Читаем без скачивания В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд

Однако последователи Заратустры видели потрясения века совсем в ином свете. Для благочестивых поклонников Ор-музда крах власти Сасанидов и завоевание Ираншехра были катастрофой, хуже которой они не могли себе представить даже в самых ужасных ночных кошмарах. «Вера разрушена, шахиншах убит, как собака, – так катастрофу определили мобеды. – Мир отвернулся от нас»57. Сброшенная в пыль с высоты былых привилегий и власти, зороастрийская церковь никогда больше не вернет себе прежнего положения. Не получившие в Коране вообще никакого статуса, в отличие от раввинов и монахов, мобеды неожиданно обнаружили, что к их возлюбленной религии света и истины относятся с жестоким презрением. (Впоследствии мусульманские правоведы придут к выводу, что на самом деле «книжники» – это зороастрийцы.) К востоку от Ирака, где арабское правление было непрочным и зависело от договоров, подписанных с такими все еще сильными парфянскими династиями, как Карин, огонь в храмах, должно быть, продолжал гореть, как всегда, но в других местах их уничтожению могли помешать только огромные взятки. Храмы в Ираке уничтожили полностью, и почерневшие руины медленно зарастали сорняками. Над ними кружили черные вороны: все знали, что эти птицы – предвестники несчастья и на самом деле являются демонами.

Многие почитатели Ормузда, видя, как безнаказанно разрушаются их храмы, почувствовали себя поколебленными в вере. При Сасанидах такое отступничество каралось смертью, но теперь все изменилось. В Ираке, вместо извечных проверок и ограничений, в первые десятилетия после падения Сасанидов появилось то, что казалось невозможным много столетий, – свободный рынок вероисповеданий. Так куда было податься осиротевшим поклонникам Ормузда? Большинство, занятое поисками убежища за самыми надежными стенами, обратилось к несторианской церкви. В результате после арабского завоевания Ирака число христиан не только не уменьшилось – они очень быстро стали там большинством. При сильном и патерналистском правлении Омейядов наступил их золотой век. На северных подходах к Ираку, далеких от линии фронта с римлянами, церкви процветали, как никогда раньше. Особенно это было заметно в Нисибине. Городские богословы, знакомые с классическими трудами греческих философов так же хорошо, как со священными книгами, вскоре создали в городе самый выдающийся центр учености на всей территории плодородного полумесяца. Тем временем, обгоняя даже арабские армии, христианские миссионеры стали расходиться из Ирака на Восток – к сказочным странам Индии и Китаю. В свое время глава несторианской церкви составит план епархии «для народов Тибета»58, и монгольские кочевники примут версию сирийской системы письма. Многие христиане не сомневались: будущее Азии принадлежит им.

Только для сбитых с толку поклонников Ормузда был открыт и иной путь – к другой вере. Спустя столетие после арабского завоевания правящая элита халифата жаловалась, что обращенные в ислам зороастрийцы «стали мусульманами не всерьез, а только чтобы избежать подушного налога»59. Но тем самым они существенно недооценивали привлекательность откровений пророка. Конечно, обращение позволяло уклониться от налогов, но оно давало и нечто намного большее. Для встревоженных, покинутых небесами, ищущих правду людей доказательства того, что Бог действительно говорил с пророком, обладали непреодолимой притягательностью: «Веди нас путем прямым, путем тех, которых ты облагодетельствовал, не тех, которые под гнетом, не тех, которые блуждают»60. Как мог бывший мобед, впервые произносивший эти слова, которые якобы шли от самого Бога, не чувствовать себя очищенными от многих ошибок прошлой веры? Однако он также знал, даже следуя по прямому пути, что дорогу впереди все еще необходимо расчистить и нанести на карту. Откровения Мухаммеда, в отличие от соответствующих высказываний Заратустры, были известны лишь около века. Приверженцы ислама не имели ничего сравнимого с древним наследием гимнов, комментариев и законов, переданных через тысячелетия зороастрийской церкви. В грандиозной работе по прояснению, каким в точности являлось послание пророка и его намерения, было много ролей для тех, кто, как бывшие мобеды, имели склонность к учености. В результате по всему Ираку обращенные зороастрийцы начали присоединяться к потомкам арабских рабов и объединять с ними усилия в стремлении определить, каким именно должно быть совершенное мусульманское общество.

