Читаем без скачивания ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета - Кристофер Райт

Книга Иова заставляет нас задавать сложные вопросы даже о самых лучших земных дарах, которые наш Бог Творец может дать — благословения семьи, здоровья и изобилия. Если они сами по себе становятся нашей безопасностью, тогда они стремительно превращаются в идолов, и тогда трудно избежать периода потерь. Возможно, именно эта мысль лежит в основании крайне релятивистского взгляда Пс. 126. Хотя этот псалом прославляет детей как наследие и награду от Господа, тем не менее, первый стих: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его» — в еврейском и в английском языке имеет двусмысленность: буквальная постройка дома и созидание семьи. Не обращая внимания на генеалогическое дерево и древность рода, откуда исходит ваша подлинная идентичность? Не обращая внимания на все семейное наследие и имущество, откуда исходит подлинная безопасность?

Христиане и культура

Теперь, после проделанного обзора семьи в Ветхом Завете — примере важнейшего утверждения культурной реальности, мы возвращаемся к вступительной проблеме данной главы — оценке культуры в контексте библейской веры. Теперь нам необходимо задаться вопросом, действительно ли ветхозаветный подход к социальным и культурным аспектам того времени может чему–нибудь научить христиан в нашем ответе обществам и культурам, в которых мы живем.

Прежде всего следует сказать, что разнообразие ветхозаветных ответов на различные культурные феномены исключает упрощенный подход с нашей стороны. Мы не должны полностью принимать культуру или общество как благое, либо отвергать его как окончательно испорченное и отвратительное. На самом деле требуется трезвый и критический подход. Вспомним три категории ответов, которые, похоже, предпринимал Израиль: полное отвержение, частичная терпимость и критическая оценка.

Обычаи под запретом

Во–первых, Ветхий Завет приводит нас к пониманию, что некоторые элементы падшего человеческого общества необходимо отвергнуть как мерзкие для Бога. Единственным обоснованным христианским ответом на них будет отказ и отделение от них. Также Ветхий Завет дает некоторые признаки того, как определить подобные черты. Можно определенно сказать, что приведенные ниже четыре категории особо осуждались в израильской судебной и пророческой традициях: (1) идолопоклонничество, (2) извращения, (3) то, что действует разрушительно на людей, и (4) черствость по отношению к нищим. Все это весьма актуально до сих пор. Множество человеческих культур по всему миру отображают некоторые аспекты эти четырех мрачных тенденций падшей человеческой культуры.

Разве мы больше не нуждаемся в суровой критике Ветхого Завета против завуалированного, а также откровенного идолопоклонничества нашего века и культуры? Христиане склонны, подобно Израилю, неосознанно ограничивать Бога заботами о спасении и воскресными богослужениями, в то время как сами служат золотым тельцам и Ваалам материалистической, потребительской культуры в реальной жизни. Борьба с идолопоклонничеством — важная и очень нелегкая задача, пророческая ответственность и в наше время.

Разве нам уже не нужна ясность ветхозаветного обличения извращений, в век, когда любая нравственная ценность подвергается сомнению или выворачивается наизнанку? Примечательно, насколько тесно Павел связывает идолопоклонничество с извращением не только в сфере сексуальной жизни, но также всего интеллектуального климата и в сфере искажения истины (Рим. 1, 18–32).

Быть может, для нас уже неактуально возмущение и нетерпимость Ветхого Завета к уничтожению слабых и невинных во время таких обрядов, как ритуальная проституция и детские жертвоприношения? Порнография содержит в себе оба элемента, перенимая эстафету от экономической эксплуатации женщин и детей на ранних этапах истории, не говоря уже о том, что и ее пока что не искоренили. А что ветхозаветное учение говорит о поставленном на поток уничтожении миллионов нерожденных детей, иногда по понятным медицинским причинам, но большей частью ради простого удобства?

Разве нам больше не нужна бескомпромиссная ветхозаветная критика любого угнетения и тех, кто бессердечно «жаждет, чтобы прах земной был на голове бедных» (Ам. 2, 7; Мих. 3, 2–3)? Если грех Содома состоял «в гордости, пресыщении и праздности» и бессердечном пренебрежении нищими и нуждающимся (Иез. 16,49), тогда огромные сегменты христианской церкви (и особенно на Западе) спокойно живут не в Сионе, а в Содоме.

