Читаем без скачивания Утаенные страницы советской истории. Книга 2 - Александр Бондаренко

К личностным качествам Михаила Николаевича относилось и сибаритство. Красный маршал не отказывал себе в земных удовольствиях, любил пожить себе в радость. Часами он занимался изготовлением скрипок, собственноручно изготавливал морилки и лаки. Его перу принадлежит даже специальная работа на эту тему: «Справка о грунтах и лаках для скрипок». Еще одним увлечением заместителя наркома, довольно странным для человека его положения, была дрессировка мышонка в служебном кабинете, о чем оставил свое свидетельство потомкам его личный врач Л. Кагаловский: «Михаил Николаевич приучил мышонка в определенное время взбираться на стол и получать свой ежедневный рацион...»

К весне 1937 года номенклатурные «подпорки» Тухачевского существенно ослабли. В марте 1935 года Енукидзе, заподозренный Сталиным в причастности к организации убийства Кирова, был освобожден от обязанностей секретаря президиума ЦИК. В тот же год внезапно умер Куйбышев. В феврале 1937 года застрелился Орджоникидзе. Соответственно, шансы на получение поста наркома обороны у Тухачевского значительно уменьшились.

Не ладились у него отношения не только с Ворошиловым, но и с начальником Генерального штаба Александром Егоровым. Еще в декабре 1919 года, когда Тухачевский прибыл с Восточного фронта на должность командующего 13-й армией Южного фронта, командующий фронтом подполковник старой армии Егоров воспротивился этому назначению. Целый месяц Михаил Николаевич пробыл при штабе фронта и так и не был допущен военным советом к командованию армией.

В январе 1920 года он был назначен командующим Кавказским фронтом, где членом военного совета стал Орджоникидзе. «Злые языки» позднее утверждали, что своим военным успехам на Северном Кавказе будущий красный маршал был обязан толковому начальнику штаба — выпускнику Академии Генштаба бывшему подполковнику В. Любимову. Через несколько месяцев Тухачевский вновь столкнулся с Егоровым — на этот раз на польском направлении: Егоров командовал Юго-Западным фронтом, а Михаил Николаевич — Западным.

В апреле 1936 года взгляды Тухачевского и Егорова вновь не совпали. Тогда в наркомате обороны проводилась большая командно-штабная игра. Иероним Петрович Убо-ревич, командующий войсками Белорусского военного округа, играл за «красных», а Тухачевский — за «синих». Его союзником выступал командующий войсками Киевского военного округа Иона Эммануилович Якир, игравший за польские войска — 30 дивизий, которые выступили на стороне немцев (после заключения в 1934 году пакта о ненападении между Германией и Польшей внешняя политика Польши становилась все более прогерманской).

Генеральный штаб, возглавляемый маршалом Егоровым, исходил из того, что немцы сумеют отмобилизовать не более 100 дивизий, из них 50-55 будут действовать к северу от Полесья. Тухачевский же считал и, как выяснилось в июне 1941-го, справедливо (возможно, хорошее знание Тухачевским возможностей вермахта объяснялось его многолетним общением с немецким генералитетом), что Германия выставит против СССР около 200 соединений, в том числе севернее Полесья — до 80. В 1941 году враг отмобилизовал около 190 дивизий, из них 79 ударили к северу от Полесья. Но в 1936-м Генштаб отверг оценки Тухачевского, как и его мнение о возможности внезапного для РККА нападения. Егоров считал, что силы вермахта и РККА будут приблизительно равны и внезапности удара немцы не достигнут.

Самолюбивый Тухачевский ощущал себя непонятым, и все это болезненно сказывалось на его внутреннем мире и состоянии психики. Человек, бесспорно, высокого интеллекта и властный, он продолжал безуспешно стремиться к должности наркома. Упорство Сталина, отстаивающего Ворошилова, все более озлобляло маршала, делало его податливым на заманчивые предложения противников генсека в партии.

Внутренний мир Тухачевского, судя по свидетельствам некоторых его современников, значительно сложнее, чем его принято представлять. С детства хорошо знающий военную историю, походы великих полководцев древности, он мечтал и о своих Каннах, и о своем Тулоне. Его воображение занимали глобальные геополитические проекты. Возможно, сказывалось и его знакомство с Львом Троцким и его идеей мировой революции, и пребывание в немецком плену (в баварской крепости Ингольтштадт), где пленный русский подпоручик познакомился с самобытными людьми, открыв для себя много нового и загадочного в мировоззренческом отношении. Одному из своих товарищей по несчастью — французскому офицеру Реми Руру — молодой Тухачевский признался:«Я ненавижу социалистов, евреев и христиан...» В несчастьях России он винил киевского князя Владимира, который-де допустил на Русь «чужую веру». По словам француза, русский подпоручик заявил: «Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошивший Россию». Антихристианство и германофильство объективно могли создавать питательную почву для симпатий Михаила Николаевича к Германии, где к власти пришли нацисты, стремившиеся к «новому порядку» на обломках европейской цивилизации.

