Читаем без скачивания Сверчок за очагом (пер.Линдегрен) - Чарльз Диккенс

— Прямо она сбѣжала изъ сумасшедшаго дома, — тихонько прошепталъ себѣ подъ носъ Текльтонъ. — Скоро придется надѣть на нее смирительную рубашку и держать идіотку на привязи. Дѣло клонится къ тому.

Калебъ сложилъ руки и разсѣянно смотрѣлъ въ пространство во время рѣчи молодой дѣвушки, точно онъ въ самомъ дѣлѣ не зналъ хорошенько, (я увѣренъ, что это было такъ), сдѣлалъ ли Текльтонъ что нибудь, чтобъ заслужить ея благодарность, или нѣтъ? Еслибъ ему была предоставлена полная свобода дѣйствій въ данный моментъ, и отъ него потребовали бы, подъ страхомъ смертной казни, убить торговца игрушками или пасть къ его ногамъ, согласно тому, чего онъ заслуживалъ, я думаю, этотъ человѣкъ не зналъ бы, какъ ему поступить. Между тѣмъ ему было хорошо извѣстно, что онъ собственноручно и такъ бережно принесъ домой маленькій розовый кустикъ для своей дочери и что его собственныя уста произнесли невинную ложь для того, чтобъ дочь не могла догадаться, какъ онъ жертвовалъ собою изо дня въ день съ цѣлью сдѣлать ее счастливѣе.

— Берта, — произнесъ Текльтонъ, — придавая своему голосу нѣкоторую привѣтливость, — подойдите сюда.

— О, я прямо подойду къ вамъ! Меня не нужно вести, — подхватила она.

— Не открыть ли вамъ секретъ, Берта?

— Какъ вы желаете, — съ живостью отвѣчала дѣвушка.

Какъ сіяло ея лицо съ незрячими глазами, какъ похорошѣла она въ своемъ напряженномъ вниманіи!

— Сегодня какъ разъ тотъ день, когда къ вамъ по обыкновенію пріѣзжаетъ въ гости эта маленькая вертушка, избалованное дитя, жена Пирибингля, которая устроиваетъ здѣсь свой фантастическій пикникъ; не такъ ли? — спросилъ Текльтонъ брезгливымъ тономъ.

— .Да, — отвѣчала Берта, — какъ разъ сегодня.

— Я такъ и думалъ, — замѣтилъ Текльтонъ. — Мнѣ хотѣлось бы присоединиться къ вашей компаніи.

— Слышишь, отецъ! — воскликнула слѣпая внѣ себя отъ восторга.

— Какъ же, слышу, — пробормоталъ Калебъ съ неподвижнымъ взглядомъ лунатика. Но я не вѣрю этому. Это одна изъ милыхъ выдумокъ, несомнѣнно.

— Видите-ли, я… я хочу сблизить покороче супруговъ Пирибингль съ Мэй Фильдингъ, — объяснилъ Текльтонъ. — Я женюсь на Мэй.

— Женитесь! — воскликнула слѣпая, отшатываясь отъ него.

— Проклятая дура! — буркнулъ Текльтонъ. — Я такъ и зналъ, что она никогда не пойметъ меня. Ахъ, Берта! Я женюсь! Церковь, пасторъ, причетникъ, пономарь, стеклянная карета, колокола, завтракъ, свадебный пирогъ, чествованія, поздравленія, наряды, суета и всякія глупости. Свадьба, однимъ словомъ, свадьба. Вы не знаете, какія бываютъ свадьбы?

— Знаю, — кротко отвѣчала слѣпая. — Я поняла!

— Неужели? — усомнился Текльтонъ. — Это болѣе, чѣмъ я ожидалъ. Отлично! По этому поводу мнѣ хочется попасть въ вашу компанію и привести сюда Мэй съ ея матерью. Я пришлю кой-какое угощенье къ вечеру. Холодный бараній окорокъ или что нибудь вкусное въ этомъ родѣ. Вы будете ждать меня?

— Да, — отвѣчала Берта.

Она поникла головой, отвернулась и стояла въ раздумьѣ, сложивъ руки.

— Плохо я надѣюсь на васъ, — продолжалъ хозяинъ, глядя на нее, — кажется, ужъ вы перезабыли все, что я вамъ говорилъ, Калебъ?

— Надо полагать, мнѣ можно заявить о своемъ присутствіи, — подумалъ Калебъ. — Что вамъ угодно, сэръ?

