Читаем без скачивания Диссиденты - Александр Подрабинек

На сей раз конвой был военным, и наручники с меня не снимали. В аэропорту Якутска всякие сомнения рассеялись – меня везли в Усть-Неру, административный центр Оймяконского района, одного из двух самых холодных населенных мест нашей планеты. По местным меркам поселок был недалеко от Якутска, всего в полутора тысячах километров. Короткая посадка в Хандыге, затем стремительный и устрашающий подлет к хребту Черского – горы ровной стеной возникают на спокойной равнине, и конца-края им уже не видно, – и через полчаса наконец пролетаем по узкому коридору, едва не задевая крыльями скалы справа и слева; самолет ныряет в какой-то туманный колодец и выныривает через несколько минут на белый свет, приземляясь на посадочную полосу в долине чудесной и загадочной реки Индигирка. Крайний Север. Двести километров до Полярного круга. Полюс холода Северного полушария. Романтика, черт возьми!

В местном РОВД мне дали новую справку вместо старой, обязали отмечаться в милиции раз в месяц, выдали сорок рублей подъемных и отпустили восвояси, сообщив, что я могу ночевать в рабочем общежитии горно-обогатительного комбината «Индигирзолото», пока окончательно не устроюсь туда на работу.

Я вышел на улицу. Было морозно. Март в Якутии – совсем не то же самое, что в Чуне. Было ниже сорока градусов. Но я думал не о холоде. Ко мне вдруг вернулся зверский аппетит. То ли его пробудил свежий воздух, то ли сознание того, что голодовка окончилась. Я зашел в кулинарию, взял два бутерброда со шпротами и чашку какао и сел за стол. В жизни не ел ничего вкуснее. Я сидел за столиком, радуясь теплу и смакуя ощущение жизни. Народу было немного. С каждым входившим и выходившим в кулинарию врывались с улицы клубы пара. За окном виднелись покрытые снегом сопки, из печных труб одноэтажных домов валил густой дым, по улицам ездили машины с дымящимися в кузовах печками, шли укутанные в самые немыслимые одежды пешеходы. Жизнь возвращалась.

Что с того, что это полюс холода, думал я. В Антарктиде еще холоднее, но живут же люди и там. Правда, только на научных станциях. Но и здесь живут, и мы проживем. Назло врагам! Чем сильнее на нас давят, чем круче нас морозят, тем тверже мы становимся. Так что здравствуй, край вечной мерзлоты!

Полюс холода

Первую ночь я перекантовался в рабочем общежитии и твердо решил, что больше не пойду туда ни при каких обстоятельствах. Вонь, дым, мат и полное пролетарское отупение. В нормальной тюремной камере обстановка намного приличнее.

Утром прилетела Алка. Я встретил ее в аэропорту, и, не зная, куда деваться, мы пошли на почту. По дороге купили продуктов, сидели на почте, ели хлеб, запивали его лимонадом и думали, что делать. Московские друзья велели искать дом для покупки, обещая собрать нужные деньги. Однако в один день дом не купишь.

Почитав на столбе около почты объявления о продаже жилья, мы кое-что выписали и решили не откладывать дело в долгий ящик. В первом доме, одноэтажном, деревянном и местами слегка покосившемся, жила молодая супружеская пара. Часть дома, которую они продавали, состояла из трех маленьких комнат, кухни и ванной. Уборная, деревянная и полуразвалившаяся, находилась во дворе. Комнатки были уютные, и даже скособоченный пол в спальне не портил общего впечатления. Жилье нам понравилось. Мы сели с хозяевами обсуждать условия сделки.

Наташа, худая и изящная женщина лет тридцати, была школьным учителем, но сейчас работала воспитателем в рабочем общежитии. Леня, ее муж, был чуть старше. По образованию инженер, он работал электросварщиком. Интеллигентная пара, что они делали в этой богом забытой дыре?

За чаем мы разговорились. Как многие в этом поселке, они приехали сюда заработать денег. В Барнауле с кем-то из их родителей остался маленький сын, они скучали по нему, но на Север везти не хотели. Да и задерживаться здесь они надолго не собирались. Перед глазами было полно примеров, когда люди приезжали сюда «с материка» подработать на сезон и оставались на годы, а то и на всю жизнь. Север при всем своем неблагополучии и суровости неведомым образом засасывает людей. Приспособившись к тяжелым условиям жизни, отсюда уже трудно уехать.

Дошла и до нас очередь рассказывать о себе. Нам очень не хотелось спугнуть покупку этого дома, но все же мы честно рассказали о себе все как есть. К нашему облегчению, ребята восприняли нашу историю совершенно нормально, даже сочувственно. Они спросили, где же мы будем сегодня ночевать, и мы отвечали, что попробуем устроиться в гостинице. На что они начали уговаривать нас остаться на ночь у них, тем более что вскоре, возможно, этот дом будет уже наш.

– Если в гостинице не повезет, обязательно возвращайтесь и в любом случае приходите ужинать, – напутствовали нас хозяева.

– Знаете, одно дело продавать дом политссыльному, совсем другое – давать ему приют. У вас могут быть неприятности, – предупредил я.

– Что вы, что вы, – замахали они руками, – даже и не думайте! Мы не боимся.

Такой теплый прием в первом же доме, в который мы зашли, воодушевил нас. Видимо, соотношение между человечностью и страхом здесь совсем иное, чем на материке, решили мы.

В единственной поселковой гостинице нам не повезло. Приехала какая-то спортивная команда, и свободных мест не было. Впрочем, добрая администраторша согласилась устроить нас в холле на стульях, но велела приходить поздно вечером, когда уйдет начальство.

Побродив еще по поселку, мы вернулись в гостеприимный дом, прихватив к ужину бутылку вина. Вечер пролетел весело и незаметно. Нам предложили ночевать, и мы не стали ломаться. Спальня оказалась в нашем полном распоряжении. Пока мы распаковывали вещи и осматривались, хозяева потихоньку собрались и сказали, что уходят до утра, поскольку все молодожены имеют право на медовый месяц. Это и в самом деле было достойным завершением нашего странного свадебного путешествия.

Так в один вечер Леня и Наташа Островские стали нашими друзьями. Мы никогда не пожалели об этом. Этой же весной мы оформили покупку дома, и теперь они уже у нас прожили до конца лета. Потом они вернулись к себе в Барнаул, затем купили дом в Таллине, а когда через несколько лет я освободился и вернулся в Москву, мы помогли им эмигрировать в США.

Мы жили двумя семьями в одном доме, и никого это не тяготило. Мы никогда не ссорились и много времени проводили вместе. Ленька был партийным, но уже через пару месяцев стал этого стесняться. Однажды он взял свой партбилет и на страничке, где наклеивают марки партвзносов, написал: «Бывшему члену группы “Хельсинки” от бывшего члена КПСС». Наташа не хотела отставать от мужа и подарила мне примерно с такой же надписью свой профсоюзный билет.