Читаем без скачивания Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

Пока мичман выходил из командной надстройки, майор и барон оказались в кают-компании. Десантник мгновенно оценил ситуацию и понял: это шанс! Другого такого не будет! И все решают секунды.

Едва барон развернулся, чтобы предложить десантнику стул, как тот мощным сабельным ударом по кадыку уложил его на стол, затем тут же рванул за лацкан кителя на себя, двумя ударами в темя оглушил и, уже плавно опустив его под стеной на пол, добил сапогом в висок. Выхватив из кобуры убитого пистолет и запасную обойму, майор метнулся к двери, и, стоило худосочному мичману появиться в ее проеме, как, захватив за погон, десантник буквально зашвырнул парня в каюту и дважды врубился рукоятью пистолета в темя. А чтобы уже наверняка, выхватил у мичмана из ножен кортик и тут же вонзил его лезвие бедолаге в горло.

– Извините, господа, война!.. – негромко, но с какой-то неистовой яростью проговорил десантник.

Плена больше не существует. Он опять вооружен, он снова почувствовал себя диверсантом, заброшенным в тыл врага. На трапе, ведущем из нижнего яруса, один за другим показались два солдата, очевидно, они шли, чтобы сменить караул у входа в трюм. Увидев в проеме двери Гродова, они замерли, пытаясь сообразить, кто он такой и откуда взялся. Один даже рванул с плеча карабин, однако, бросившись к нему, десантник перехватил оружие рукой и тут же выстрелил в его напарника, затем вспорол пулей его бок и, захватив карабины за ремни, выглянул на палубу. Пленные как раз выносили из надстройки тело погибшего. До тех пор, пока не прозвучали выстрелы, они копошились и явно тянули время.

Когда же Гродов возник у двери, рослый охранник, который стоял ближе к нему, выстрелил, и спасло майора только то, что баржу покачивало на волне – пуля срикошетила от металлической двери в каких-нибудь двух сантиметрах от его плеча. Выстрелом в ответ майор всего лишь ранил этого охранника, но именно этот выстрел послужил сигналом к восстанию. Жодин, оказавшийся в четверке похоронной команды, тут же бросился в ноги приземистому солдату, поверг его на палубу и, завладев винтовкой, добил штыком. С воинственным криком: «Полундра! Всем – наверх!», он успел заскочить за трюмную надстройку. В это же время винтовку раненого румына уже подхватил капитан Комов. Еще одну винтовку майор метнул под ноги пленному, которого называли Танкистом.

Присев, капитан, пропустил над собой очередь зазевавшегося пулеметчика, который, очевидно, не сразу понял, что происходит, и бросился к Гродову. Вместе с Жодиным, в три ствола, они ударили по пулеметчику, и хотя все трое промахнулись, все же заставили румына направить ствол в сторону выхода из командной надстройки, что и позволило вырваться на свободу новой группе пленных. Однако на судне уже была объявлена тревога. Открыл огонь охранник, который до этого тосковал на ходовом мостике.

Со второго залпа восставшим удалось тяжело ранить пулеметчика, который корчился по надстройке и буквально выл от боли, но проход, из которого вышел Гродов, уже был занят вооруженными моряками. Еще какая-то часть команды и охраны вырвалась из надстройки через кормовой выход. Вскоре палуба уже была устлана телами погибших, но пленные упорно шли по телам павших, под прикрытием вооружившихся собратьев своих, врывались на трапы, ведущие к надстройкам, прорывались ко второму, носовому люку и даже сумели захватить кубрик, находившийся в той части баржи.

42

…Когда стрельба и рукопашная прекратилась, Гродов открыл для себя, что, хотя баржа и находится в руках восставших, однако нескольким морякам и солдатам удалось скрыться в машинном отделении, за толстой металлической дверью, и теперь они держали там оборону вместе с механиком и его помощником. Ситуация была сложной. Лишенная двигателя и руля, баржа оказалась в свободном дрейфе. Она и так находилась далеко от берега, а в этой части неминуемо должно было ощущаться морское течение, поскольку судно находилось у самого русла Днестра.

Осмотрев усеянную убитыми и ранеными повстанцами палубу и кубрики, Гродов понял, что свобода досталась им дорогой, кровавой ценой. Однако же понял и то, что на этом восстание не завершено[56].

– Где капитан Комов? – спросил он появившегося рядом, с винтовкой в руках, Жодина.

– Убит.

– Сколько человек еще полегло?

– Кроме него, еще семеро. Да одиннадцать раненых. На барже оказалась неплохая аптечка, так что сейчас их пытаются перевязывать. К сожалению, среди наших не нашлось ни одного фельдшера или хотя бы санинструктора.

