Читаем без скачивания Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Она указывала пальцем на одну плиту, которая, движимая невидимой рукою, поднималась медленно, мало-помалу и почти незаметно. Анна Австрийская, суеверная, как все испанки, чуть не вскрикнула от испуга.

— Что это значит? — сказала она, дрожа и прижимаясь к своей фаворитке. — Неужели мертвецы выходят из могил для того, чтобы упрекать меня в моем проступке?

— Успокойтесь, — тихо ответила герцогиня де Шеврез, — клянусь вам, явится не мертвец, а, напротив, живой и страстно влюбленный человек.

— Мария, вы заставляете меня дрожать!

— Вот он.

Герцог Букингем в монашеской рясе появился из отверстия, сделанного отодвинутой плитой, и быстро подошел.

Схватив руки королевы и с восторгом целуя их, он бросился к ее ногам.

— Что вы делаете, отец мой? — пролепетала Анна вне себя.

— Ах! Простите самому почтительному, но самому влюбленному человеку на свете.

— Боже, что слышу я! Это вы! Герцог! — вскричала королева, пользуясь, как умела, благоразумным советом герцогини де Шеврез притворяться изумленной и разгневанной. — Вы осмелились пробраться сюда?

Несмотря на раздраженный тон, который она придала своим упрекам, рука снисходительной королевы осталась в руках английского вельможи, который нежно ее пожимал.

— Эта смелость объяснит вам лучше моих слов всю горячность моей любви.

— Но эта любовь — преступление, герцог; вы забываете, что ни королева французская, ни супруга короля не может, не будучи виновата сама, слушать признания в этой любви.

— О, ради Бога!

— Встаньте, герцог, и уходите, уходите, прошу вас. Неужели вы не подумали, явившись сюда в этом платье и в этот час, — продолжала Анна Австрийская, подчинившись на минуту чувству своего величия, — что такой необыкновенный поступок оскорбит королеву?

— Нет, нет, — смело отвечал герцог, — я об этом не подумал; я не думаю ни о чем. Только одно преобладает во мне над всем другим: я знал, что увижу вас, и увижу без свидетелей, вдали от взглядов врагов, беспрерывно окружающих меня, то есть я буду наконец свободен открыть вам мое сердце, наполненное вашим образом и бьющееся только для вас.

— Молчите, милорд! — вскричала королева. — Все, что вы говорите, — святотатство. Я не должна и не могу быть чем-нибудь для вас. Все нас разделяет. Сегодня вы в дружбе с Францией, а завтра нация, представляемая вами, будет, может быть, и жестоким врагом. Вы обязаны принадлежать вашей стране, вашему королю, а я — Франции и французскому королю, моему супругу.

— О! Оставим политику, — печально возразил герцог, — забудьте на минуту, что вы королева.

— Я не должна этого забыть.

— Не смотрите на меня как на представителя дружеской или неприязненной нации, смотрите только на человека, любящего вас любовью, которую ни время, ни пространство, ни отсутствие, ни отчаяние не погасят никогда; и если вы не хотите любить его, что, может быть, было бы для него слишком хорошо, потому что ни один человек не может иметь небо на земле, не отталкивайте его с гневом, позвольте ему думать, что он оставил в вашем воспоминании следы, хотя самые мимолетные, и хотя его не будет возле вас, чтобы говорить вам, как он вас любит, он все-таки найдет в глубине ваших мыслей место против забвения.

— Милорд, — сказала королева, краснея, — мои мысли мне не принадлежат.

— Стало быть, они были бы мои, если бы они вам принадлежали. Если бы вы не были королевой и супругой Людовика, вы могли бы, стало быть, меня любить? О! Благодарю за эти нежные слова, благодарю!

— Ах! Милорд, вы не так меня поняли, вы перетолковали мои слова!

— О, не отступайтесь от них! Если я счастлив от заблуждения, не будьте так жестоки и не отнимайте от меня счастья, разъясняя мое заблуждение. Оставьте мне мое ослепление, составляющее мое счастье!

— Но это ослепление и это заблуждение могут погубить и вас, и меня, — сказала королева, побежденная выражением такой глубокой любви. — Вы рискуете вашей жизнью, а меня заставляете рисковать моею честью.

— Ваша честь в тысячу раз драгоценнее для меня моей жизни, — возразил Букингем, — и не будь я уверен, что она не подвергается в эту минуту никакой опасности, как мне ни приятно было бы видеть вас, я бежал бы сейчас, не бросив даже назад взгляд сожаления.

Герцог улыбнулся печальной и очаровательной улыбкой, прибавив:

— Если бы дело шло только о моей жизни, Бог мне свидетель, что я с радостью пожертвовал бы ею, чтобы видеть вас опять так, как я вижу вас в эту минуту, смотрящей на меня без гнева, даже с состраданием… И, позвольте мне сказать, с некоторой любовью.

— Милорд!

— Я знаю, что я рискую моей жизнью каждый раз, как буду стараться приблизиться к вам; я сегодня удостоверился в этом.

— О, Боже мой! — вскричала Анна Австрийская с испугом, доказывавшим, какое сильное участие принимала она в герцоге. — О, милорд! Я запрещаю вам стараться видеться со мною.

— Благодарю, — сказал герцог глубоким голосом, — благодарю. Этого одного слова достаточно, чтобы вознаградить меня за всю мою любовь, потому что оно мне доказывает, что вы меня любите.

— Я вас люблю?

— Да, потому что вы не хотите, чтобы я попал в какую-нибудь засаду врагов моего счастья, и не хотели, чтобы убили того, кто любит вас, и если я умру от удара шпаги или кинжала агентов Ришелье, я уверен, что вы будете оплакивать меня.

— О, Боже мой! Боже мой! — вскричала Анна Австрийская. — Я чувствую, что голова моя кружится. Милорд, уйдите, ради Бога. О! Если вы будете убиты из-за меня, если вы лишитесь жизни за то, что старались меня видеть, я, кажется, сойду с ума! Но вы мне не говорите, вы мне не сказали, что случилось с вами сегодня. Какое доказательство имеете вы, что вашей жизни угрожает опасность? Говорите, милорд, говорите!

— О, как вы прекрасны! Как я вас люблю! — сказал Букингем.

— Говорите же! — сказала королева, отвернувшись, чтобы герцог не приметил выражения ее лица.

— Что я должен вам сказать?

— Правду, милорд, если бы даже она должна вас испугать.

— Правду? Напрасно сказал я вам, но возле вас говорит мое сердце, ум пропадает, а сердце не должно выказывать всего. Впрочем, обстоятельство самое ничтожное. Человек, без сомнения не знавший меня, вздумал поссориться со мной и принудил меня взяться за шпагу.

— Где? — спросила королева.

— В нескольких шагах от этого монастыря.

— И вы говорите, что этот человек вас не знал?

— Я должен так думать, — ответил герцог, выдумав эту невинную ложь для успокоения бедной королевы.

— А я уверяю вас, что он вас знал! — вскричала Анна Австрийская. — Этот человек, ждавший вас или следовавший за вами, был лазутчик кардинала.