Читаем без скачивания Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

— О да, это уже целое движение: он, Катилина, Гибрида и, кажется, другие, но имен он мне не назвал. Кстати, Лентул показал мне клочок бумаги с пророчеством какого-то оракула. Тот якобы предрек, что Лентул будет третьим из Корнелиев, кто станет править Римом как диктатор.

— Старая Сонная Башка — диктатор? Ха-ха! Надеюсь, ты рассмеялся ему в лицо?

— Нет, — ответил Аттик, — я отнесся к его словам вполне серьезно и тебе советую время от времени делать то же самое, вместо того чтобы веселить слушателей своими убийственными шуточками. Я постарался разговорить его, и чем больше он пил прекрасного вина Целера, тем больше болтал, и тем внимательнее я его слушал. Под конец он заставил меня дать обет молчания и раскрыл самую страшную тайну.

— И что же это? — нетерпеливо спросил Цицерон, подавшись вперед. Он знал, что Аттик не позвал бы нас из-за какой-нибудь чепухи.

— Их поддерживает Красс.

Повисло долгое молчание.

— Красс будет за них голосовать? — спросил наконец Цицерон. Это был первый и последний раз, когда я услышал от него откровенную глупость. Видимо, он был слишком сильно потрясен, и в голове у него помутилось.

— Нет, — раздраженно ответил Аттик. — Он оказывает им поддержку! Дает им деньги и собирается купить для них все выборы. По крайней мере, так сказал Лентул.

Казалось, Цицерон утратил дар речи. После очередного долгого молчания заговорил Квинт:

— Я в это не верю. Лентул, должно быть, напился до зеленых чертей, если нес подобную чушь. Зачем Крассу отдавать власть в руки таких людей?

— Чтобы досадить мне, — ответил Цицерон, к которому вернулся голос.

— Бред! — со злостью воскликнул Квинт.

Почему он злился? Я думаю, от страха, что услышанное нами — правда. Это поставило бы его в дурацкое положение, ведь он столько раз уверял брата в том, что выборы у них в кармане.

— Полный бред! — повторил он, хотя и с меньшей уверенностью. — Нам уже известно, что Красс вкладывает большие деньги в будущее Цезаря. Только подумайте, во сколько ему обойдутся должности двух консулов и одного претора! Здесь уже речь идет не об одном миллионе, а о трех или даже пяти. Да, он ненавидит тебя, Марк, и это ни для кого не тайна. Но неужели ненависть к тебе перевешивает любовь к деньгам? Лично я в этом сомневаюсь.

— Нет, — твердо проговорил Цицерон, — боюсь, ты ошибаешься, Квинт. Это похоже на правду, и я корю себя за то, что не предусмотрел подобную угрозу с самого начала. — Цицерон встал и принялся мерить комнату шагами, как делал всегда, когда думал. — Все началось с Аполлоновых игр, устроенных Гибридой. Красс, вероятно, оплатил и их. Именно эти игры воскресили Гибриду как государственного деятеля. И разве мог бы Катилина подкупить судей, продав несколько статуй и картин? Конечно нет. Но даже если мог бы, кто, скажи на милость, сегодня оплачивает его подготовку к выборам? Я был в его доме и могу с уверенностью утверждать: этот человек разорен.

Цицерон описывал круги по комнате, его взгляд — чистый и невидящий — метался из стороны в сторону. Было понятно, что его голова работает на пределе возможностей.

— Я сразу же понял, почувствовал кожей, что с этими выборами что-то не так. Я ощущал за своей спиной присутствие третьей силы. Гибрида и Катилина! В обычных обстоятельствах эти жалкие существа вообще не должны допускаться к выборам, не говоря уж о выборах высших магистратов. Для меня ясно одно: они всего лишь орудие в чьих-то руках.

— Значит, мы вступили в войну с Крассом? — спросил Квинт, судя по всему смирившийся с действительностью.

— Да, с Крассом. Или с Цезарем, который тратит деньги Красса? Каждый раз, оборачиваясь, я будто вижу промелькнувший за углом край плаща Цезаря. Он считает себя умнее всех остальных, и, возможно, он прав. Но только не в этом случае. Аттик, — Цицерон остановился перед ним и взял его ладонь обеими руками, — мой старый друг, у меня не хватает слов благодарности!

— За что? Я всего лишь напоил этого зануду и выслушал его болтовню. Невелик труд!

— Наоборот, умение слушать зануд требует огромной выдержки, и эта выдержка — главное в государственных делах. Именно от зануд обычно узнаешь все самое важное. — Цицерон крепко сжал руку Аттика, а потом резко повернулся к брату: — Мы должны раздобыть доказательства, Квинт. Ранункул и Филум вполне могут что-нибудь разнюхать. Они знают все, что делается в городе накануне выборов.

Квинт согласился. Так закончилась закулисная возня перед консульскими выборами и началась настоящая схватка.

XVI

Желая выяснить, что происходит, Цицерон придумал своего рода ловушку. Он не стал напрямую заниматься расспросами о том, что на уме у Красса: это, во-первых, не принесло бы пользы, а во-вторых, дало бы понять его врагам, что он что-то заподозрил. Вместо этого Цицерон призвал к себе Ранункула и Филума, велев им отправиться в город и распространить слух, что они представляют сенатора, обеспокоенного исходом ближайших консульских выборов, где он участвует, и готового платить по пятьдесят сестерциев за каждый голос.

Ранункул был низкорослым, чуть ли не уродливым парнем с плоским круглым лицом и хилым телом. Он полностью оправдывал свое прозвище — «Головастик». Филум был высоким и тощим — ходячая жердь. Потомственные взяткодатели (этим занимались еще их отцы и деды), парни знали свое дело. Они растворились в римских улочках и переулках и примерно через неделю доложили Цицерону, что в городе происходит нечто весьма странное. Другие взяткодатели отказывались сотрудничать с ними.

— А это значит, — проговорил своим писклявым голосом Ранункул, — что либо Рим впервые за последние триста лет наполнился кристально честными людьми, либо все голоса, предназначенные для продажи, уже куплены.

— Значит, кто-то предложил более высокую цену, — подвел итог Цицерон. — Необходимо предпринять еще одну попытку. Теперь предлагайте по сотне за каждый голос.

Ловчилы ушли, но, вернувшись через неделю, поведали то же самое. Взяткодатели уже получили огромные деньги, причем боялись своего загадочного клиента настолько, что не осмеливались произносить его имя даже шепотом. Читатель может удивиться тому, как удалось держать в секрете такое громадное предприятие, ведь речь шла о тысячах купленных голосов. А ответ таков: все было продумано до мелочей, дело провернули с помощью всего дюжины взяткодателей. Увы, вынужден признать, что Ранункул и Филум ранее тоже подвизались на этом сомнительном поприще. Только эти двенадцать или около того человек знали имя заказчика. Они сносились с вождями избирательных объединений, и начинался предварительный торг: скажем, мы готовы платить столько-то