Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

— Ну, ежели тебе не даст, — засмеялась баба, — то мне даст, он мне сам принесет… С ним и погуляем.

— Вишь ведь ты какая, — укоризненно сказал Сазон. — Все ты хочешь с выгодой… Ты б меня без спирта приняла.

— Расчету нет никакого, — смеялась баба и, зачерпнув из колодца воды, ушла.

…Уже третьи сутки кавалерийская бригада, расквартировавшись по куреням, стояла на отдыхе в хуторе Кривом.

Четвертой кавалерийской дивизии все это время пришлось вести кровопролитные, ожесточенные битвы с белогвардейцами. Благодаря энергичным действиям красной кавалерии под Царицыном в начале февраля X армия было начала наступление по всему фронту. Белые торопливо стали отходить к реке Сал, а затем и к реке Маныч.

Не слезая с коней, конники-буденновцы громили тылы противника. Особенно удачен был бой под станицей Ляпичев с седьмым Донским корпусом белых под командованием генерала Толкушкина. Этот корпус буденновцами был наголову разбит.

А за месяц с небольшим, с того момента, как была сформирована четвертая кавдивизия, она в битвах и сражениях с белогвардейцами прошла до пятисот пятидесяти верст, оголила вражеский фронт на протяжении ста пятидесяти верст, разгромила двадцать три белогвардейских полка, из числа которых четыре пехотных были полностью взяты в плен.

Эта небольшая группа кавалеристов в три тысячи человек, спаянная нерушимой дружбой и железной товарищеской дисциплиной, под командованием опытного солдата Буденного, делала чудеса…

И вот теперь конники-буденновцы, отдыхали, готовясь к новым походам, к новым битвам…

Посмеявшись с кавалеристами, бабы и девушки, набрав воды, разошлись. Кавалеристы же, напоив лошадей, окружили Сазона. Сазон служил ординарцем у комиссара Ермакова, поэтому знал все новости.

— Ну что, Сазон, нового? — стали они его допрашивать. — Рассказывай.

Сазон важно отдувал щеки.

— Есть, конечно, новостишки, — сказал он интригующе. — Только поперву надобно закурить… У кого, братцы, есть добрый горлодер?

К Сазону услужливо протянулось сразу несколько кисетов. Сазон выбрал наиболее привлекательный, бархатный, с цветистой расшивкой, и закурил.

— Благодарю покорно, — сказал он, возвращая кисет хозяину.

— Ну, так что новенького? — спросил кавалерист, пряча кисет в карман. — Расскажи, будь другом.

— Баба родила голенького, — хихикнул Сазон. — Меня в кумовья звала.

— Ну да и дурило же ты, Сазон, огородное, — сердито сказал усатый кавалерист. — У тебя дело спрашивают, потому как ты у комиссара ординарцем служишь. Небось, слышишь, о чем начальство-то ведет разговоры…

— Ну, ясное дело, — уверенно ответил Сазон, — слышу и знаю все… Потому, когда разговор между комбригом и военкомом заходит, то дело чуть не до драки доходит. Спорят дюже, кулаками машут, меня кличут: «Товарищ, мол, Меркулов, иди, говорят, ради бога, рассуди нас, а то могем подраться». Ну и поневоле приходится знать все, о чем они речь-то ведут…

— Брехун, — презрительно бросил кто-то из кавалеристов.

— А чего ж мне брехать-то? — удивился Сазон. — Ни одного важного дела без меня не решают… Меня сам командующий армией, товарищ Ворошилов, скоро заберет к себе в штаб советником… Говорит, никак не могу обойтись без Сазона Меркулова… Башковитый, мол, человек…

Посмеиваясь над болтовней Сазона, конники повели лошадей по своим квартирам. Вскочив на жеребца, Сазон поскакал к хате, в которой он квартировал вместе с военкомом бригады Прохором Ермаковым.

Поставив лошадей в сарай и задав им корму, Сазон вошел в хату. На столе, пуская струи пара, пел самовар. На сковороде жарилось мясо. Пожилая хозяйка возилась у печки. Хозяин, лысый старик с сивой лопатообразной бородой, молился в горнице.

— Ты где пропадал? — спросил Прохор у Сазона, моя руки у лохани. Сестра Надя поливала ему на руки из корца.

За эти полгода, как она ушла из дому, девушка заметно повзрослела. Ее розоватое, всегда такое нежное лицо сейчас несколько огрубело, обветрилось. В глазах появилась печаль. Сколько ей, бедной, пришлось за это время видеть смертей, обезображенных трупов, сколько ей пришлось перевязать раненых!