Вне всякого сомнения, читатель может добавить свои актуальные и местные культурные проблемы к тому, что может считаться идолопоклонническим, извращенным, разрушительным и бессердечным. По крайней мере, это рамки для определения негативного аспекта в нашем культурном анализе. Израиль был призван отвергнуть все негодное. Несомненно, Церковь также должна против этого бороться.

Ограниченная терпимость

Во–вторых, опыт ветхозаветного Израиля подготавливает нас принять тот факт, что общество испорчено. Даже Бог принимает этот факт! Такова суть высказывания Иисуса о браке. Хотя в начале Бог предусмотрел брак на всю жизнь, тем не менее, он «позволил» развод «по жестокосердию вашему» (Мф. 19, 8). Если к разводу относились терпимо в Израиле, хоть и не без критики и не без обучения высшему образцу, мне кажется, что нам необходимо согласиться с терпимым отношением к нему в светском обществе. Это не означает, что его не следует критиковать, более того, нужно стремиться придерживаться высших, абсолютных стандартов и помочь людям приблизиться к ним. Однако закон должен быть терпимым и регулировать ситуации, которые не соответствуют нравственному идеалу.

Как мы видели в предыдущей главе, Гордон Уэнхем (Gordon Wenham) предлагает обсуждение отличий того, что закон предписывает или запрещает и того, что общество считает нравственно желательным или нежелательным:

Во многих странах разница между тем, что требует закон, и тем, чего желает большая часть населения, — огромна. Между нравственными идеалами и законом существует некая связь, однако закон имеет тенденцию представлять собой компромисс между идеалами законодателей и тем, что может быть реально осуществлено на практике. Закон проводит в жизнь минимальные стандарты поведения… этика — больше, чем простое соблюдение закона. Если сформулировать это библейским языком — праведность больше, чем просто жизнь согласно Декалогу и другим законам в Пятикнижии… Как правило, законы только «настилают пол» для поведения в обществе, они не предписывают «нравственный потолок». Следовательно, изучение сводов законов в Библии скорее раскроет не идеалы законодателей, а только пределы их толерантности… множество неправовых наставлений в ветхозаветном законе указывают, что нравственные идеалы законодателей выше, чем буква закона[292].

Этот принцип должен применяться к широким сферам социальной и политической жизни. Христиане обычно находятся в таком положении, когда им приходится жить, работать и справляться с ситуациями и структурами, о которых известно, что они не соответствуют Божьим стандартам. К некоторым вещам следует относиться терпимо, пока мы пытаемся, подобно соли или закваске, произвести перемены.

Например, полигамия уже может не являться актуальной нравственной проблемой на Западе, но в других частях мира христиане все еще сталкиваются с ней, и она требует этического и пасторского отклика. С точки зрения библейской этики нам, конечно же, следует настаивать, что полигамия нравственно ущербна по сравнению с Божьим намерением моногамного брака. Слова Иисуса о том, что тот, кто разводится и женится на другой, прелюбодействует, по сути, не дают христианам обоснованного права брать других жен. Вне всякого сомнения, христианин не может стать многоженцем. Но как быть с ситуацией, когда мужчина в полигамной культуре уже имеет несколько жен, и затем становится христианином? Следует ли нам говорить, что его единственный выбор — развестись со всеми женами, кроме одной? Можно быть уверенным, что Ветхий Завет рассматривал бы такой выбор, как замену меньшего зла большим, с точки зрения жен. Ветхозаветное учение, как мы видели, посчитает большим злом развод, а не полигамию. Израильтянин мог предоставить некоторое прагматическое оправдание терпимого отношения к полигамии. В том обществе, где женщины были лишены независимого доходного занятия, где не было системы социальной защиты для одиноких, разведенных или овдовевших женщин, где бездетность была глубочайшим позором, можно утверждать, что всякая женщина выбрала бы стать женой почти на любых условиях, даже в полигамном браке, чтобы избежать альтернативы — обычно проституции или тяжелой судьбы вдовы. Судя по всему, Ветхий Завет предлагает некоторую терпимость, сопряженную с радикальной и богословской критикой, а также провозглашением более высокого идеала.[293]