Читаем без скачивания SoSущее - Альберт Егазаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От такой наглости в обращении с его (!) диадохами Нетуп аж вздрогнул, но сделал вид, будто в этот самый момент нашел в песке что-то важное.
Один-один, довольно отметил про себя Онилин, подходя к концу шеренги.
Здесь строй сбился вообще, и причиной тому был круг из плечистых териархов, окруживших непонятную композицию, образованную Фредди Хоком вместе с проштрафившимся Сусло-Непийпиво.
Среди териархов находился и сам Ганнибал Львович Ширяйло, не скрывавший своего интереса к происходящему.
— Ганнибал, — обратился к нему Платон, — что за бардак, где шира твоя?
— Ладно тебе, не гоношись, Азарыч, потерпи малек. Заодно увидишь, как Фрида Суслика надувает.
— Во что надувает, в покер или в очко? — не скрывая возмущения и все больше распаляясь, спросил Платон, — да как они могли! И карты… карты откуда взяли?.. Карты запрещены, все запрещено, только наперегонки можно…
Ширяйло громко захохотал, раскрывая пасть так, что можно было заметить в ее глубине кончик сложенной ширы.
— Ты угадал, брат, не в покер он его надувает… — Ширяйло бросил взгляд на Суслика с Фридой и с уверенностью закончил фразу, — а в очко. Непосредственно.
Платон взглянул на этих двух участников заплыва: истинного адельфа-пересмешника и принятого кандидата-нечестивца, — и после этого сам схватился за живот, пытаясь подавить в себе приступ гомерического смеха. Не положено мастеру церемоний гоготать в столь ответственный момент.
— Кто позволил? — строго спросил он Ширяйло.
— Не позволил, Азарыч, а приказал, — спокойно возразил териарх, — я приказал, потому как адельф наш любезный болталом своим уже в печенки залез. Так пусть теперь в анус подышит… Через соломинку. Я правильно выражаюсь, господин словотворец?
— Не знаю. Смотря что ты анусом зовешь.
— Ну, Азарыч, сам словарь кондачил, а теперь дурня валяешь.
— Словарь я, Ганя, не кондачил, а составлял вразумительно, а вот за «дурня» и ответить можно — перед Советом за разглашение имен тайных.
— Ладно, чего прокладывать-то сразу! — возмутился Ширяйло. — Сам знаешь, я не о шуте Братства толкую, а о дурне фигуральном.
— Учтено, только при чем здесь соломинка?
— Так он, сцуко, поизгаляться над синдиком решил, — хохотнул Ширяйло, — говорит, надуть бы тебя через соломинку, как жабу, тогда, мол, точно не потонешь.
— Ну и что здесь такого? Обычный Хоков гон.
— Обычный-то он обычный, так Сусло ж за него вцепился, как утопающий за ту самую соломинку, бу-га-га! — И Ширяйло так заразительно заржал, что в их сторону посмотрели чуть ли не все братья, включая рассевшийся в ладье старший расклад. — Ну и чё, нашлась соломинка, — продолжил териарх. — И за базар Хоку ответить пришлось.
Тут компаньоны Ширяйло раздвинули свои широкие спины, и Платону открылась удивительная, достойная баек Мюнхгаузена, картина.
Насчет соломинки Ширяйло, конечно, погорячился. В руках у Хока была не соломинка, а скорее толстая камышина, но сути происходящего это не меняло.
— Ну, он типа подразнить решил награжденного, — продолжал свой рассказ Ширяйло, — а я ему говорю, мол, предложение что надо: и товарища спасешь, и сам разомнешься. И что ты думаешь, нашли мы ему соломинку — Николя Угомон целых три камышины надыбал под разный диаметр… Представляешь, даже интересно стало, надует он Непийпиво или нет.
