Читаем без скачивания Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

Не откладывая в долгий ящик, Аманулла рассказал обо всем, что произошло минувшей ночью. Оказывается, «духи» напали не только на те царандоевские посты, бой на которых мы наблюдали ночью, но и практически на все посты обоих поясов обороны. Такого с их стороны не наблюдалось давненько. Наверняка из Пакистана пайсу завезли, вот и отрабатывают они эти денежки. В улусвали Панджвайи «духи» попытались уничтожить советский блокпост, и при отражении нападения там погибло несколько советских военнослужащих. Но и это были еще не все новости. Аманулла рассказал, что накануне днем погиб телохранитель Мир Акая. С утра он получил дембельские документы, по которым сегодня должен был лететь в Кабул. Прихватив еще одного дембеля, он пошел после обеда по дуканам, чтобы прикупить кое-какие «бакшиши» для своих многочисленных кабульских родственников. И надо же было такому случиться – в ствол дерева, мимо которого они проходили, ударил душманский эрэс. Один-единственный, шальной эрэс. Осколками разорвавшегося снаряда разворотило грудную клетку телохранителю и серьезно зацепило его попутчика. Телохранитель умер почти мгновенно, а второй сарбоз скончался чуть позже, при доставке его в военный госпиталь.

Этого инзибода я хорошо знал. Хорошим, грамотным солдатом он был. Теперь-то уж точно – был. До призыва на военную службу учился в Кабульском университете, а когда ему исполнилось восемнадцать лет, добровольцем пошел на военную службу и попал в строевое подразделение царандоя. На втором году службы его случайно заприметил Мир Акай, занимавший на ту пору не очень высокую должность в центральном аппарате МВД Афганистана. Как уж там все у них произошло, я достоверно не знаю, но стал этот солдат инзибодом Мир Акая. А когда шефа назначили командующим кандагарским царандоем, поехал с ним к новому месту службы.

Царандоевцы поговаривали между собой, что инзибод командующего был выходцем из весьма зажиточной семьи и что его отец занимал какой-то очень ответственный пост в одном из министерств Афганистана. Все может быть.

Но, как выяснилось, Аманулла приехал в «Компайн» совсем не за тем, чтобы рассказывать нам о знаменательных событиях прошедших суток. Как бы между прочим он намекнул мне, что дальнейший разговор должен идти «тэт-а-тэт», поскольку командующий прислал его ко мне со специальным поручением.

После того как мы уединились, Аманулла рассказал, что командующий накануне встречался со старейшинами из племени очикзай, прибывшими в Кандагар с афгано-пакистанской границы в поисках защиты от вконец обнаглевших исматовцев.

Из поступавшей накануне оперативной информации я знал, что в уездах Тахтапуль и Спинбульдак произошли серьезные стычки между исматовцами и отрядами самообороны других пуштунских племен. И если до этого исматовцы конфликтовали в основном только с выходцами из племени нурзай, то в последнее время стычки стали происходить и с соплеменниками – очикзаями, объединенными под «знаменами» других полевых командиров.

«Бобо», побывавшие у Мир Акая, представляли интересы Мамад-хана, влиятельного полевого командира очикзаев, в подчинении которого был крупный племенной отряд самообороны. Нафары Мамад-хана практически никогда не воевали ни против госвласти, ни против шурави. У них был свой собственный «бизнес», связанный с неофициальным контролем над перемещением через границу контрабандных грузов. Так же как и малиши Муслима Исмата, они «шкурили» караваны и одиночные «бурубухайки», пытавшиеся незаметно проскочить через контролируемую ими территорию.

Но это совсем не означало, что отряд Мамад-хана был полностью лоялен к госвласти и уж тем более к шурави. Просто-напросто эти вооруженные аборигены жили по принципу: «Пока нас не беспокоят, и мы никого не будем трогать». Зная об этой поведенческой особенности приграничных племенных отрядов самообороны, советское военное командование и представители госвласти старались не появляться без особой надобности в приграничных уездах, дабы не искушать судьбу и не нарушить и без того хрупкий мир. Но уж если старейшины сами обратились за помощью к представителю госвласти, стало быть, у них есть на то весьма серьезные основания.

Старики не пошли к губернатору Сахраи, выходцу из исторически враждебного им племени нурзай. Не обратились они и к генералу Ацеку, который не горел особым желанием ввязываться в междоусобные разборки. Не пошли они и в МГБ, поскольку считали руководство этого силового ведомства виновным в том, что генерал Муслим Исмат и его нафары распоясались так, что дальше было некуда.

Почему-то именно в Мир Акае они разглядели того самого государственного чиновника, который смог бы оказать реальную помощь в «укорочении рук» мятежному генералу.

Вся проблема заключалась в том, что в самом начале марта, когда у исматовцев произошли вооруженные стычки с пакистанскими пограничниками, малиши попутно обстреляли несколько постов с нафарами Мамад-хана. В частности, пользуясь численным преимуществом, исматовцы напали на блокпост Аргестан-Карез, откуда забрали все вооружение, боеприпасы и прочее имущество, а сам блокпост просто-напросто взорвали. Избитые до полусмерти нафары Мамад-хана не стали вступать в драчку с исматовцами, отлично понимая, чем она в тот момент могла для них закончиться.

С большой долей уверенности можно было полагать, что Муслим Исмат, задавшийся целью прибрать к рукам все блокпосты на «бульдакской бетонке», не входившие ранее в сферу его стратегических интересов, твердо встал на тропу войны со своими соплеменниками. Какую цель он этим преследовал, можно было только догадываться. Скорее всего, это означало только одно – его противостояние с генералом Тадж Мохаммадом уже вышло за рамки межличностных отношений. А если учесть, что на вооружении у исматовцев была собственная бронетехника и тяжелая артиллерия, то можно было смело полагать о готовящемся вооруженном перевороте в провинции, который Исмат совершит, как только из провинции уйдут советские войска. Все, что происходило сейчас на приграничной дороге, наверняка было всего лишь прелюдией к таким событиям. Своего рода рекогносцировка на местности и расчистка плацдарма перед решающим штурмом.

Насколько я понял из всего сказанного Амануллой, командующий весьма серьезно отнесся к той встрече со стариками. Судя по всему, Мир Акай решил воспользоваться критической ситуацией, сложившейся в приграничье. Как это ни парадоксально, но у царандоя появилась реальная возможность замены личного состава постов второго пояса обороны на бойцов племенных отрядов самообороны. Если учесть, что у Мамад-хана «под ружьем» ходило более восьмисот человек, то и половины этих людей было вполне достаточно для обеспечения охраны на всех девяти постах, с последующим выведением оттуда царандоевских военнослужащих и использованием их для укрепления постов безопасности в самом городе.