Читаем без скачивания Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернемся к Людвигу Клагесу. У него есть небольшая, но яркая работа под названием «Почему, поднимая покрывало Изиды, находят погибель?»[53] В основе лежит знаменитая баллада Ф. Шиллера «Саисское изваяние под покровом». Сюжет ее таков: юноша, влекомый страстью к познанию, отправляется в Египет, в Саис, чтобы у египетских жрецов узнать истину. В храме он видит странное изваяние под покрывалом. Он хочет узнать, «что под покровом этим?» Ему отвечают: «Истина. Но боги запрещают поднять покров, пока они сами его не поднимут». – «А что будет, если я подниму покров?» – «Узришь истину. Но боги запретили его поднимать!» Тогда юноша, мучаясь от того, что истина близка, хотя и запретна, ночью проникает в храм и поднимает покрывало Изиды…
И громко крикнул он: «Хочу увидеть!» —
«Видеть!» —
С насмешкой гулко повторило эхо.
Так он воскликнул и сорвал покров.
«И что ж, – вы спросите, – ему открылось?»
Не знаю. Только полумертвым, бледным
Он утром найден был у ног Изиды.
О том, что видел он и что узнал,
Он не поведал никому. Навеки
Он разучился радоваться жизни;
Терзаемый какой-то тайной мукой,
Сошел он скоро в раннюю могилу…
Вот как интерпретирует Клагес эту историю. Почему, спрашивает он, юноша рвался поднять покрывало? Из жажды познания, проще говоря, из любопытства, поскольку между стремлением познавать и любопытством существенной разницы нет: как одно, так и другое происходит из беспокойства разума, каковой беспокоит все, чем он пока еще не обладает. Стремление к познанию есть стремление к присвоению, хотя бы даже духовному. То же, чем овладевает разум, неизбежно разрушается, теряя чары таинственности, хотя по сути как раз и являет собой тайну. То есть познание есть всегда разрушение того, что познается. Жажда духовного овладения – кощунство против жизни, жизнь мстит за это и будет мстить, пока в ходе рационалистической демистификации жизни выродившееся человечество наконец сгинет вообще. (У Клагеса стоит слово «демистификация», думаю, вместо него можно смело ставить «расколдовывание».)
Теперь второй вопрос: что же увидел юноша? Он узрел истину. Какова она – истина? Шиллер обладал достаточным вкусом, чтобы не пытаться хотя бы в двух-трех штрихах нарисовать картину увиденного, да и это вряд ли было возможно и вряд ли оказалось бы достаточно убедительным. Так или иначе в балладе говорится лишь о смысле увиденного юношей. Клагес поясняет: если проследить историю мысли, в особенности научной, во все времена или продумать до конца какую-нибудь одну проблему в научном изложении (например, что такое материя, сила, окружающий мир, душа и т. д.), вы неизбежно придете к абсолютному ничто. Юноша, одним скачком достигший цели, которой только и может достичь ум, увидел вечную смерть – пожирающее мир и пространство ничто!
Только это богиня и может показать человеку. Ум как таковой – вне жизни; для него «ничто» – просто понятие, такое же, как и «все». Только будучи отраженным жизнью, ничто являет себя, а именно как бесцельность, бессмысленность, бесплодность, разрушение и вечная ничтожность во всех отношениях. Даже сама жизнь предстает в облике не имеющего ни начала, ни конца самоуничтожения. Вот истина совершенствующегося, то есть отчаявшегося разума, выраженная мною, говорит Клагес, правда, лишь в беглом и скудном наброске. Именно эту истину в виде некого ужасного символа открыла взору юноши из Саиса кощунственно оскорбленная жизнь. Он увидел вечную смерть, вечную бессмысленность, вечное «ничто»! Как и он, то же самое найдет, в конце концов, всякий, кто избрал себе в наставники любопытство разума.
Ясно, какое значение может иметь этот изображенный Клагесом образ познания для понимания жизни и творчества Макса Вебера. Впрочем, он, Клагес, сам прояснил это в высказывании, сделанном совсем по другому поводу гораздо позже, чем этот очерк о юноше в Саисе, и процитированном Мартином Грином: «Если Вы делаете разум вашим господином, взгляд на ничто уничтожит вас, как уничтожил Макса Вебера» (MG, 77). То есть Вебера погубила надменность познающего разума и открывшееся ему ничто. Или иначе: его убил рационализм.
Еще один отклик на уход Макса Вебера, который обязательно нужно отметить. Это не одна-единственная фраза Клагеса о Вебере, за которой, правда, скрывается целое особое видение познания, мира и его будущего. Это отклик Карла Ясперса. Ясперс – совсем другой человек, он – близкий друг Вебера, перед которым преклонялся и которого склонен был считать своим жизненным идеалом. Первой попыткой подвести нечто вроде итога жизни Вебера стала речь Ясперса перед студентами Гейдельбергского университета на траурном заседании 17 июля 1920 г. В этой речи два главных пункта. Первый – фрагментарность Вебера. Прежде всего фрагментарный характер его наследия: «Мы видим множество отдельных работ. Но все это, в сущности, фрагменты. Случалось, что некоторые из его работ заканчивались замечанием: дальнейшая статья следует. Но они так и оставались последними по данной проблеме. Труды, казавшиеся доведенными до конца, указывали на то, что выходило за их пределы, требовали дальнейшей работы, и ни один из них не был полностью завершен. У него почти нет книг, кроме ранней работы по аграрной истории Рима, брошюры о бирже и нескольких выступлений последних лет в виде отдельных оттисков – больше ничего. Все остальное находится в журналах, архивах, газетах» (МВИ, 553).
Фрагментарность наследия отражает, считает Ясперс, фрагментарный характер самого восприятия, мышления и действия Вебера. «Он был готов действовать всегда, когда требовалось его участие. Всю свою энергию он вкладывал в задачи дня – то в судебный процесс, то в исполнение завещания, то в управление лазаретом в первые годы войны. В политическую жизнь он вмешивался, если считал, что может оказать помощь нации. Однако, что бы он ни делал, все это оставалось рядом отдельных поступков, которые в сравнении с его величием как человека и с тем, что способны совершать преобразователи мира, может показаться чем-то незначительным или вообще ничем. Можно ли при этом фрагментарном характере деятельности Макса Вебера воспринимать его как духовную вершину эпохи? Лишь в том
