Читаем без скачивания Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков

Для американцев и японцев, не говоря уже о советских чиновниках, раскручивались жаркие и бурные события. Была срочно создана японо-американская совместная комиссия, которой предстояло изучить причину посадки МИГа в Японии. Бойкие японские журналисты, а нужно отдать им должное, они умудрялись преодолевать всевозможные трудности и преграды полнейшей секретности этого дела, высказывали предположение, что Беленко выполнял какое-то сверхсекретное задание советского правительства. Затем зазвучала более правдоподобная версия — это обыкновенный перебежчик, искатель «роскошной» заморской жизни.

Тем временем комиссия занялась проблемами, далекими от Беленко. Американцы хотели сразу же заполучить самолет себе, благо пилот уже был в Штатах. Но этого не хотели японцы. Они великолепно понимали, что, раз самолет сел на их территории, им в конечном итоге придется разбираться с собственником дорогой машины. А если американцы так же быстро упрячут самолет, как и пилота, подальше, то не миновать осложнений. Поэтому японские официальные власти, чтобы расставить все точки над «i», с первых же дней инцидента заверяли советскую сторону в том, что они отдадут самолет.

Чтобы сохранить в тайне ход работ по разборке самолета, японо-американская комиссия приняла решение переправить самолет с гражданского аэродрома Хакодате на японскую военно-воздушную базу Хаякуре, вопреки попыткам американцев доставить его на базу американских ВВС в Читосе.

И комиссия приступила к изучению МИГа. Первая оценка была самой высокой: это современный самолет, аналогов ему нет. Потом, придравшись к какой-то чепухе, подкинули местной прессе мыслишку, что самолет-то на самом деле не такой уж грозный и совсем не передовой. И все-таки, как и следовало ожидать, правда восторжествовала. После того как американские и японские специалисты окончательно разворотили самолет, вновь его собрали, запустили двигатели и оживили технику и вооружение, они вынуждены были признать, что перед ними действительно уникальное творение русских конструкторов. Не случайно американцы оставили на его приборах

написанные от руки слова: «Русские, вы на правильном пути». Вот тогда японская пресса поведала миру, что МИГ-25 «С» сделан настоящими мастерами своего дела, что это лучшая в мире боевая машина.

Японские и американские спецы еще долго потрошили самолет, и только через два месяца он был готов к отправке в СССР.

Советские специалисты прибыли в Токио из Москвы уже через несколько дней после посадки самолета в Хакодате. В составе делегации были военные, инженеры из конструкторского бюро Микояна, сотрудники МИДа. Была создана совместная советско-японская комиссия для выработки процедуры возвращения машины. Японцы подтвердили свое намерение возвратить самолет, однако настаивали на том, что он должен быть вывезен с их территории наземным и морским транспортом, а не по воздуху.

Как мне представляется, работа комиссии часто пробуксовывала и неоправданно затягивалась из-за недостаточно решительных и умелых действий советского посольства.

Наконец работа советско-японской комиссии была завершена, и Япония заявила, что возвращает самолет. Доставка МИГа в Союз была поручена совместной советско-японской морской компании «Юниориент». Эту операцию четко организовал и быстро провел заместитель генерального директора фирмы Георгий Михайлович Чхеидзе, старый морской волк, капитан дальнего плавания с многолетним стажем. Стивидорная компания «Адзума», входящая в «Юниориент», автотранспортом вывезла части самолета в порт Хитачи, а затем советскими судами останки некогда могучего истребителя были доставлены во Владивосток.

Так закончилась драма с МИГом, потрясшая и Японию и СССР.

А позднее произошел вообще мерзкий, не укладывающийся в сознании нормального человека случай. Красивая японская девушка, испытывая чувства уважения и любви к великому соседу Японии — Советскому Союзу, решила посетить нашу страну с целью изучения русского языка. Полная самых радужных планов и намерений, она купила билет на наш теплоход и отправилась в Советский Союз. На корабле она встретила русского человека — члена команды теплохода и сразу же, не откладывая свои планы на потом, попыталась говорить с ним на русском языке. Этот изверг, другого слова я не могу подобрать, человеком его не назовешь, завлек ее в свою каюту и попытался изнасиловать. Она, видимо, сопротивлялась, и он

убил ее, а труп выбросил через иллюминатор в море. Японское море прибило ее тело к родным берегам. Девушку опознали, выяснили, когда она на советском теплоходе отправилась в Россию. Началось следствие, нашли убийцу. Но оказалось, что подонок был не совсем психически нормальным. А как же ему доверили плавать на кораблях и ходить за границу, в Японию? Эти естественные вопросы возникли и у японцев. Умных и понятных ответов не было. Все это, конечно, не способствовало добрым отношениям с соседней страной.