— Лошадей поил, — отозвался Сазон. — Корму дал…

— Садись, Сазон, за стол, будем завтракать.

XXII

В начале февраля 1919 года в столице донского казачества Новочеркасске в торжественной обстановке открылась сессия Большого войскового круга.

В огромном зале атаманского дворца перед представителями округов с отчетным докладом о деятельности «правительства» донского государства выступал глава этого правительства атаман Краснов.

Деятельность эта была не блестяща, а поэтому в голосе Краснова чувствовалось уныние.

— Господа высокие представители земли донской, — сказал он, — с тяжелым чувством я должен сообщить вам — да вы и сами, как люди, стоящие у власти, отлично понимаете, — что переживаемый нами момент самый тяжелый. Мы в титанической борьбе, которую ведем с большевиками, чувствуем себя почти одинокими, и для того, чтобы выйти победителями, нужно огромнейшее напряжение всех сил и умов. Помимо того, что наши союзники, по независящим от них причинам, не смогли оказать помощи, которую мы так ждали, есть и еще другие причины для тревоги. Я, господа, совершенно далек от пессимизма, но создавшиеся для них условия, — и, надо полагать, мы на пути к еще более худшим, — невольно, даже помимо желания, вынуждают сказать старую римскую пословицу: «Я сделал все, что мог — пусть делает больше, кто может…»

Краснов вздохнул, отпил из стакана воды и продолжал.

— Я не буду пока останавливаться подробно на всей нашей работе, но кто будет входить в оценку, должен, безусловно, учитывать условия политического и экономического положения не только России, а и всей Европы при начале борьбы и в настоящий момент. Я, господа, перейду к изложению основных причин, служащих нам грозным предвестником, предотвращение которых требует самой упорной, самой дружной и самой плодотворной общей работы…

Обрисовав международное положение в мрачных красках, атаман стал рассказывать о положении в Донской области.

— Далее, господа, — продолжал Краснов, — я перейду к описанию внутреннего состояния края, особенно нашей армии.

Господа, у меня болит душа, когда я говорю о состоянии армии. За последнее время я получил донесение, что во многих частях чувствуется брожение. Такие известия сжимают мое сердце до боли, но, скрепя его, я весь разум направляю на устранение этого печального факта.

Я вам скажу, господа, что за последние две недели в Новочеркасске, Ростове, Таганроге и других городах и станицах задержано около четырехсот офицеров-дезертиров… Это ли не признаки катастрофы, это ли не ведет к развалу армии?

Вероятно, вы знаете, господа, что в Ростове и Таганроге и даже здесь, в Новочеркасске, появились прокламации с призывом к восстанию и свержению власти. Такие прокламации выпускают подпольные большевики…

Я, господа, верю, что дружной, разумной и плодотворной работой мы найдем с божьей помощью выход и что мы будем свидетелями процветания и благоденствия горячо любимого Дона…

Жидко прозвучали рукоплескания, когда кончил речь донской атаман.

Краснов оглядел сидевших делегатов, членов круга и понял, что все они настроены против него враждебно. Они его не поддержат.

«Да, — вздохнул он. — Репутация моя подорвана».

Он с растерянным видом сел на свое место. Вдруг в зале члены круга восторженно закричали, захлопали в ладоши. Краснов с недоумением оглянулся. На подмостки трибуны, на которых только что стоял он, Краснов, отчитываясь перед кругом, взошел молодцеватый генерал Эльснер.

— Прошу внимания, господа представители земли донской, — объявил председатель круга Харламов. — Вас пришел приветствовать посланник генерала Деникина — генерал Эльснер.

На следующий день на вечернем заседании сессии был поставлен вопрос об отставке Краснова. За отставку проголосовало сто пятьдесят человек, против — восемьдесят.

Краснов навсегда покинул атаманский дворец.

Войсковым атаманом был избран генерал Африкан Петрович Богаевский, родной брат «донского бояна», соратника Каледина, погибшего Митрофана Петровича Богаевского.

Участник Ледового похода, во время которого он командовал бригадой, Африкан Богаевский слепо подчинялся Деникину. Поэтому, когда его избрали атаманом, он растерялся. С волнением Богаевский дожидался приезда генерала Деникина и, когда тот прибыл в Новочеркасск, сейчас же явился к нему и спросил, можно ли принять должность атамана.

— Африкан Петрович, — воскликнул Деникин, — только вы и должны быть атаманом.

В своем приказе по всевеликому войску Донскому при вступлении на должность атамана Богаевский так и записал: