Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

Опять литературный отсыл: весь сон непрочен, как падающая колода карт.

Тот, второй мой спутник, товарищ по несчастью ещё боится автоматов, часовых, всех атрибутов этого фантасмагорического царства.

Все же мы делаем несколько шагов в сторону, ещё несколько. Если повезёт, то мы выйдем из заколдованного мира. Люди на склоне, поросшем травой, не замечают наших движений. Они заняты своим, кимирсеновским делом.

Шаг, ещё шаг… Товарищ мой хрипло дышит мне в спину.

Внезапно мы, раздвинув кусты, видим истлевшее тело пилота. Это прах, сквозь него уже прошли ветки маленьких кустиков, поднялась трава.

Видны лежащие в траве потускневшие застежки комбинезона.

Через несколько минут мы обнаруживаем вертолёт. Кабину снаружи и внутри покрывает какая-то мочала. Ёжик пролезает между полозьев и скрывается в траве. Видимо, это горный ёжик.

Я сижу за рычагами. Ключ зажигания медленно проворачивается в гнезде, перекидываются тумблера, вспыхивает неожиданно приборная доска и расцвечивается огоньками.

Я нажимаю клавишу "+", за тем "IRJ", "ILS"… Внезапно с чиханием начинает работать мотор, и над нами раскручивается диск лопастей. Машина отрывается от земли и начинает движение по седловине, в сторону группы людей в полушубках и ушанках.

Я знаю, что для того, чтобы взлететь, нужно, набирая скорость, пролететь через распадок и, разогнавшись, уйти вниз, мимо скальника.

Иначе набрать высоту не удастся — мы разобьёмся о верхушки буковых деревьев.

Вертолёт движется в высокой траве, которая шуршит о его днище.

Он по сантиметру набирает высоту, но люди на приближающемся конце седловины начинают стрелять.

Вспыхивают и пропадают огоньки, и я физически ощущаю, как пули пробивают тонкую обшивку, я чувствую именно это — удар, ответный звон дюраля, движение куска свинца, путешествующего во внутренностях машины.

Характерных трещин на ветровом стекле почему-то нет, машина разгоняется, и я в холодном отчаянии направляю её прямо на стрелков.

Вот до них несколько метров, вот они разбегаются!

Шум мотора становится выше, вертолёт проскакивает бегущих и падающих дозорных и, удаляясь от края обрыва уходит.

Там, в этом сне, я понимаю, что, наконец, свободен.

25 ноября 2002

История про сны Березина № 9a

Третий сон очень странен.

Я пью в компании моих друзей, причём состав компании постоянно меняется. Был у нас в своё время такой соревновательный обычай — перепить друг друга.

В какой-то момент я обнаруживаю себя в старой московской квартире, сидящим в эркере. Я даже могу определить, что этот дом стоит — в переулке наискосок от знаменитого плакатного здания "Нигде кроме, как в Моссельпроме", известного так же тем, что в нём творил очень русский художник Глазунов.

Такого здания там нет, но всё же я сижу в нём за столом, и лысый человек напротив наливает мне вино.

Я охотно делюсь с ним эпизодами боевой молодости.

— И тут на нас пошли бронемашины!.. Я был оставлен со своими солдатами на пересечении дорог — сторожить тропу — и увидел их первым… — стучу я кулаком по столу.

— А ты знаешь N? — перебивает меня собеседник, по всему — хозяин.

Я отпускаю какую-то шуточку по адресу этого, незнакомого мне N, которую я запомнил с чужих слов. Шутка обидна и пошла, но помимо воли срывается у меня с губ.

— Так вот это — я, — говорит лысый. — Но ты не пугайся, я тебя люблю, потому что ты бывалый человек, и мы с тобой так хорошо пьём. Проси у меня что хочешь!

Я мнусь, и тогда собутыльник сообщает, что его мать большой человек в мире кино, и если я соглашусь, то в мгновенье ока буду студентом ВГИКа. Однако я знаю, что уже имеющееся у меня высшее образование может помешать моему поступлению. Несмотря на это, очень хочется печатать умные статьи в толстом журнале "Искусство кино", который я регулярно получаю до востребования в почтовом отделении на Арбате.

Между тем, комната заполняется людьми. Они довольно хорошо одеты, и мы с лысым пьяницей кажемся белыми воронами.

Откуда-то выходит мать лысого человека, сексапильная женщина лет сорока. Она уже знает обо мне и протягивает какие-то бумаги.

Я внимательно разглядываю их и вижу, что это бланки-заявления о приёме во ВГИК.

— Сдадите экзамены и вперёд! — произносит дама.

И вдруг я обижаюсь. Ну и сон!

При этой его сказочности и свободе я ещё должен экзамены сдавать!

Я заметил, что во всех этих снах чрезвычайно много милитаризма.

Однако, несмотря на вышесказанный милитаризм, я записал эти сновидения. Основная их ценность — в подлинности. Увидев первое, я в ужасе проснулся, сделал запись в тетрадь, но увидев второе — забегал, смятенный, по комнате.

Сны были весомы, грубы и зримы.

27 ноября 2002

История про сны Березина № 10

А другие два сновидения приснились Березину на следующую ночь:

"Первый сон, приснившийся мне в ту ночь, начинался на небольшом винзаводе. По замыслу сноустроителя я работал на этом заводе и бегал по коридорам в своей рубашке с коротким рукавом, сверкая белым галстуком.

Внезапно выяснилось, что на заводе сварили опытную партию какой-то бражки. Что-то в этой браге было феноменальное, но что — это мне понять не дано. Может это была коньячная основа, может нечто другое — мне не известно…

Работники, естественно, решили испробовать неземного напитка, и, дождавшись ночи, проникли в огромный представительский кабинет. Оказалось, что таких любителей винца набралось человек сорок.

Все мы сидим в полутёмном кабинете, освещаемом луной и ищем бражку.

Бражки нет.

Есть длинный стол, хрустальные фужеры, бокалы всех сортов, пивные кружки, чашечки для глинтвейна…

Мы открываем шкафы, в которых покоятся длинногорлые винные бутылки, пихаются боками пузатые коньячные, серебрятся фольгой шампанские.

Бражки нет. Тогда начинается боязнь поимки.

Вроде охрана заметила свет в окнах кабинета, или всё же сработала сигнализация, хитроумно обойдённая любителями тонкого наслаждения. Опасность близко.

Все присутствующие моментально разбегаются по углам, прячутся под стол, за груды упаковочной бумаги, ящики с коллекционными бутылками. Я забиваюсь в угол, — и о чудо! — между бетонными стенами комнаты обнаруживается щель.

Я протискиваюсь в неё, пихаюсь ногами, кряхчу, и наконец оказываюсь в проходной своего завода. (Откуда-то я знаю, что это проходная). Проходная богато убрана, стены покрыты коричневым кафелем благородных тонов, над очередью из трёх-четырёх человек в разных костюмах простирают свои лапы ухоженные фикусы.

Очередь эта, надо сказать, странна. Несмотря на поздний час, эти люди стоят в отдел пропусков, каждый держа в поднятой правой руке красное министерское удостоверение.

Я знаю, что эти люди в одинаковых