— Отставить, — резко сказал Платон, стараясь не отворачивать глаз от стеклянного взгляда териарха, — награждают не для того, чтобы Родину обманывать, земноводное из себя корча. Не в мочи отвечать за содеянное — вон пусть идет! Никто не держит. А хочет в Лоно вернуться — пусть превозможет.
— Лады, — покорно сказал Ширяйло, чувствуя должностное превосходство Онилина, — и правда, пусть катится нах отсюда, если плавать боится.
В следующий миг произошло то, чего от Сусло-Непийпиво никто не ожидал.
Вырвав соломинку из афедрона, он с силой отшвырнул от себя Хока, а сам, упав, на колени, пополз к Онилину.
— Клянусь, клянусь, мессир, лукавый попутал, лукавый! — тонким бабьим голосом голосил награжденный.
— Я, что ли? — хохотнул Онилин. — Врешь, не путал я тебя.
— Ну, я это, я это, конечно, это так, присказка, я буду, я поплыву, только не изгоняйте! — И синдик упал лицом в песок, одновременно выпуская из себя мощную струю воздуха.
— Ну не песдос ли! — подал голос Хок. — Я старался, чуть не дриснул от натуги, а он пердеть вздумал. Потонешь, вонючка.
Платон дал знак Ширяйло урезонить распоясавшегося провокатора.
Но Хок недаром слыл самым чутким афедроном Братства. Стоило Ширяйло и Сахиму сделать шаг в его сторону, как он с неожиданной для своего грузного тела ловкостью отпрыгнул от них прямо в реку и, обдав териархов холодной водой, зашлепал в сторону старшего расклада арканархов — в надежде, что там, в присутствии тайных и высших начал, ширять его не осмелятся.
— Признал нечестие свое? — возлагая руки на голову, спросил Платон у Сусло-Непийпиво, отмечая про себя, что где-то уже видел эту сцену.
— Признал, признал, ваше отечество, — запричитал водочный Суслик, царапая перстнями Платоновы ноги.
— Не передо мной признавай, дубина, и не отечество я тебе. У Нея, Отчизны, пощады проси, скажи, что испачкался, но смыл, позором смыл и готов воды холодные Ея пройти, но сохранить любовь горячую, сердце пылающее. Не какие-нибудь там теплые чувства, только горячее и пылающее, — наставлял Платон незадачливого самогонщика, глядя, как тяжелый крест на бьющем поклоны синдике чертит в песке ровные борозды.
— Прости, прости, родная, Родина, мать твою, мою, моя, женщина! — тараторил Сусло-Непийпиво в отчаянном страхе от того, что не достанется ему на том берегу заветная грамота и начертание на руку. А без этого… только и остается цепки носить на шее вышибальской. Что и говорить — не лучшее занятие в преддверии старости.
Покаянная молитва Сусло-Непийпиво неожиданно перевела Онилина в лирическое состояние духа. Он посмотрел на залитую серебристым светом реку, поднял глаза на все еще высокую Луну, потом бросил взгляд на Сатурн, вышедший из-за горизонта вслед за поясом Ориона, и теперь, оценив взаимное расположение небесных тел, он стал вглядываться в слегка подсвеченную ночными огнями города полоску неба на востоке, потому что именно там должна была появиться звезда, восход которой послужит сигналом к старту заплыва.
И вдруг на кургане снова полыхнуло сине-зеленой плазмой, и крупная рябь, проходя сквозь едва заметные волны, побежала по реке, в свете луны делая ее похожей на стиральную доску. Все затихли. Проказник Хок и кающийся Сусло-Непийпиво, на полукомплименте одному из принцев застыл Нетуп, угомонились все, включая молодежную секцию «Сосущих вместе» вкупе с назначенными им оппонентами из «Союза Пришлых Сосунков».
Ну, наконец-то, вот она, собачья звезда Усира, долгожданный Сириус-Сотис.
На старт… Внимание….
Марш!
* * *
Тьма. Она была странная. Вроде абсолютная, но при