За процессом с интересом наблюдал раввин Рав Иегуда. Живя неподалеку от Куфы – в Суре, он имел прекрасную возможность наблюдать за интригой. Сердца тех мобедов, которые обратились к религии исмаилитов, писал он, еще не очистились от остатков прежних верований – до третьего поколения. Часть их первоначальной религии всегда остается с ними61. На каких свидетельствах основывался раввин, делая такое заявление? Обращенные зороастрийцы приносили с собой в ислам собственные идеи и понятия: таких отступников должны были казнить, или им следовало возносить молитвы пять раз в день, или, как знак благочестия, использовать зубную щетку (она называлась siwak – сивак – и представляла собой веточку дерева арак). Определенно прямых доказательств таким гипотезам в Коране нет. За отступничество он предписывал не казнь, а молитвы и не пять раз в день, а только три62. А о зубной щетке там вообще нет упоминаний. Странное и удивительное совпадение: мусульмане, диктуя, какое наказание должно последовать за отступничество или сколько раз в день следует молиться, чаще всего предпочитали зороастрийские рекомендации, игнорируя Коран. Более того, они стали придавать даже слишком большое значение гигиене полости рта.

«Когда бы пророк ни встал ночью, он чистил рот зубной щеткой»63, – очень интимная деталь, которая не могла не порадовать сердце любого бывшего мобеда. Но как можно быть уверенным, что это правда? Такой вопрос – вовсе не излишняя придирчивость. Подданные Абд ал-Малика, которых непрерывно информировали – всякий раз, когда они доставали из кармана монету или получали официальный документ, – что Мухаммед был пророком Бога, быстро поняли смысл. Стоит только установить, что то или иное мнение озвучил этот самый пророк, как оно немедленно обретет силу вечного закона. В этом заключалась великолепная возможность для многих мусульман, которые не могли проследить свою родословную до первого поколения завоевателей; им не нравилась надменность арабской элиты, и они желали постичь истинные цели Бога. Тем не менее их путь вперед не был беспроблемным. В отличие от халифа они не могли заявить, что являются заместителями Бога, наделенными небесами ответственностью за определение границ мусульманского царства и управление им. Только собрав вместе высказывания пророка, они могли надеяться превзойти грозную власть Khalifat Allah. Если сунна – свод законов, способный укротить перегибы и несправедливости века, – действительно должна формироваться без ссылки на халифа, тогда ее корни следует искать во временах пророка. Никакой другой источник не подойдет. Но как установить подлинность высказываний Мухаммеда? Таков был вопрос, поставленный через сто лет после смерти пророка первым поколением совершенно нового класса ученых – экспертами-законоведа-ми, которых мусульмане назвали ulama – улемами.

К счастью для них, неподалеку – как раз за приливной полосой – от Куфы, где желание изобрести новое понимание ислама оказалось самым сильным, существовали прекрасные образцы для подражания. Раввины Суры, в конце концов, веками трудились, решая в точности такую же задачу, как теперь стояла перед улемами. Тайную Тору, как было написано в Талмуде, принял в Синае Моисей, который передал ее Иисусу Навину, тот – старейшинам, а они, в свою очередь, – пророкам64. А те передали ее длинной череде раввинов – вплоть до современных. Следовательно, нигде в мире не существовали более квалифицированные ученые, способные в точности проследить связи, которые могут соединять законоведа и высказывания пророка, чем в иешивах Ирака. Так являлось ли простым совпадением то, что самая ранняя и самая влиятельная школа исламского права была основана в 30 милях от Суры? Именно в Куфе примерно в то же время, когда Валид строил в далеком Дамаске свою великую мечеть, мусульманские ученые впервые начали исследовать очень важную гипотезу: что существуют, помимо изложенных в письменной форме откровений пророка, ничуть не менее важные и обязывающие откровения, которые никогда не были записаны. Первоначально, в манере раввинов, цитирующих своих хозяев, улемы приписывали доселе не записанные доктрины выдающимся местным экспертам; затем со временем они начали соединять их со спутниками пророка и, в конце концов, с самим пророком. Всегда, раскрывая ранее не записанные мысли прошлого – хадисы, мусульманские ученые следовали по пути, проложенному задолго до них. Хотя иснады, безусловно, были мусульманами, в них было довольно много от иудеев.