Поднявшись на ходовой мостик, Гродов по внутреннему переговорному устройству попытался убедить румынских моряков, засевших в машинном отделении, сдаться. Однако переговоры с самого начала не заладились. Выяснилось, что среди находившихся там оказался и раненый в руку капитан баржи. Вместо того чтобы выслушивать условия повстанцев, он тут же стал посылать в адрес майора проклятия, предлагал всем пленным немедленно вернуться в трюм, а главное, уведомил, что радист успел связаться со штабом военно-морской базы в Одессе и попросить помощи. При этом сообщил, что оставшиеся в живых, во главе с ним, будут держать оборону до последнего патрона.

– Не позже, чем через час сюда прибудут сторожевые катера, – завершил свою угрозу командир баржи, – И тогда уже вас, Черный Комиссар, как зачинщика бунта не спасет никакое заступничество, даже папы римского. Потому что я лично прикажу вздернуть вас на мачте или пропустить под килем!

– Все-таки я был прав, – мрачно отшутился десантник, – нельзя вам читать на ночь пиратские романы.

– Если же вы попробуете взять машинное отделение штурмом, – закусил удила капитан, – я прикажу вывести двигатель из строя или вообще взорву здесь все к чертям!

«А ведь признайся, что на его месте ты вел бы себя точно так же, – сказал себе майор, поняв, что дальнейшие переговоры не имеют смысла. – Так что нужно отдать должное мужеству этого офицера».

– Плохо, что на борту не осталось ни одного спасательного круга, – не стал вникать в подробности этого разговора Жодин. – Бойцы говорят, что их было два, да только с одним из них сиганул за борт раненый конвоир, с другим – кто-то из моряков.

– О радиограмме, которую они послали на свою базу, командир, кажется, тоже не врал, – задумчиво посмотрел Гродов на восток, откуда должны были прибыть румынские катера.

– Рация разбита, радист убит, однако он вполне мог успеть со своей радиограммой, – признал сержант. – Времени у него было предостаточно. Хорошо хоть пулемет уцелел. Но он все-таки уцелел. И у нас теперь немало оружия.

– Знать бы, как им распорядиться, – едва слышно проговорил Гродов.

– Вот и командуй, командир, бойцы ждут.

Майор вышел на площадку, которой завершался трап, ведущий к ходовому мостику, и пристально осмотрел более полусотни бойцов, собравшихся у подножия надстройки.

– Слушайте меня внимательно, бойцы! Как бы ни сложилась судьба каждого из нас дальше, сейчас, в эти минуты, мы можем утверждать: наше восстание удалось. Мы перебили большую часть команды и охраны, мы сумели освободиться из заточения. И даже если умрем, то умрем свободными людьми, в борьбе, как и надлежит умирать солдатам.

– Жаль, что полностью захватить баржу нам так и не удалось, – произнес тот самый моряк, которого все называли «рулевым». Он был ранен, левая рука его висела на подвязке из матросской простыни. – Может, все-таки попробуем, выкурим тех, что засели в машинном отделении?

– Бессмысленно, – жестко парировал десантник. – Гранат у нас нет. Даже если бы каким-то чудом нам удалось ворваться в это отделение, то зря потеряли бы бойцов. А главное, там находится командир баржи, который поклялся, что при попытке захвата их выведет двигатель из строя.

– Короче, что решаем, товарищ майор?! – обратился к Гродову какой-то разбитной морячок, в изорванной тельняшке и с большими кровоподтеками на лице.

– Если уж совсем коротко, то решение может быть одно: все, кто способен держаться на воде, за борт. Взламывайте палубу, хватайте все, что может удерживаться на воде; используя канаты, вяжите плоты и уходите по правому борту в сторону суши. Там много отмелей, поэтому через пару часов на одной из них уже сможете передохнуть. Причем делать это нужно быстро, поскольку катера уже, возможно, вышли из порта.

– В воде они нас и перетопят, как щенят, – мрачно обронил кто-то из бойцов.

– Катер или два, которые придут сюда, прежде всего, бросятся к барже, надеясь спасти и ее и тех, кто закрылся в машинном отделении. И топить нас тоже не будут спешить, сначала попытаются взять на абордаж; на борту катеров наверняка окажутся десантники. Словом, расклад такой, – начал майор спускаться на палубу, – мне понадобятся десять добровольцев. Они и те раненые, которые не способны плыть, остаются на барже. Своим сопротивлением мы отвлечем и задержим катера, помогая вам уйти как можно дальше от судна. Но условие: те, кто покидает борт, передают оружие остающимся. Пусть враги попробуют взять нас на абордаж, увидим, как у них это получится.