Читаем без скачивания Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 - Саша Черный

Впервые цикл под таким названием появился в берлинском издании «Сатир» 1922 года. В нем были объединены эпиграммы на литературные темы. Позднее поэт печатал под этим названием политические эпиграммы на злобу дня. Затем оно было использовано как рубрика в серии фельетонов в прозе. Таким образом прослеживается единая сатирическая линия, дающая основание собрать воедино стихотворные сатиры под этим заглавием. Семантическая интерпретация его неясна. Можно предположить, что для записей такого рода у автора просто была тетрадь зеленого цвета.

НЕ ПО АДРЕСУ — Слово (Париж). 1922, 16 октября. Когда советский лжепиит <…> в кафе берлинском нахамит. — По всей вероятности, имеется в виду С. Есенин, чьи выступления в Берлине в 1922 году зачастую носили скандальный характер. «Общее дело» — орган единого антибольшевистского блока кадетов, эсеров и «народных социалистов». Газета выходила в Париже под редакцией В. Л. Бурцева в 1917–1938 годах (с перерывами).

СВЯТАЯ НАИВНОСТЬ — Руль. 1923, 20 мая. Пешехонов А. В. (1867–1933) — публицист, экономист, один из редакторов журнала «Русское богатство». В 1922 году был выслан из СССР вместе с другими представителями творческой интеллигенции, оппозиционно настроенными к режиму большевиков. В эмиграции издал брошюру «Почему я не эмигрировал», вызвавшую ожесточенную полемику. Критикуя режим коммунистов, автор, однако, призывал к возвращению на родину во имя спасения государственности России. Сам Пешехонов после нескольких попыток смог в 1927 году вернуть себе советское гражданство, но разрешения на въезд не получил и был вынужден служить в советском представительстре в Риге. Куафер — парикмахер. «Русское богатство» — один из самых маститых «толстых» журналов дореволюционной России, издававшийся с 1876 по 1918 год. После 1906 года являлся органом «народных социалистов», выделившихся из правого крыла эсеров. В журнале сотрудничал в качестве публициста и литературного критика Л. Д. Троцкий. Среди авторов журнала были Бунин, Куприн, Горький, Андреев, Вересаев, Короленко. Дважды публиковался в нем Саша Черный. Муйжель В. В. (1880–1924) — писатель народнического направления. Его натуралистические романы из жизни русского крестьянства Саша Черный воспринимал как символ скуки и растянутости.

ИЗ ГЁТЕ — Сегодня. 1923, 12 августа. I. Мадемуазель NN — Mamsell NN; II. Условие — Bedingung; III. Катехизис — Katechisaton; IV. «Как одолеть воробьев?..» — «Sprich, wie werde ich die Sperlinge los?»; V. Общество Gesellschaft; VI. Угроза — Das Schreien, Nachdem Italienischen.

Эпиграммы I и IV впервые переведены на русский Сашей Черным.

ЭПИГРАММЫ — Русская газета. 1924, 2 ноября.

I. Горький. — В автографе, находящемся у составителя, автором проставлена дата — 1924 г. После 1917 года, когда А. М. Горький фактически возглавил советскую литературу, отношение Саши Черного к своему былому кумиру и адресату стало резко отрицательным. Не изменилось оно и после того, как в 1921 году Горький поселился за границей — частью для лечения, частью из-за разногласий с новой властью. «Беседа» — журнал умеренно-академического направления, издававшийся в Берлине в 1923–1925 году при ближайшем участии Горького.

II. Теория творчества т. Эренбурга. — Нет никаких сведений о личном знакомстве Саши Черного и И. Г. Эренбурга, хотя они могли встречаться в начале 20-х годов в Берлине, поскольку оба принимали активное участие в литературно-общественной жизни русской диаспоры. Как художник Эренбург всегда обладал поразительной способностью чутко и динамично откликаться на все общественные и эстетические преобразования. Не без иронии именовавший себя «конструктором по части вращения», он выпустил в Берлине книгу «А все-таки она вертится» (1922) — своего рода панегирик новейшему искусству авангарда, художникам-конструктивистам — «делателям вещей». Русская эмиграция в большинстве своем относилась к Эренбургу критически, чему свидетельством хотя бы следующий отчет о его лекции: «Эренбург всю жизнь только и делал, что забегал вперед. Чутье и нюх у него были удивительны. Какой „изм“ оставить, за какой уцепиться — он знал безошибочно. <…> Во время прений его спросили: „Как же это вы в книге „А все-таки она вертится“ в 1921 году доказывали совсем противоположное?“ Эренбург сострил: „Я ведь и сказал „вертится““. Я не сказал, что земля стоит на месте. Теперь настало другое время» (Звено. Париж, 1926, № 160. С. 13).

