Читаем без скачивания Кот баюн и чудь белоглазая - Александр Ладейщиков

Вечером Хава решительно переселила двух девок с поварни в другой чулан — те и рады. Без надзора чёрноглазой Хавы больше воли — можно и на свидание к молодым дружинникам сбегать. Схватили свои плетёные сундуки и корзины, свернули одеяла — и были таковы.

Мишна постелила постель, присела за стол. За окном зажглась звезда — одна-единственная, вечерняя, первая. Тихо вошла Хава, промолвила:

— Шаббат наступает.

Мишна вздрогнула, в этом слове было что-то древнее, волнующее. Она посмотрела на старую Хаву, задумчиво промолвила:

— Мне показалось, что я уже когда-то переживала этот странный вечер.

— Возможно, девочка. Много лет я была одна — но сегодня в кругу семьи.

— О чём ты говоришь? — изумилась Мишна.

— В субботу, что наступила только что, с первой вечерней звездой — необходимо собраться в домашнем кругу, воспеть хвалу Яхве, вкусить пищу.

— Яхве! — прошептала поражённая девушка. — Я помню это имя. Моя мама часто…

— Тихо, молчи! Сегодня главный праздник народа избранного, и символично, что именно в этот день Б-г воссоздал для меня общину — нас двое, а это уже семья.

— Народ избранный?

— Конечно, ведь мы иудейской крови — с нами господь Б-г не один раз заключал завет. Но не бойся одиночества, твои дети от любого мужчины будут считаться иудеями. Мы, женщины, носительницы чистоты крови нашего народа. Но это тайна. Слушай меня… — Хава начала тихим голосом повествование о своём древнем народе и его обычаях.

Мишна слушала старуху, и её жизнь наполнялась новым смыслом. Женщины зажгли извлечённые из сундука свечи, Хава плеснула в кружки по глоточку какого-то сладкого вина, достала два куска витого хлеба. Хлеб был белым, на тесте, взбитом на куриных яйцах, она назвала его халой — и это слово тоже нашло отклик в памяти Мишны. Потом они ели курицу с бульоном, Хава смеялась — жаль нельзя сделать шолент, запеканку из бобов и мяса с луком — курицу на кухне дали, всё равно княжичи её кушают, а вот специально готовить запеканку разве кто-нибудь разрешит?

— Значит, ты думаешь, что я из Хазарии? — спрашивала в который раз Мишна.

— Ты так похожа на принцессу Юдифь, твою маму, что когда-то исчезла в Таматархе, то есть в Тьмутаракани! Это город на берегу моря, которое ромеи называют Понтом. Говорили, что принцессу украли викинги и хотели продать за огромные деньги, но какой-то конунг взял её в жёны! Наши люди встречались с ней, и даже несколько раз видели тебя! Но потом что-то случилось, и ты пропала. Ты — точная копия мамы, только золотая волосом — верный признак, в отца! И отдельные слова помнишь, что мать тебе шептала! Добро пожаловать в Белозерск! Пусть этот город станет твоим домом!

Снег в полях, будто корова языком слизнула — по чёрной земле ходят толстые грачи, клюют оттаявших червяков. Журчат ручьи, поют весеннюю песню, несут из лесов в Шексну ледяную кашу, кору, шишки и веточки. Дети обстругивают кусочки коры, пускают ладьи взапуски — какая вперёд доплывёт до реки? На ночь всё подстывает — идёт баба с коромыслом по вездесущим ручьям, хрустит ледком.

Вот-вот из земли попрут всемогущие весенние соки — наполнят стволы деревьев, вытолкнут из почек зелёные листочки, серёжки, жёлтые тычинки на вербных шариках. Силён весенний бог Ярило — и леса, и цветы, и каждая травинка, и скот, и всё живое ярится, томится любовью, а особенно человек — он весной заболевает, даже начинает умываться, стричь зимние когти и причёсываться. И меняет склизкие валенки на изящные сапоги. Или на туфельки со шнурками.

Стефан, в новых сапогах, в казённой рубахе с поясом, стоял на берегу Шексны — лёд ещё держался, в вечернем сумраке белел синеватым одеялом, рыхлый, в лужах и промоинах. На Белом озере лёд был покрепче — рыбаки ещё бродили с плетёными векшами, ловили рыбу — и на торг, и для дома, и для княжеского двора.

Верба белела нежными почками, на голову потомку готских королей с веток капала вечерняя роса. Возле ног Стефана вился щенок — на удивление быстро растущий, угловатый — скорее волк, чем собака. Серый, с чёрной полосой на спине, он наскакивал на ногу, старался укусить, скаля острые зубки. Стефан частенько тёрся возле кухни, просил мослов, требуху — пёс, не пёс, волк, не волк — грыз их целыми днями, быстро превращаясь в маленького хищника — вон, даже глаза в полутьме жёлтым огнём горят.

Молодой человек поёжился — плаща у него не было, пока не купил, хотя работы при дружинном хозяйстве было много — за лошадьми убирать, чистить, кольчуги чинить, мыть, натирать, полировать, точить — и так до бесконечности. На казённых харчах Стефан заметно раздался в плечах, на щеках появился румянец, в глазах — бойкость и значимость. Ждал он, собственно, Мишну, вызванную им на свидание впервые после его появления в городе. В последнее время девушка несколько отдалилась, задрала нос — а, может быть, была сильно занята, поэтому на свидание идти не желала. Там, в гриднице, тоже полно работы. По женской части. Стирка, уборка — а не то, что вы подумали.

Наконец, послышался хруст ледка — с обрыва спускалась девушка. Стефан вытаращил глаза — до сего момента перед его мысленным взором Мишна предстояла чумазой, с причёской «я упала с сеновала», в сером нестиранном платье-мешке. Но, сейчас! Перед молодым человеком явилась настоящая дева — в кокошнике, украшенном жемчугами (кто подарил?), в сарафане, подвязанном под грудью, отчего та, грудь в смысле, очень даже выдавалась вперёд… Из-под сарафана, поверх которого был надет красивый, в цветах, передник, выглядывали сапожки. Рукава, широкие, перетянутые шнурками на запястьях, открывали руки Мишны — мытые, с чистыми ногтями, смазанные маслом, чтоб не трескались от воды.

— Мишна, ты ли это? Настоящая княжна!

— Успокойся, не узнал, что ли? — кокетливо отвечала девушка — ей было приятно, что изменения, произошедшие с ней, так поразили её спутника. — Ой, убери, ради небес, свою собаку! Какая она большая стала! Прошло-то всего ничего! И глаза жёлтым горят! Я её боюсь!

— Ладно, сейчас я её привяжу, потом заберу. На мослах быстро растёт! А ты из лесной замарашки превратилась в настоящую принцессу — как в сказке!

— Может быть, ты и прав, — жеманно отвечала девушка, посмеиваясь про себя над невольной догадкой молодого человека.

— Ну, что мы стоим? Вот тебе букет вербы! Это символ весны, вечного обновления мира! Ярило уже… — тут Стефан вдруг запнулся, покраснел.

— Что там сделал Ярило? — невинно спросила Мишна, чуть оттопырив руку. Стефан догадался, подхватил девушку под локоток, повёл вдоль реки — белеющей последним ноздреватым льдом, опасным, в лужах.

— Он того, как это… Мать сыру-Землю…

— Что-что? — девушка ткнула Стефана в бок, посмеиваясь и улыбаясь. Глаза её, синие, как неведомое море, были подкрашены чёрным, губы краснели от ароматной помады — древнего изобретения, привезённого в город из далёких южных стран.