Читаем без скачивания Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Подчиненные Лафейма были люди искусные. Как только они увидели, что герцог, провожаемый Ришелье, садится в карету, они не потеряли ни одной минуты. В это время из Люксембурга в Лувр, или в отель Шеврез, или во всякое другое место в Париже была только одна дорога для карет, дорога почти прямая. Кребассан и Ростейн не могли ошибиться. Притом факелы лакеев, скакавших впереди кареты герцога, показывали им эту карету на далеком расстоянии. Они бросились как можно скорее и добежали до первого бокового переулка, который находился на дороге герцога. Таким образом, они его опередили, и, когда карета вдруг остановилась у перекрестка Бюси, оба поборника находились только в пятидесяти шагах позади герцога. Они видели, как герцог выпрыгнул, а карета уехала; Букингем, очевидно, тогда находился в положении, предвиденном инструкциями Лафейма. У него не было ни свиты и ничего такого, по чему можно бы узнать первого министра и посланника. Это был простой, частный человек, отправившийся искать приключений. А на парижских улицах по ночам случалось очень много приключений! Каждую ночь какой-нибудь обманутый муж убивал счастливого любовника или любовник освобождался от беспокойного мужа. Тогдашняя полиция мало заботилась об этом. Те, которые находили мертвых утром, относили их к дверям какого-нибудь монастыря, где их благочестиво, но тайно хоронили. Такой могла стать участь герцога, когда он падет от удара их шпаг. Вероятно, никто его не узнает, потому что они намеревались опорожнить карманы мертвеца и снять с него все, по чему его можно бы узнать. Мы уже говорили и опять чувствуем потребность сказать, что на жалованье у Лафейма были люди самого худшего сорта. Некоторые действительно были дворяне по имени, но пали так низко, как только может пасть человек. Остальные по большей части состояли из негодяев самого низкого происхождения, но, чтобы попасть в такую благородную компанию, без стыда называли себя выдуманными именами. Все это были мошенники, достойные виселицы и уже заслужившие ее раз двадцать.

Двое, занимающие нас в эту минуту, были ни лучше, ни хуже других, но они были оба осторожны и относительно честны. Они считали бы недостойным себя и пятном для своей чести убить герцога сзади или напасть на него вдвоем разом. Самолюбие их оскорбилось бы подобной мыслью. Они рассчитывали вызвать герцога на дуэль поодиночке посредством какой-нибудь ссоры и убить по всем правилам. Но так как они были слишком хорошо известны, они хотели исполнить похвальное намерение в таком месте, где будет как можно менее свидетелей. В ожидании, пока встретится такое место, они спокойно следовали за герцогом в тридцати шагах.

Герцог все шел вперед. Но уже несколько минут шаги его сделались заметно медленнее. Словно, не зная, по какой дороге ему идти, он боялся заблудиться.

Эта нерешительность, впрочем непродолжительная, вдруг прекратилась. Человек, одетый поселянином, прошел мимо герцога. Человек этот держал в руке роговый фонарь, по привычке простолюдинов, когда они принуждены были выходить ночью. Предосторожность эта была не лишней по причине нечистоты, покрывавшей улицы. Он нес садовые инструменты и слегка отошел в сторону, чтобы не задеть ими герцога. Проходя мимо него, он перенес свою ношу с правого плеча на левое. Он сделал это, не останавливаясь. С этой минуты нерешительность Букингема исчезла. Однако мало-помалу улицы становились все менее многолюдны и более темны. Слабый свет фонаря садовника, обогнавшего герцога, мелькая в двадцати шагах впереди него в темноте, как блуждающий огонек, не освещал его путь, но достаточно руководил. Действительно, Букингем словно руководился этим светом.

В конце улицы садовник повернул направо. Излишне будет говорить, что два поборника пошли в том же направлении; эта улица была уже не так многолюдна. Здесь встречались еще прохожие, но изредка. Эта улица едва была проложена, и, насколько темнота позволяла видеть, ни направо, ни налево не было никаких строений. Вдали зоркий глаз приметил бы, однако, огромную черную массу, которую можно было принять за дворец, казарму, тюрьму или монастырь.

Это был вальдеграсский монастырь. Человек с фонарем все шел в том направлении. Он ни разу не обернулся. Букингем следовал за ним без малейшего колебания. Место это было совершенно пусто. На улице не было никого. По бокам не было домов, из которых при шуме мог выйти нескромный свидетель. Минута показалась удобной двум солдатам Лафейма.

— Вы, господин де Кребассан, хотите начать? — спросил Ростейн своего товарища тем сдержанным и очень внятным голосом, которым говорят ночью, когда не хотят быть слышанными издалека.

— Я хотел сделать вам тот же вопрос, господин де Ростейн.

— Этот вопрос стоить решить.

— Без сомнения.

— Ясно, что тот, кто положит его на землю, будет вознагражден щедрее другого.

— Это очевидно.

— А я не скрою от вас, любезный господин де Кребассан, что имею крайнюю нужду в пистолях.

— Верю вам на слово, любезный господин де Ростейн.

— Тогда вы позволите мне взяться за это дело?

— Извините. Я также чувствую сильнейшее желание набить себе деньгами карманы, которые, уверяю вас, теперь совершенно пусты.

— Черт побери! — сказал де Ростейн.

— Что же делать? — спросил Кребассан.

— Мне пришла счастливая мысль.

— Я слушаю.

— Если б это было днем, я предложил бы вам решить вопрос игрою в кости. Но так как это невозможно, я предлагаю вам играть в мокрый палец.

— Хорошо.

Этот быстрый разговор происходил на ходу. Ростейн, отворотившись, омочил один палец своей слюной и протянул руку своему товарищу. Случай, этот бог влюбленных и честолюбивых игроков, поблагоприятствовал Ростейну. Это было справедливо, потому что мысль была его. Кребассан поклонился.

— Ступайте же вперед, — сказал он, — я остановлюсь в десяти шагах от вас, когда вы подойдете к нему.

Ростейн вытащил свою шпагу из ножен на один дюйм, чтобы удостовериться, что она будет наготове в нужную минуту, и ускорил шаги.

С тех пор как Букингем из многолюдных улиц вышел на пустую местность, он остерегался. Земля, не будучи грязной, была более чем сыра. Нога производила на каждом шагу глухой шум. С некоторого времени он слышал позади себя, на расстоянии, которого не мог определить, но которое все оставалось одинаковым, шаги нескольких человек. Герцогу трудно было верить присутствию друзей в такой час и в таком месте. Стало быть, эти люди были его враги. Но герцог был храбр и знал, что всегда может положиться на свою ловкость и на свое мужество. Он даже не обернулся. Скоро, однако, шаги сделались слышнее. Очевидно, его хотели догнать. В ту минуту, когда он рассудил, по близости шагов, что тот, кто следовал за ним, находится рядом, он быстро обернулся.