III. Игорь Северянин. — Самый, пожалуй, «громокипящий» успех выпал на долю «короля поэтов» (титул, присвоенный Северянину публикой). Читателей же взыскательных не могли не коробить самовосхваления и нарциссизм предводителя эго-футуристов. Один из подобных «перлов» процитирован Сашей Черным:

Поэт, как Дант, мыслитель, как Сократ,Не я ль достиг в искусстве апогея?!

IV. А. Белый. — Сатирики разных времен нередко ставили рядом имена Саши Черного и Андрея Белого, обыгрывая при этом «цветовую» антитезу, которая слышится в их псевдонимах. Но никто до сих пор не удосужился сопоставить творческие искания двух художников-современников, ровесников (родились в октябре 1880) — их полярность, несовместимость и одновременно поразительные переклички. Два года, проведенные А. Белым в Германии, отмечены необычной творческой активностью и в то же время состоянием душевного надлома, находившим выражение в пристрастиях к алкоголю и танцам в кафешантанах и в прочих «безумствах» и чудачествах. Впрочем, еще в России экстравагантные лекции А. Белого давали обильную пищу для пародистов, изображавших поэта душевнобольным. А. Белый в письме к А. Блоку скажет об этом так: «…роль юродивого, шута мне послана свыше. С покорностью принимаю ее» (А. Блок и А. Белый. Переписка. М., 1940. С. 37).

V. Маяковский. — В период своего творческого становления Маяковский испытал сильнейшее воздействие «Сатир» Саши Черного, что и было засвидетельствовано им самим в автобиографии: «Саша Черный — поэт почитаемый. Радовал его антиэстетизм». Однако впоследствии поэт-трибун на своих выступлениях именовал Сашу Черного, оказавшегося по другую сторону баррикад, не иначе как «Сашей Белым», «когда-то злободневным, а теперь озлобленным». Полпивная — забегаловка, закусочная, где посетителям предлагались некрепкие напитки. Происходит от «полпиво», т. е. пиво плохого качества. Подобные питейные заведения для простого люда появились в России после реформы 1861 года.

VI. Автобиография т. Есенина. — Поводом для эпиграммы послужило турне Есенина и Айседоры Дункан по Европе и Америке. Скандальные выступления, сопровождавшиеся революционной бравадой и пьяными дебошами, освещались и комментировались эмигрантской прессой. «И возвратятся псы на блевотину свою». — В качестве эпиграфа приведена несколько измененная цитата из Нового Завета: «Но с ними случится по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину…» (Петр, 2, 22). …С красной пробкой в голове. — Здесь игра слов. Возможно двойное толкование метафоры: революционный (красный) настрой есенинской поэзии, либо бытовое выражение «красная пробка» или «красная головка» применительно к водке низкого качества. В царской, а затем в Советской России вид закупоривания бутылок с водкой как бы маркировал ее качество. Низкосортная водка запечатывалась картонной пробкой, залитой сургучом, а водка высокого качества — пробкой из светлого металла («белая головка»).

VII. А. Н. Толстой. — Автор романа «Хождение по мукам» (намек на этот роман содержится в эпиграфе эпиграммы) был едва ли не самой значительной фигурой из тех литераторов, что примкнули к «сменовеховцам» — идейно-политическому движению в эмиграции, состоявшему в пересмотре позиций по отношению к Октябрьской революции и советской власти, призывавшему соотечественников вернуться на родину. Политический демарш «Третьего Толстого» был расценен в эмигрантских кругах как измена, предательство. См., например, эпиграмму А. И. Куприна «Кто он»:

Он Алексей, но… Николаич,Он Николаич, но не Лев,Он граф, но честь и стыд презревНа псарне стал Подлай Подлич

Особенно больно задела эта метаморфоза Сашу Черного, ибо в изгнании у них с А. Н. Толстым начало складываться творческое содружество на ниве служения детской литературе. Саша Черный видел в нем единомышленника, знатока русского языка и хранителя национальных основ. Сохранилось мемуарное свидетельство об отношении Саши Черного к своему былому соратнику: «…с особым удовольствием заглядывал к Саше Черному, который угощал меня свиными котлетами и, указывая на диван, каждый раз предупредительно говорил: „Не садитесь на этот край… Здесь сидел этот гад!“ Под „гадом“ подразумевался ставший сменовеховцем граф Алексей Толстой» (Галич Ю. Золотые корабли. Рига, 1927. С. 202).