Читаем без скачивания Вера Дулова. Воспоминания. Статьи. Документы - Наталия Хамидовна Шамеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас мы также стараемся дать молодым арфистам возможность выступать и получать советы профессионалов не только на конкурсах. Деятельность Ассоциации продолжает Русское арфовое общество, организуя концерты учащихся всех уровней, мастер-классы, записи, конкурсы, издание произведений для арфы и многое другое.
Мильда Митревна Агазарян создала Российскую ассоциацию педагогов-арфистов, которая также ведёт большую исполнительскую и педагогическую работу.
В 1986 году на студии научно-популярных фильмов «Центрнаучфильм» был снят фильм «На уроках профессора В. Г. Дуловой», который является наглядным пособием для всех, кто желает усвоить основы современного метода игры на нашем инструменте.
Возвращаясь к техническим проблемам игры на арфе, хочется остановиться ещё на одном важном моменте. Как уже было сказано, на арфе играют четырьмя пальцами обеих рук. И арфисты пользуются приёмом скольжения вниз первым пальцем, вверх — четвёртым. Ксения Александровна Эрдели, например, считала, что скольжение способствует игре легато и очень часто пользовалась этим приёмом. В брошюре В. П. Полтаревой «Творческий путь К. А. Эрдели» приведён пример из Прелюдии Аренского с комментарием: «Приём скольжения первым пальцем даёт певучесть и возможность играть легато»[33]. Первый палец скользит по 5–6–7 струнам подряд.
У Веры Георгиевны в Методе специальный раздел посвящён приёму скольжения: «Современный стиль игры на арфе не рекомендует злоупотреблять приёмом скольжения в том случае, когда это не диктуется необходимостью… Скольжение даёт лишнее движение, мешающее исполнить технический пассаж, и палец, соскальзывая, теряет свою силу и устойчивость. не рекомендуется увлекаться скольжением первого пальца по двум или трём струнам подряд там, где без этого легко обойтись, так как это вносит беспорядок в игру: пальцы скользят, часто не совпадая с левой рукой»[34].
Вера Георгиевна любила говорить, что скользить лучше тогда, когда «не хватает пальцев» и нет возможности использовать другую аппликатуру.
В Методе есть комментарии к каждому приёму, колористическому эффекту; даются некоторые советы молодым арфистам по поводу занятий, необходимости разыграть руки во избежание перенапряжения, приводится комплекс ежедневных упражнений. Помню, как в Голландии я пошла с утра разыграться перед концертом. Вера Георгиевна об этом не знала и была удивлена, услышав знакомые упражнения: «Представляешь, кто-то разыгрывается так же, как мы». Я разрешила её волнение.
Да, Дулова очень много внимания уделяла основам владения инструментом, но главное — то, ради чего всё это делалось, чему способствовали правильная посадка, постановка, основы звукоизвлечения. На уроках Веры Георгиевны мы учились не только владению инструментом; как пишет О. Амусьева, «свою педагогическую власть Вера Георгиевна использует для того, чтобы заставить своих студентов мыслить в музыке»[35]. Помню, как она говорила: «Я бы умерла со стыда, если бы меня назвали музыкальной девочкой». Да, быть просто музыкальной девочкой для неё было слишком мало. Она воспитывала музыкантов.
На уроках всегда царила творческая атмосфера. Нам повезло учиться у выдающейся исполнительницы, которую называли «королевой арфы» и которая всё знала на собственном опыте. В репертуаре Веры Георгиевны было более 300 произведений, и практически всё, что играли её ученики, она могла исполнить наизусть. В классе всегда стояли две арфы, и Дулова часто садилась за второй инструмент и своей вдохновенной игрой увлекала студентку, передавая ей творческий импульс. Конечно, не обходилось и без словесных объяснений, сравнений, ассоциаций, но непосредственное творческое воздействие всегда имело неповторимый и мгновенный эффект. Присутствие в классе такой персоны действовало безотказно. Прийти неподготовленной означало потерять драгоценный момент общения: Вера Георгиевна из класса никого не выгоняла, не кричала, ноты не швыряла, но для студента это было потерянное время, так как в такие минуты она просто отрабатывала свой педагогический час.
Вера Георгиевна дружила с художниками, композиторами, знала поэзию, литературу. Она много рассказывала об интересных встречах в её жизни. Большая дружба связывала её с Д. Д. Шостаковичем, который был для неё просто Митя. В послевоенные годы всем жилось тяжело, и Вера Георгиевна часто устраивала для своих друзей обеды у себя дома. Она вспоминает, как приходил и Дмитрий Дмитриевич. И однажды она его попросила: «Митя, если захочешь добавки, пожалуйста, не проси второго блюда, а суп можно». «И когда все поели, вдруг Митя говорит: „Верочка, можно добавки второго?“ — Я была готова его убить». Но на их сердечные отношения это не повлияло.
Вера Георгиевна вспоминала, как в Куйбышеве, где Большой театр был в эвакуации во время войны, Дмитрий Дмитриевич вместе со Львом Обориным пришли к ней и Александру Иосифовичу в комнату (практически единственную, где был рояль), и именно здесь состоялось первое исполнение знаменитой Седьмой симфонии.
Вера Георгиевна дружила с Арамом Хачатуряном, Ниной Макаровой, Александром Балтиным. Помню, она была занята в театре, а у Макаровой был авторский концерт, и по просьбе Веры Георгиевны я выступила в нём. После концерта Нина Владимировна пригласила нас к себе. Когда мы поднимались в лифте, она одобрительно отозвалась о моём выступлении, на что Вера Георгиевна тут же отреагировала: «За это ты будешь завтра в 9 утра первая играть на отборе к американскому конкурсу». Она всегда очень ревновала, если в её присутствии кого-то хвалили, даже если это была её бывшая ученица. Такая же реакция была после моего сольного концерта в Англии, на острове Мэн, в 1983 году. Это было открытие конкурса имени М. А. Корчинской. Меня подошли поздравить и сказали по-английски, что, наверное, мой педагог гордится мною. Вера Георгиевна попросила перевести и тут же отреагировала: «Это не я, а ты должна мною гордиться».
На Сходне у них с мужем была небольшая дача, которую два великих артиста купили только потому, что на участке росли грибы, а потом постоянно ремонтировали — они не заметили, что дом был без фундамента. Здесь мы часто гуляли, и Вера Георгиевна вспоминала о встречах с С. Есениным, Вл. Маяковским, рассказывала, как её портреты писали художники П. Кончаловский, В. Яковлев, П. Вильямс, И. Грабарь, А. Лентулов, А. Фонвизин, М. Гордон и делали скульптурные портреты И. Слоним и Д. Шварц. В её квартире в большой гостиной над столом висел замечательный портрет, написанный Е. В. Мешковой-Яковлевой. Квартира Веры Георгиевны была маленьким музеем: мебель красного, розового дерева, фарфор, стекло XVIII–XIX веков, коллекция картин русских художников, которая была подарена Третьяковской галерее, большая книжная и нотная библиотека. Это был мир творческих людей, который настраивал нас, студентов, на особый лад.
Чтобы разбудить воображение студента, Вера Георгиевна
