Читаем без скачивания Пиджин-инглиш - Стивен Келман

Эту ложку кроме него никто не лизнул бы. Даже не прикоснулся бы. В седьмом классе Натан Бойд — самый отчаянный. Тут все так думают. Но даже ему слабо врубить пожарную тревогу Если она реально сработает, тут же примчатся пожарные тушить огонь. И даже если ничего не горит, они обязаны все проверить. Если тревога ложная и они найдут виновника, то прямая дорога за решетку Ложный вывоз — преступление, потому что, пока пожарные ковыряются с проверкой, где-то может вспыхнуть настоящий пожар и погибнут люди.

З-Омби:

— Уверен, что готов? Очко не играет?

Если бы я состоял в Лощине, Вилис бы мне плохого слова сказать не посмел. Приглянись мне чьи-нибудь кроссовки, надел бы вместо своих, и никто бы не пикнул. Я отдал свой творожный пудинг Манику и шагнул вперед. В библиотеке тусовался какой-то народ, но в коридоре было пусто.

З-Омби:

— Разбей загородку, и все дела. Это легко, пластмаска одна.

Я:

— А если с первого раза не разобьется?

Шиззи:

— Долби, пока не расхерачишь. А мы посмотрим, сколько это у тебя займет.

З-Омби:

— Не дрейфь. Мы с тобой. Я постою на стреме.

Ребром ладони оказалось бить сподручнее, чем костяшками пальцев. Пока сигнал не сработает, с места срываться нельзя. Я старался не шуметь. Сердце у меня грохало будто спятивший барабан, во рту появился металлический привкус. Кто-то шел по коридору, пришлось ждать, пока скроются. Быстрее! Давай-давай-давай!

Захотелось в туалет, да нельзя.

З-Омби и Шиззи торчали в отдалении.

З-Омби:

— Шевелись! Сильнее бей!

Я со всей силы шарахнул по прозрачной пластмассе. Она и не подумала треснуть, зато рука стала будто не моя. Молоток бы. А может, убежать? Я огляделся, вдруг кто поможет, если З-Омби и Шиззи накинутся на меня. Но они уже исчезли, только гогот откуда-то несся.

Шиззи:

— Ссыкун!

У меня даже глазам жарко стало. Я еще раз с размаху ударил в пластмаску. Ничего, даже кровь не пошла. Сбежать, пока меня никто не увидел! Я скатился вниз по лестнице. Ноги сделались ватные, но я ничего, устоял, пролетел под мостом к гуманитарному корпусу и кинулся в туалет. Опасность уже миновала, только желудок крутит. Наверное, я теперь у Лощины в черном списке, не выполнил ведь задание. Но я же не виноват, что руки у меня такие мягкие!

Мистер Фримпонг поет в церкви громче всех, хоть он и самый старый. Вечно перекрикивает остальных — хочет, чтобы его голос первый долетел до ушей Бога.

Но это нечестно. Если Господь услышит только мистера Фримпонга, он отдаст ему милости, полагающиеся другим. Несправедливо, если вдуматься. И еще мистер Фримпонг ужасно потеет. Он ведь вечно в галстуке, и верхняя пуговица застегнута.

Лидия:

— Наверное, и моется в галстуке.

Я:

— Где твоя почтительность?

Лидия:

— Замолкни, какашка!

Мистер Фримпонг до того потеет, что не может стоять на ногах — опускается на скамью и засыпает. Все леди прямо кидаются ему на помощь, друг друга отпихивают. А пастор Тейлор шлепает его по щекам, чтобы разбудить. А когда задремавший откроет глаза, леди хором возносят хвалу Господу Хотя, по-моему, сам Бог и насылает на него сон. Наверное, вопли мистера Фримпонга Господу успели поднадоесть.

Потому-то в церкви решетки на окнах — не для защиты от камней шпаны, а чтобы стекло не треснуло от пения мистера Фримпонга.

Мы посвятили одну молитву маме мертвого пацана и одну молитву — полиции, дабы Господь сподобил их найти убийцу.

Я:

— Что такое «сподобил»?

Пастор Тейлор:

— Сподобил — значит в неизреченной милости своей открыл истину, даровал мудрость.

Самый мудрый человек из тех, кого я знаю, это мистер Томлин. Он у нас ведет естествознание — из лимона может сделать батарейку. Чесслово! Надо воткнуть в лимон с одного конца монетку, а с другого — гвоздь. Кислота в лимонном соке дает электричество, а монета и гвоздь — это проводники, по ним идет ток. Если соединить подряд четыре лимона, энергии будет достаточно, чтобы загорелась лампочка. Круто, правда? Все просто обалдели. Если бы мистер Томлин работал в полиции, убийцу уже давно бы поймали.

Я помолился, чтобы Бог сподобил меня задать правильные вопросы. Дин — неверующий, так что я помолился за нас двоих сразу.

Дин:

— Ты еще попроси Бога, чтобы нам по башке не надавали.

Я:

— Все нормально будет, не дергайся. Зачем кому-то детей убивать?