— Позаботьтесь, чтобъ она не забыла моихъ распоряженій.

— Берта никогда не забываетъ, — отвѣчалъ Калебъ. — Это одна изъ немногихъ вещей, на которыя она неспособна.

— Каждому свои гуси кажутся лебедями, — замѣтилъ торговецъ игрушками, пренебрежительно вздернувъ плечи. — Бѣдный дуралей!

При послѣднихъ словахъ, сказанныхъ съ безконечнымъ презрѣніемъ, представитель фирмы Грэффъ и Текльтонъ удалился.

Берта не двигалась съ мѣста, погруженная въ размышленія. Веселость исчезла съ ея опущеннаго лица, которое было очень грустно. Три-четыре раза тряхнула она головой, словно сѣтуя о какомъ то воспоминаніи или о какой то утратѣ; однако, ея печальныя думы не изливались въ словахъ.

Не раньше того, какъ Калебъ нѣкоторое время поработалъ одинъ надъ запряжкой лошадей въ повозку, безъ всякой жалости прибивая сбрую гвоздями прямо къ тѣлу несчастныхъ животныхъ, Берта подошла къ его стулу и сказала, усаживаясь съ нимъ рядомъ:

— Я соскучилась въ потемкахъ, отецъ! Мнѣ надо мои глаза, мои терпѣливые, услужливые глаза.

— Они тутъ, — отвѣчалъ Калебъ. Всегда наготовѣ. Они больше твои, чѣмъ мои, Берта, ежечасно, круглыя сутки. Ну что же такое должны сдѣлать для тебя твои глаза, моя дорогая?

— Осмотрись въ комнатѣ, отецъ.

— Ладно, — произнесъ онъ. Сказано, сдѣлано, Берта.

— Разскажи мнѣ о ней.

— Да тутъ все по старому, — промолвилъ Калебъ. Уютно, но очень просто. Свѣтлая окраска стѣнъ, яркіе цвѣты на тарелкахъ и блюдахъ; лакированное дерево, гдѣ есть панели или балки; общая уютность и опрятность домика дѣлаютъ его очень хорошенькимъ.

Вессло и чисто было тамъ, куда могли достать руки Берты. Но прочія мѣста не отличались этими качествами въ старомъ ветхомъ сараѣ, который преображала фантазія Калеба.

— Ты въ рабочемъ платьѣ и не такъ интересенъ, какъ въ своемъ красивомъ плащѣ? — спросила Берта, ощупывая отца.

— Конечно не такъ интересенъ, — подтвердилъ онъ, — хотя довольно молодцоватъ.

— Отецъ, — заговорила вновь слѣпая, придвигаясь къ нему ближе и обвивая рукою его шею, разскажи мнѣ что нибудь о Мэй… Очень она красива?

— Очень, — отвѣчалъ Калебъ.

Такъ оно и было на самомъ дѣлѣ. Калебу показалось страннымъ, что на этотъ разъ ему не понадобилось прибѣгать къ выдумкѣ.

— Волосы у нея темные, — продолжала Берта, — темнѣе моихъ. Голосъ пріятенъ и музыкаленъ, я знаю. Часто заслушивалась я имъ. Ея фигура…

— Во всей мастерской на найдется куклы краше ея, — подхватилъ Калебъ. — А глаза у ней!..

Онъ запнулся, потому что дочь крѣпче сжала ему шею, и отецъ слишкомъ хорошо понялъ значеніе этого пожатія.

Старикъ кашлянулъ въ смущеніи, постучалъ съ минуту молоткомъ и снова запѣлъ пѣсню объ „искрометномъ кубкѣ“; то былъ его надежный рессурсъ во всѣхъ затрудненіяхъ.

— Нашъ другъ, отецъ, нашъ благодѣтель… Знаешь, мнѣ никогда не надоѣстъ слушать о немъ. Скажи, развѣ когда нибудь я тяготилась этимъ? — поспѣшно прибавила молодая дѣвушка.

— Разумѣется, никогда, — отвѣчалъ Калебъ, — и совершенно основательно.

— Ахъ, да еще какъ основательно! — воскликнула слѣпая съ такою искренностью, что Калебъ, при всей чистотѣ своихъ побужденій, не могъ смотрѣть ей въ лицо; онъ потупилъ глаза, какъ будто она могла прочесть въ нихъ его невинный обманъ.