Как-то к нам в группу из Центра прибыл новый, молодой разведчик-японист. Наши товарищи окружили его вниманием, помогали освоиться на новом месте, изучать город, вводили в курс, как заводить связи. Время шло, но заметной активности этот разведчик не проявлял, хотя хорошо владел японским языком. Нас было мало, каждый штык был на счету и должен был действовать. Я пригласил парня на беседу, объяснил ему, что пора включаться в активную работу, тем более что у него есть все данные для этого: он хорошо подготовлен, образован, только нужна воля. Он вроде бы все понимал, но сдвигов у него в работе так и не было.

Это был типичный представитель «японской касты», решивший, что в первую командировку нужно только присматриваться к стране, совершенствовать знание языка. А вот потом, через несколько лет, вероятно, он сможет работать активно. Этот работник к тому же оказался большим «теоретиком» агентурно-разведывательной деятельности. В кругу своих коллег он философствовал, поучал других: надо работать с агентом так, чтобы тот и не догадывался, что имеет дело с разведчиком, с сотрудником КГБ. Это, видимо, были ростки «нового мышления» в разведке. Я провел с этим разведчиком более серьезную проработку. Он заверил меня, что возьмется за дело более настойчиво, уже наметил несколько человек для активного изучения.

Позднее, когда меня уже не было в Японии и туда прибыл руководящий сотрудник Центра с целью выяснить, что же творится в резидентуре, этот наш «теоретик» развил бурную деятельность в обхаживании гостя и был назначен исполняющим обязанности руководителя группы. Жизнь непредсказуема, даже для разведчиков: неожиданностей много.

Так, однажды меня вызвал к себе посол Полянский. Он сообщил, что в Токио находится Жак Ширак, в те времена тот был мэром Парижа. Француз просил встретиться с нашим послом во французском посольстве. Полянский предложил мне сопровождать его на эту встречу. Я понял, что он не знает, о чем хочет говорить с ним Жак Ширак, и на всякий случай, чтобы сохранить конфиденциальность этой беседы, приглашает с собой вместо переводчика меня — сотрудника КГБ. Я принял предложение посла.

Мы прибыли в посольство Франции в Японии. Нас тепло встретили, угостили, беседа носила светский характер. Ширак, помня, что Полянский был самым молодым членом Политбюро ЦК КПСС, видимо, рассчитывал на сохранившиеся его связи в правительственных кругах Советского Союза. Он попросил оказать помощь в решении вопроса о пролете французских самолетов над советской территорией при перелете из Парижа в Токио. Эта просьба удивила Полянского, но он, не подав вида, пообещал Шираку выяснить этот вопрос.

Резонно спросить, а как живут жены, дети разведчиков в зарубежной «командировке»? Вот одна история.

Наши дипломаты и другие советские граждане на лето приглашали своих детей в Японию. Таким образом они пытались как бы влиять на своих чад, участвовать в их воспитании, ну и, естественно, дать им возможность хорошо отдохнуть и набраться сил перед следующим учебным годом. И мы один раз вытянули нашего сына на каникулы в Токио. Помню, он не соглашался, даже пытался уклониться от поездки, но, побывав в Японии, остался очень доволен. Мы устроили его на один месяц в японскую школу каратэ, повозили по стране, угостили различными японскими кушаниями. И нам было приятно пообщаться с сыном.

С какой удивительной и красивой традицией мы познакомили сына в Японии — провожать теплоходы в дальний рейс. В целом он был доволен. Уезжали дети, как правило, в одно время — к первому сентября им нужно было быть дома. И вот в день отплытия парохода все уезжающие и провожающие собираются в одном месте — на пирсе, возле борта судна. За несколько минут до отхода теплохода все бросают друг другу ролики тонкой цветной ленты, и между теплоходом и берегом образуются сотни и сотни цветных трепещущих лент. Пароход отдает швартовы и медленно удаляется от стенки, ленточки натягиваются, а затем рвутся. Весь белый лайнер, отходящий от берега, опутан паутинками бьющихся на ветру цветных линий. На время порываются связи родных со своими близкими, остающимися на берегу.