Опрашивать подозреваемых — штука рискованная, но без этого нет расследования. А если ты трясешься от страха, смени профессию, сдай жетон детектива и сиди дома.

В пабе воняло так, будто сюда слили все пиво на Земле. Мы старались не дышать, чтобы не одурманить разум и сохранить ясность мысли. Любой входящий-выходящий годился в убийцы. На нас посетители таращились, как оголодавшие вампиры. Мы стояли в дверях — одна нога за порогом. Безопасность превыше всего.

Дин:

— Кого конкретно мы высматриваем?

Я:

— Сам не знаю. Вроде он был черный, но я до конца не уверен. Я видел только руку, когда он нагнулся за ножом. Может, рука была в перчатке, издалека не видно.

Дин:

— Давай начнем с черных. Как насчет вот этого?

Я:

— Нет. Дылда. Очень высокий. Наш был куда ниже.

Дин:

— Ясно. А вон тот?

Вон тот торчал у автомата, на котором колесом вертелись фрукты (не настоящие, а нарисованные, это в пабе игрушка такая, суешь в нее деньги, а на ней огоньки вспыхивают). Следы паутины на черном, правда, отсутствовали, зато имелась серьга, а уж в глазах было столько злобы — на всех в округе хватит. Подозреваемый тряс автомат (чтобы опять огоньки заплясали) и ругался. Известное дело, убийцы легко выходят из себя.

Я:

— Подойдет. Какой бы вопрос ему задать? Придумал?

Дин:

— Не будь дебилом, понятно, что напрямую не спросишь. Надо постараться его подловить. Спроси, знал ли он жертву, да в глаза при этом гляди. Если отводит взгляд, значит, виновен.

Я:

— Может, ты спросишь? А я прикрою.

Дин:

— Не буду я никого спрашивать. Твоя задумка, ты и веди допрос.

Я:

— Не здесь же. Подожду, пока он выйдет.

Дин:

— Так и знал. А мне что, весь день тут торчать?

— Так иди и спроси сам.

Дин:

— Минуточку. Сначала поглядим, что он будет делать. Не показывай, что следишь за ним, пусть ведет себя естественно.

Мы вышли на улицу и принялись наблюдать через стекло. Убийца отстал от автомата с фруктами и взял себе еще пива. Публика пила, отправляла эсэмэски, глазела на сиськи барменши (хоть она была старая и жуткая). Пивом воняло все сильнее, Дин прямо места себе не находил. Когда подозреваемый встал и направился к выходу, мы чуть не кинулись наутек. А ведь нельзя показывать, что боишься, преступники чуют твой страх не хуже ос.

Подозреваемый:

— В чем дело, мелкие, ищете кого?

Дин:

— Мы просто ждем папу.

Подозреваемый:

— Не торчите здесь зря, вокруг полно всяких ублюдков.

Это хитрость. Он просто хочет поскорее избавиться от нас. Да еще сигарету зажег, тоже о многом говорит.

Я:

— А вы знали мертвого мальчика?

Подозреваемый:

— Кого?

Дин:

— Мальчика, которого зарезали. Моего двоюродного брата.

Подозреваемый:

— Нет, не знал.

Я:

— А вам известно, кто это сделал?

Подозреваемый:

— Если бы. Все эти гребаные подростки, утопить бы их сразу после рождения.

Дин:

— А откуда вы знаете, что это был подросток?

Подозреваемый:

— Да они повсюду лезут. В каждой бочке затычка. Держитесь подальше от всего этого дерьма, это ни к чему хорошему не приведет. Вы поумнее будьте, ладно?

Я:

— Будем!

Дым от его сигареты ел нам глаза. Еще одна хитрость: скрыть за дымовой завесой улики. Преступники — они вам не дураки. В конце концов мы решили: на сегодня все.

Дин:

— Нам никто ничего не скажет. Как поймут, что мы их типа специально расспрашиваем, сразу пошлют подальше. Расспросами нам ничего не добиться. Надо самим добывать улики.

Я:

— А как?

Дин:

— Внешнее наблюдение. Сбор доказательств. Компьютерное моделирование. Отпечатки пальцев. Анализ ДНК. Тут без обмана.

Я сделал умное лицо, будто понял, о чем это он. Ведь Дин смотрел все эти полицейские сериалы, а я нет. Пока мама не пришла с работы, я постарался получше смыть с себя пивную вонь. Мама говорит, если от мужчины несет пивом, значит, жди беды.

Насилие приходит само, без всяких усилий с твоей стороны, вот в чем вся штука. Помнишь, как ты в детстве впервые наступил на муравья, чуть двинул ножкой и обратил движение в смертный покой, а настоящее в прошлое? Разве не было это болезненно-сладким крещением? Какая власть, оказывается, кроется в твоих ногах, и какое искушение покалывает твои пальцы. И требуется немалое милосердие, чтобы усмирить их. Ведь ты желаешь быть чем-то большим, чем просто очередной придумкой исполненного злорадства Бога.