Читаем без скачивания Вперед в прошлое 5 - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ответственная за конкурс — Роза Джураевна, — принялся вслух размышлять я. — Надо с ней поговорить.
— Да не пойдет она против Никитича! — сказала Гаечка. — Они ж подруги.
Я подхватил поднос с полдником на всех и понес к нашему столику, каждый взял по пирожку и принялся сосредоточенно жевать. Только Гаечка вертела в руках кекс, отложила его и, покраснев, сказала:
— Я стих придумала про эту тварь.
— С матюками? — потер руки Минаев.
— Не, — мотнула головой она.
— Давай, — сказал я. — Все — тихо!
Гаечка достался тетрадь по химии, открыла на последних страницах.
— Только не помню пока. Читать буду… Вот возьму на день учителя и как прочитаю при всех! — Ее щеки вспыхнули, она подождала, пока подойдут Алиса и Каюк, и выдала:
— Вы стреляете в спины, но не видите лиц,
Ваша тупость и низость не знает границ,
Но железо не вечно, час расплаты настал
И коррозия ваш пожирает металл.
Корка ржавчины душу покрыла, как леп…
Я передернул плечами, вспомнив видение, Илья спросил:
— Что такое леп?
— Ну, перхоть. Бабушка так говорила.
— Нет такого слова, — уперся Илья, но я не дал ему душнить:
— Значит, будет. Продолжай, Саша, крутой стих, аж до костей пробирает!
Гаечка сверкнула глазами и зачитала:
— Корка ржавчины душу покрыла, как леп,
Ваше сердце мрачней, чем заброшенный склеп,
В нем — гниение, плесень и трупный распад,
Ваше «я» — это ноль, возведенный в квадрат.
Чем гордитесь вы? Чем вы лучше других?
Вы построили дом, вы придумали стих,
Или блеск ваших дел ярче всяких наград?
Ваше «я» — это ноль, возведенный в квадрат!
Минаев аж есть бросил и зааплодировал. Не прожевав, добавил:
— Вот да, прочитай ей его! Пусть покорежит Никитича! Молодец!
Саша перевела на меня сияющий взор, и я понял, что она чувствует: когда вершится несправедливость, но нельзя ударить или даже ответить, можно вот так выпустить пар. Иначе невозможно же! Разорвет.
Но главное сейчас другое — всеобщая готовность прийти на выручку другу. А вот и Борис плетется, повесив нос. Все его обступили, стали поддерживать. Подошедшая к нам Желткова не понимала, что происходит, но и она говорила Борису, что он молодец. Новообращенный член тайного братства, Кабанов, брызгал слюной и чуть ли не бил себя пяткой в грудь, выражая восхищение художествами Бориса в подвале.
Брат начал оживать, воодушевился, его глаза заблестели, спина разогнулась. Ян, которому передалось настроение друга, тоже расшевелился.
— Я этого так не оставлю! — пообещал я. — Уговорю маму в школу на разборки прийти.
— Маму? — удивился Каюк. — Впрягать взрослых — зашквар!
— Когда беспределят взрослые, что-то решить могут только другие взрослые, — объяснил я, и все закивали.
Я попытался вспомнить, был ли в той реальности этот конкурс, и не смог. Наверное, был. Наверное, Бориса точно так же завернули, но мы тогда не ладили, и делиться со мной он не стал, переживал поражение молча — от родителей все равно сочувствия не дождешься. Может, именно это событие и склонило чашу весов к тому, что он паршивый художник, и не стоит даже пытаться пробовать.
И впервые за сорок лет я задумался о том, какая ответственность на учителях! Не меньшая, чем на врачах. В их руках — податливый материал, вовремя протянутая рука помощи да просто проявленное сочувствие может выровнять чью-то судьбу. И наоборот, забить гвоздями выход в мир возможностей.
Глава 30
Будем сражаться!
Не так я планировал провести сегодняшний вечер! Думал расслабиться наконец, посмотреть, как друзья радуются приставке, разделить радость с ними. Из-за памяти взрослого процесс уже не казался таинством, а квест — приключением. Ну, бегает фигурка по экрану… Другое дело ММОРПГ! В такое бы поиграть! Но ждать еще и ждать.
Все так расстроились из-за Бориса, что хоть на другой день игры переноси!
Брат уже был дома, ковырял гороховый суп, сваренный мамой накануне. Наташка пришла из школы, когда я налил себе суп. Поставила букет астр в вазу на подоконнике — подоконник в детской был уже весь заставлен. Выходит, ее поклонник все-таки учится в школе? Или встречал ее? Или Наташка теперь нарасхват? Личной жизнью она с нами не делилась, с мамой, похоже, тоже.
— Вы чего такие кислые? — спросила она.
— Помнишь, Борис к конкурсу готовился, рисовал? — спросил я и сразу ответил: — Никитич его работы даже никому не показала, прикинь?
— Как так? — возмутилась Наташка, сверкнула глазами. — Они реально крутые!
— Посчитала, что это рисовал взрослый и не допустила к конкурсу.
— Вот гнида! И че теперь?
— Воевать будем, — поделился планами я. — Поговорю с мамой, соберем рисунки, пойдем к завучихе, которая отвечает за конкурс, покажем ей. Попробуем по-хорошему договориться.
Наташка скривилась.
— А что мать? Ничего она делать не будет. Поохает, всплеснет руками. Или вовсе пошлет.
— Можно Эрика попросить, — предложил Борис. — Он не откажется. Да и маме с чего бы отказываться?
— С того, что она у нас… ну… — Наташка ненадолго смолкла, подбирая слова. — Душечка. Помните у Чехова такой рассказ? Ее саму ото всех защищать надо. Но попытаться стоит…
Хлопнула дверь, в кухню ворвалась раскрасневшаяся мама, злая и возбужденная.
— А ты чего? — спросила Наташка и посмотрела на меня, типа, я же говорила!
Мама совершенно забыла, что обиделась на меня, и воскликнула:
