Читаем без скачивания Третье правило волшебника, или Защитники Паствы - Терри Гудкайнд

Когда очередная молния разорвала серые облака, Улиция разглядела мрачную крепость, где их поджидал Джеган. Видела она ее и глазами сестер и ощущала растущий в них страх. Все они жаждали обрушить вершину холма, но каждая понимала, что еще рано.

Когда мы увидим его и узнаем, тогда он умрет.

Улиция мечтала узреть страх в глазах этого человека, такой же страх, который он сумел поселить в их сердцах. Они сделали все, чтобы он не разгадал их намерений, но Улиция не знала, на что способен сноходец. Ведь до этого к ним во снах, которые не были снами, не являлся никто, кроме их Повелителя, самого Владетеля.

Из этих соображений она выжидала и намеренно не посвящала сестер в свои планы вплоть до той минуты, когда плавание было почти закончено. Повелитель позаботится, чтобы Джеган получил достойное наказание. А их задача – отправить его душу в Подземный мир, отдать ее Владетелю.

Владетель, несомненно, будет доволен, когда сестры Тьмы восстановят его власть в этом мире, и вознаградит их, дав возможность полюбоваться на мучения Джегана, если им этого захочется. А им захочется непременно.

Экипаж остановился перед воротами крепости. Здоровенный солдат, увешанный таким количеством оружия, которого хватило бы, чтобы в одиночку уничтожить средних размеров армию, приказал сестрам Тьмы выходить. Они в молчании вошли под дождем в ворота, и решетка опустилась за ними. Их провели в темное помещение и велели ждать стоя. Можно подумать, что у женщин могло возникнуть желание усесться на грязный каменный пол.

Тем более что они надели свои лучшие платья: Тови – темное, в котором она выглядела чуточку изящнее; Цецилия – зеленое, отделанное по вороту ажурной лентой, которое прекрасно гармонировало с ее седыми волосам; Никки – простое черное, с тугим корсетом. Мерисса предпочла алое, своего любимого цвета, которое как перчатка облегало ее великолепную фигуру. Эрминия выбрала темно-синее платье, которое очень шло к ее глазам цвета небесной синевы. Улиция тоже надела синее платье, только более светлого оттенка, с кружевными манжетами и таким же воротничком.

Все они хотели быть красивыми, когда будут убивать Джегана.

На голых каменных стенах торчали только два факела. Ожидание затягивалось, и Улиция почувствовала, как гнев ее начинает разгораться сильнее. То же самое чувствовали и ее подруги.

Наконец в эту же комнату ввели моряков, и один из солдат, открыв внутреннюю дверь, резким кивком велел сестрам войти. Коридоры крепости оказались такими же мрачными, как и то помещение, где они столько времени прождали. Что же, в конце концов, это боевая крепость, а не дворец, и комфорт здесь не обязателен. По пути Улиция не заметила никакого иного освещения, кроме воткнутых в грубые подставки факелов. Ни одного масляного светильника. Тяжелые двери обиты железом. Все это очень смахивало на большую казарму.

Стражники распахнули двойные двери и встали по обе стороны дверного проема. Один из них небрежным жестом приказал сестрам пройти в зал. Улиция поклялась себе и своим подругам запомнить его лицо и заставить заплатить за наглость. Вслед за сестрами в зал вошли моряки. Звон оружия и топот сапог конвоя эхом отдавались от мрачных стен.

Зал оказался огромным. Высокие окна не были застеклены, и дождь проникал внутрь. Вдоль стен горели жаровни и потрескивали факелы, добавляя к запаху сырости вонь горелой пакли. В пляшущих отсветах пламени зал казался каким-то нереальным, словно тоже был продолжением сна.

Между двумя жаровнями стоял тяжелый стол. За столом сидел один-единственный человек. Лениво жуя кусок истекающей жиром свинины, он взглянул на сестер.

В таком освещении трудно было с точностью сказать, Джеган это или нет. А сестрам нужно было знать наверняка.

Позади стола вдоль стены стояли люди, причем не солдаты. На мужчинах были только белые штаны, а на женщинах – прозрачные одеяния, напоминающие мешки, перевязанные на талии. С таким же успехом они могли бы ходить просто голыми.

Мужчина за столом поднял руку и поманил сестер пальцем. Они двинулась к нему через громадный зал. На расстеленной перед столом медвежьей шкуре сидели еще две рабыни. И они, и женщины у стены были неестественно неподвижными. У каждой сквозь нижнюю губу было продето золотое кольцо.

Сестры молча остановились перед столом. Рабы даже не посмотрели в их сторону. Все их внимание было приковано к мужчине, в одиночестве сидящему за огромным столом.

Теперь Улиция узнала его.

Джеган.

Он был среднего роста и на вид очень силен. Широченные плечи распирали распахнутую на груди меховую жилетку. Мощная волосатая грудь была увешана золотыми цепочками, которые явно когда-то принадлежали королям и королевам.

Громадные мускулы на руках были перехвачены широкими серебряными браслетами, а каждый толстый палец украшен золотым или серебряным перстнем.

Сестры отлично знали, какую боль могут причинить эти пальцы.

Отблески огня играли на бритой голове Джегана. Кстати, бритая голова ему очень шла. Улиция не могла себе представить его с волосами. Он выглядел бы менее устрашающе. Шея Джегана вполне подошла бы быку средних размеров. Из золотого кольца, вставленного в левую ноздрю, к золотому колечку на левом ухе тянулась тоненькая золотая цепочка. Джеган был чисто выбрит за исключением двух коротких усиков над верхней губой и клочка волос в центре подбородка.

Но больше всего поражали его глаза. Они были лишены белков. Вообще.

Сплошной серый цвет, переходящий в чернильную тьму, но при этом у того, на кого он смотрел, не возникало сомнений в том, что император смотрит именно на него.

Не глаза, а два очага кошмара.

Ухмылка Джегана стала шире и превратилась в зловещую улыбку.

– Вы опоздали, – произнес он низким скрежещущим голосом, который сестры так хорошо знали.

Улиция не стала терять времени на ответ. Она мысленно отдала приказ уничтожить все в радиусе двадцати миль вокруг и выпустила на волю бурлящую в ней магию. Объединенная ярость Магии Ущерба и Магии Приращения вырвалась на свободу. Воздух мгновенно раскалился и вспыхнул ослепительным светом.

Улиция сама изумилась той силе, что выпустила наружу.

Ткань реальности лопнула.

Последняя мысль Улиции была о том, что она наверняка погубила весь мир.

Глава 27

Медленно и постепенно к ней возвращалось зрение. Сначала она увидела жаровни, потом – факелы, потом – темные каменные стены и, наконец, людей.

На мгновение все ее тело словно бы онемело, но чувствительность тут же вернулась к нему тысячами болезненных уколов, и Улиция едва не задохнулась от боли.

Джеган отломил ножку от жареного фазана и ткнул ею в Улицию.