Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Он хлопнул в ладони, вошли исполинского роста мавры вывели Иисуса из дворца.

Иуда тревожно ожидал у ворот Башни. В последнее время какой-то тайный червь точил Учителя, отчего лицо его каждый день становилось хмурым и грозным, а слова – все более скорбными и пугающими. Часто он поднимался на Голгофу – холм, возвышавшийся за Иерусалимом, где римляне распинали бунтарей, – и целые часы кряду проводил там в одиночестве. И чем явственнее становилось, что священники и первосвященники затаили злобу и готовят ему западню, тем яростнее нападал он на них, прозывая ядовитыми змеями, лжецами, лицемерами, которые якобы боятся проглотить муху, но заглатывают целого верблюда. Ежедневно целые дни напролет простаивал он у Храма, изрекая грозные слова, словно накликая на себя смерть. А третьего дня на вопрос Иуды, когда же он сбросит овечью шкуру, чтобы лев явился во всей полноте славы своей, Иисус только покачал головой. Никогда еще не приходилось Иуде видеть более горькой улыбки на устах человеческих. С того дня Иуда ни на миг не отлучался от него, а когда тот восходил на Голгофу, он тайком следовал за ним, чтобы какой-нибудь затаившийся недруг не поднял руки на Иисуса.

И вот Иуда расхаживал взад-вперед по дороге у проклятой Башни, исподлобья поглядывая на закованных в броню, неподвижных, с тупыми крестьянскими лицами римских стражников, за спинами которых реяло на высоком древке нечестивое знамя с орлами.

«Что нужно от него Пилату? – спрашивал он сам себя. – Зачем он вызвал его?»

Иерусалимские зилоты сообщили ему, что Анна и Каиафа то и дело наведывались в Башню, обвиняя Иисуса в том, что он хочет поднять бунт, изгнать римлян и сделаться царем, но Пилат не слушал их. «Это юродивый, и в дела римлян он не вмешивается, – отвечал Пилат. – Как-то раз я намеренно подослал к нему людей спросить: «Желает ли Бог Израиля, чтобы мы платили подати римлянам? Что ты думаешь по этому поводу?» И тот вполне справедливо, вполне разумно ответил: «Отдайте кесарю кесарево и Богу Божье!» Это не юродивый, но боговдохновленный! – смеялся Пилат. – Если он оскорбляет вашу религию, покарайте его – я умываю руки, – но Рима он не трогает». С этими словами Пилат прогонял их, но – кто знает? – может быть, теперь он изменил мнение.

Иуда остановился и прислонился к стене стоявшего напротив строения, то сжимая кулаки, то разжимая их: он был взволнован.

Вдруг он встрепенулся. Послышались звуки труб, и толпа расступилась в стороны. Четверо левитов принесли украшенные золотом носилки и бережно опустили их у ворот Башни. Шелковые занавески раздвинулись, и из носилок медленно вылез тучный, с пышными телесами, с мешками под глазами, в желтой шелковой тунике Каиафа. В это же мгновение створчатые ворота раскрылись, и оттуда вышел Иисус. У входа они столкнулись лицом к лицу: Иисус, босой, в покрытой заплатами белой одежде, остановился и устремил на первосвященника пристальный, немигающий взор, а тот поднял тяжелые веки, узнал Иисуса, быстро пробежал по нему взглядом с ног до головы, и его козлиные губы дрогнули:

– Чего тебе здесь нужно, смутьян?

Но Иисус неподвижно стоял, смотря на Каиафу своими большими, строгими и скорбными глазами.

– Я не боюсь тебя, первосвященник Сатаны, – ответил он.

– Отшвырните его прочь! – крикнул Каиафа четырем носильщикам и, обрюзглый, кривоногий, прошел во двор.

Четыре левита бросились было к Иисусу, но тут Иуда рванулся вперед и рявкнул:

– Руки прочь!

Он раздвинул левитов в стороны, взял Иисуса за руку и сказал:

– Пошли.

Иуда шел впереди, прокладывая Иисусу путь через скопление верблюдов, людей и овец. Они миновали крепостные ворота, спустились в Долину Кедров, поднялись по противоположному склону и вышли на дорогу, ведущую в Вифанию.

– Чего он хотел от тебя? – спросил Иуда, встревоженно стиснув руку Учителя.

– Нынешним вечером я открою тебе страшную тайну, Иуда, – после продолжительного молчания ответил Иисус.

Иуда наклонил рыжую голову и ожидал, приоткрыв рот.

– Ты самый сильный из всех товарищей. Думаю, ты однин сможешь выдержать ее тяжесть, другим я ничего не сказал и ничего не скажу, это им не но плечу.

Иуда покраснел от удовольствия.

– Благодарю за доверие, Учитель, – сказал он. – Говори. Будь спокоен, я не подведу.

– Иуда, ты знаешь, почему я оставил мою любимую Галилею и пришел в Иерусалим?

– Да, – ответил Иуда. – Потому что то, что должно свершиться, свершится здесь.