— Въ такомъ случаѣ разскажи мнѣ о немъ опять, дорогой отецъ, — просила Берта. Разсказывай по нѣскольку разъ сызнова! Лицо его ласково, привѣтливо и нѣжно; на немъ написаны честность и правдивость, я въ томъ увѣрена. Мужественное сердце, которое старается прикрыть всѣ благодѣянія притворной чорствостью и неудовольствіемъ, проглядываетъ въ каждой чертѣ, въ каждомъ взорѣ.

— И придаетъ наружности благородство, — добавилъ Калебъ

— И придаетъ наружности благородство! — съ жаромъ повторила за нимъ слѣпая. — Мистеръ Текльтонъ старше Мэй, отецъ?

— Да-а, — нерѣшительно отвѣчалъ Калебъ. — Онъ будетъ немножечко постарше. Но это пустяки.

— Конечно, отецъ! Быть терпѣливой подругой ему въ убожествѣ и старости, нѣжно ухаживать за нимъ въ болѣзни, поддерживать его въ бѣдѣ и горѣ; трудиться для него безъ устали; смотрѣть за нимъ, заботиться о немъ; сидѣть у его изголовья и разговаривать съ нимъ, когда онъ бодрствуетъ, молиться о немъ во время сна, — какимъ счастьемъ было бы это! Какое множество способовъ доказать ему свою любовь и вѣрность! Способна ли Мэй на все это, какъ ты думаешь, милый отецъ?

— Несомнѣнно, — отвѣчалъ Калебъ.

— Я люблю ее, отецъ; я могу любить ее всей душой! — воскликнула слѣпая дѣвушка.

Съ этими словами она припала своимъ жалкимъ незрячимъ лицомъ къ отцовскому плечу и плакала, плакала безъ конца, такъ что Калебъ почти огорчился, что далъ ей это плачевное счастье.

Тѣмъ временемъ въ домѣ Джона Пирибингля происходила лихорадочная суматоха, потому что маленькая миссисъ Пирибингль, конечно, не хотѣла и слышать о томъ, чтобъ отправиться куда нибудь безъ своего ребенка. Между тѣмъ сборы съ нимъ были крайне мѣшкотны. Не будучи вовсе крупной персоною съ большимъ вѣсомъ, онъ требовалъ, однако, много возни съ собою и причинялъ не мало хлопотъ, а эта возня и хлопоты въ свою очередь, требовали извѣстной постепенности. Такъ, напримѣръ, когда младенца одѣли кое-какъ, всѣми правдами и неправдами, и можно было ожидать, что это облаченіе будетъ сейчасъ закончено вполнѣ, превративъ его въ чудо красоты на удивленіе міру, мальчика неожиданно закутали въ теплую фланель и сунули въ постельку, гдѣ онъ, такъ сказать, тушился на медленномъ огнѣ между двухъ одѣялъ чуть не цѣлый часъ. Изъ этого состоянія неподвижности малютка былъ извлеченъ лоснящимся отъ испарины и оравшимъ во все горло, чтобъ приступить… къ чему? Я сказалъ бы — если мнѣ будетъ дозволено говорить вообще — къ легкой трапезѣ. Послѣ ѣды молодцу снова дали проспаться. Миссисъ Пирибингль воспользовалась этимъ перерывомъ для своего туалета, который, при всей его незатѣйливости, превратилъ ее въ такое очаровательное созданіе, какое только приходилось вамъ когда либо видѣть. Въ тотъ же краткій срокъ миссъ Слоубой напялила на себя спенсеръ столь удивительнаго и замысловатаго фасона, что онъ не подходилъ ни къ ней и ни къ чему иному въ цѣлой вселенной, но являлъ собою нѣчто хаотическое: сморщенное, болтавшееся на подобіе собачьихъ ушей и независимое, — существовавшее какъ бы совершенно особнякомъ, безъ малѣйшаго отношенія къ чему либо. Тѣмъ временемъ младенецъ снова пробудился и былъ облеченъ соединенными усиліями няньки и матери въ теплую шинельку цвѣта крэмъ и въ головной уборъ изъ нанки въ видѣ воздушнаго пирога. Такимъ образомъ они всѣ трое вышли наконецъ изъ дома и спустились съ крыльца, у котораго старая лошадь успѣла уже причинилъ убытку вѣдомству путей сообщенія болѣе чѣмъ на сумму своего дневного заработка, изрывъ дорогу своими нетерпѣливыми автографами. Что же касается Боксера, то онъ чуть виднѣлся вдали, гдѣ стоялъ, оглядываясь назадъ и соблазняя коня тронуться въ путь безъ позволенія,