Возможно также, что еще в детстве на мировоззрение и самовосприятие будущего маршала повлияли рассказы его отца об истории старинного дворянского рода Тухачевских. В семье Михаила Николаевича бережно хранили предание о том, что по линии отца они якобы ведут род от некоего графа Индриса, выехавшего вместе с сыновьями в середине XIII века из Византийской империи («цесарской земли») в Черниговское княжество, где он служил тамошнему правителю. Затем один из их потомков перебрался в Московское княжество, где великий князь Московский Василий II Темный жаловал ему в качестве вотчины Тухачев и Тухачевскую волость. Отсюда, кстати, и фамилия — Тухачевский.

Отец Тухачевского, а вслед за ним и Михаил Николаевич считали, что Индрис был сыном графа Фландрии Балдуина (Бодуэна) IX, участника четвертого Крестового похода и первого императора Латинской империи, возникшей на месте поверженной западноевропейскими крестоносцами Византийской империи.

Если к этому добавить, что Бодуэн, в свою очередь, вел происхождение от легендарной династии первых франкских королей Меровингов, то становится ясно, что самолюбие красного маршала исподволь подпитывалось детскими воспоминаниями о рассказах отца о древних аристократических корнях рода Тухачевских, особой роли его предков в европейской истории.

В немецком плену судьба Тухачевского удивительным образом оказалась переплетена с жизненным путем выдающегося государственного деятеля Франции Шарля де Голля. Они вместе томились в Ингольтштадтской крепости в Верхней Баварии, где капитан де Голль учил русского подпоручика французскому языку. Оба затем продолжили офицерскую карьеру, стали видными военными теоретиками, отстаивающими новые способы ведения «войны моторов». И если принять во внимание проявленные де Голлем в зрелые годы антиатлантические настроения и приверженность идее единой Европы «от Атлантики до Урала», то не кажется такой уж невероятной версия некоторых исследователей, утверждающих, что Тухачевский и де Голль вступили, находясь в германском плену, в некую эзотерическую организацию евразийской направленности. Французский писатель Жан Парвулеско называл ее «Орденом Полярных», противостоящим будто бы геополитическим устремлениям туманного Альбиона.

Может быть, уже тогда у Тухачевского зародилась идея русско-германского союза, сторонниками которой оказались и многие руководители большевиков, начиная от Ленина и Троцкого. Пользуясь служебными возможностями, маршал продолжал и после 1933 года поддерживать связи с немецкими генералами, у которых был свой резон в альянсе с РККА и которые также были не прочь нанести решающее поражение «загнивающей Европе». Должность наркома обороны открывала перед честолюбивым Тухачевским новые горизонты.

В начале 1936 года Тухачевский по решению Политбюро ЦК ВКП(б) совершил поездку в Великобританию, чтобы присутствовать на похоронах короля Георга V. В Лондоне он имел встречу с советским военным атташе Витовтом Путной, что само по себе вполне естественно: кто, как не военный атташе, должен встречать и сопровождать заместителя наркома. Но на беду Тухачевского, Путна уже подозревался НКВД, и возможно небезосновательно, в связях со сторонниками Троцкого и его сыном Седовым, проживающим в Западной Европе. Нетрудно представить, как Сталин мог отнестись к информации НКВД о контактах советских военачальников с ближайшим окружением его злейшего идеологического и политического противника. Троцкий, неоднократно дававший в своих работах унизительные оценки Сталину, стал для Генерального секретаря ЦК личным врагом № 1.

Участие в похоронах английского монарха позволило Тухачевскому побывать проездом в Германии и Франции. В Германии, по утверждению Пауля Шмидта, высокопоставленного сотрудника германского МИДа, не раз выступавшего переводчиком Гитлера и выпустившего под псевдонимом книгу воспоминаний в США (CarellP. Hitler Moves East. N. Y., 1967), красный маршал встретился с ведущими немецкими военачальниками и вел речь о позиции Германии в случае смены власти в СССР и о создании германо-советского союза. Лгать бывшему германскому дипломату и намеренно дискредитировать Тухачевского, представляемого западными и советскими СМИ безвинной жертвой сталинского террора, особой выгоды вроде бы не было. Более того, утверждения Шмидта в какой-то мере оправдывали Сталина и его жестокие меры в 1937 году.