– Да, отсюда возгорится пламя Господне. Я уже не могу спать. Срываюсь в полночь и смотрю на небеса – не разверзлись ли они? Не низвергаются ли с них языки пламени? С наступлением дня я спешил в Храм, говорил, грозил, указывал на небо, приказывал, просил, заклинал, чтобы спустилось пламя. Голос мой умолкал, а небеса вверху надо мной по-прежнему оставались сомкнутыми, глухими и спокойными. И вдруг однажды…

Голос его прервался. Иуда склонил голову, чтобы лучше слышать, но смог разобрать только сдавленное дыхание Иисуса да стук его зубов.

– Однажды? Однажды? – спрашивал Иуда, затаив дыхание.

Иисус глубоко вздохнул и сказал:

– Однажды, когда я в одиночестве лежал на вершине Голгофы, пророк Исайя возник в мыслях моих. Нет, не в мыслях: я явственно видел его перед собой на камнях Голгофы, и в руках у него была искусно выделанная шкура козла, со всеми четырьмя ногами, головой, рогами, увешанная амулетами, – точь-в-точь черный козел, которого я видел в пустыне, – а на шкуре были начертаны письмена. «Читай!» – велел Исайя и поднял козла вверх прямо передо мной. Едва я услышал голос, пророк и козел исчезли, и в воздухе остались только черные письмена с красными заглавными знаками.

Иисус устремил взгляд к свету, побледнел, стиснул руку Иуды, впился в нее.

– Вот они! – испуганно прошептал он. – Заполнили воздух.

– Читай! – сказал Иуда, тоже содрогаясь от страха. Хриплым, прерывающимся голосом Иисус стал разбирать слог за слогом, словно письмена были живыми зверями, на которых он охотился, а те не давались ему. Он читал по слогам, вытирая пот с лица:

– «На него взвалили проступки наши, прегрешения наши изранили его, а он, скорбящий и горестный, даже рта не раскрыл. Покинутый, презираемый всеми, брел он, не оказывая никакого сопротивления, вперед, словно агнец, которого ведут к мяснику на заклание».

Иисус умолк. Он был бледен, как полотно.

– Не понимаю, – сказал Иуда, разгребая носком камни. – Не понимаю. Кто есть агнец, которого ведут на заклание? Кто должен умереть?

– Иуда, брат мой Иуда, это я, – медленно ответил Иисус.

– Ты? Ты? – Иуда отпрянул. – Разве не ты – Мессия?

– Я.

– Не понимаю! – воскликнул Иуда и пнул камни так, что разбил в кровь пальцы на ногах.

– Не кричи, Иуда: ради спасения мира я должен добровольно принять смерть. Я тоже не понимал этого, хотя Бог и посылал мне знамения: то видения в воздухе, то сны, то дохлого козла в пустыне, принявшего на шею свою все грехи человеческие. А один призрак, словно пес, неотступно следует за мной с того дня, как покинул я материнский дом, иногда забегая вперед и указывая мне путь. Какой путь? На крест.

Иисус медленно огляделся вокруг. Позади возвышался горой белых черепов Иерусалим, а впереди – камни, несколько сребролистых маслин да черные кедры. Кроваво-красное солнце шло на закат.

Иуда рвал волосы из бороды и бросал их на землю. Иначе представлял он себе приход этого Мессии: явится с мечом в руке, бросит клич, и в долине Иосафата воспрянут из могил все поколения почивших евреев, соединятся с живыми, вместе с евреями воскреснут их кони и верблюды, и все они, пешие и конные, ринутся резать римлян, а Мессия воссядет на престоле Давидовом и подушкой для ног его будет Вселенная. Таким был Мессия, которого ожидал Иуда Искариот, и вот на тебе!

Он исподлобья глянул на Иисуса, закусил губу, чтобы резкое слово не вырвалось из уст, и снова принялся ворошить камни пятками. Иисус посмотрел на Иуду и пожалел его.

– Наберись мужества, брат мой Иуда, – сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал поласковее. – Мне оно тоже нужно. Иначе нельзя, таков путь.

– А потом? – спросил Иуда, устремив взгляд в камни. – Что будет потом?

– Я вернусь в полной славе моей судить живых и мертвых.

– Когда?

– Многие из нынешнего поколения не умрут, не увидев меня.

– Пошли! – сказал Иуда и быстро пошел вперед.

Иисус, тяжело дыша, шел за Иудой, стараясь не отставать от него. Солнце уже изготовилось низринуться на Иудейские горы. Издали, со стороны Мертвого моря, послышалось завывание первых Проснувшихся шакалов.

Иуда с глухим рычанием стал спускаться вниз. Внутри него происходило землетрясение, все рушилось. Он не верил в смерть, которая представлялась ему худшим из путей, а воскресший Лазарь вызывал у него тошноту: из всех мертвецов он казался Иуде самым мертвым, самым мерзостным. А сам Мессия? Как он сам выйдет из схватки со Смертью! Нет, нет, в смерть Иуда не верил!