Читаем без скачивания Улица младшего сына - Лев Кассиль

Лазарев приказал Володе отправиться в штаб, сообщить Петропавловскому обо всем и ждать его дальнейших распоряжений. Когда Володя вбежал в штаб, Петропавловский, прижимая к уху трубку телефона, слушал донесение, а в другой руке держал трубку второго аппарата.

— Послушай, Дубинин, что там? — Он сунул в руку Володе согревшуюся трубку.

Володя прижал трубку и услышал далекий, надсадный голос:

— Штаб? Это штаб? Это кто? Дубинин? Вовка? Слушай, это говорит Крупеня, который на секторе «Волга». Слушай, скажи начштабу: немцы сбросили в шурф бочки с горючим, а потом — мин штуки три. Взрыв, понимаешь… От горючей смеси обшивка ствола занялась. Пожар получается. А тут склад у нас, баталерка как раз рядом… Ты доложи скорей.

Володя быстро сообщил все Петропавловскому, который продолжал отдавать какие-то приказания на другой сектор. Услышав о пожаре, Петропавловский крикнул в свою трубку: «Минуту!» — и, оторвавшись от нее, бросил Володе:

— Скажи, сейчас примем меры — помощь пришлем. А ты, Володя, передай это и беги за Манто. Пускай всех своих людей туда гонит.

Володя передал Крупене то, что ему сказал Петропавловский, и услышал в трубку:

— Какие меры? Воды нет! И нас на карауле двое. Ежели уйдем от хода, немчура полезет. Они уже совались сюда, да мы отогнали. Отойдем — опять полезут… Чего, чего?.. Пришлете помощь, говорите? Скорей давайте! Кого? Повара? Яшу Манто? На кой черт повара? Ну ладно, пусть повар идет, скорей только… А то сгорим тут.

Через несколько минут в дымной галерее, которая примыкала к подземному продовольственному складу, были уже Манто, Володя, Ваня Гриценко и тетя Киля. Прибежал сюда и комиссар, обладавший удивительной способностью вовремя, словно по наитию, попадать в самые опасные участки, где требовалась срочная, решительная помощь. Склад уже окутало дымом. Свет фонарей расплывался в мути. Впереди горели деревянные подпоры шахты, столбы и доски крепления. Едкий дым стлался по галерее: ему не было выхода. Стена, отделявшая галерею от вентиляционного шурфа, через который фашисты сбросили мины, мягко рухнула, но шурф сверху завалило камнями.

Комиссар приказал надеть противогазы. Володя совсем забыл, что у него имеется на боку спасительная сумка. У него уже больно резало и щипало глаза. Слезы так и лили из них. Саднило горло. Кололо, как иглами, ноздри.

— Уйди ты отсюда! Беги, спасайся! — глухо прокричал Володе комиссар через пульсирующую резину противогаза, которая то вспучивалась, то опадала от его тяжелого дыхания. — Уходи! — гудел комиссар.

Но Володя неотступно следовал за ним в клубившуюся полутьму.

Теперь комиссар шел впереди, пытаясь светом своего фонаря пробить густой слой дыма. Котло словно плыл в желто-сизых вязких волнах. Дым стлался понизу и придавливал к земле огонь, маленькие язычки которого, потрескивая, медленно подползали по доскам к складу. Дым не давал пламени быстро распространяться, но оно со злым упорством, прожорливо, хотя и медленно, подбиралось к продуктовой базе. Здесь было много горючего материала: ящиков, стружек, досок. Не больше трех метров осталось пройти огню, чтобы под землей забушевал гибельный пожар, который уже нельзя было бы затушить никакими силами.

И ни капли воды не имели люди, прибежавшие сюда, чтобы бороться с огнем. Не тащить же было мисками и стаканами последние остатки воды из резервуара, укрытого Манто в надежном месте!

И тогда комиссар первый кинулся топтать пламя, глушить языки огня шапкой, которую он держал в руках, после того как надел противогаз. Манто, Володя, Ваня Гриценко и прибежавшие из камбуза женщины, не чувствуя ожогов, чуть не голыми руками прихлопывали огонь, забрасывали его горстями известковой выли. Кто-то из партизан притащил лопаты. Их расхватали в одно мгновение. Теперь работа пошла более споро: лопатами черпали густую пыль, толстым слоем покрывавшую каменный пол, закидывали ею огонь, сбивали пламя. На Яше Манто уже два раза вспыхивала одежда, но он продолжал лезть в самый огонь…

Где-то недалеко слышались выстрелы, ухали взрывы. Сверху доносился шум боя. Гибель могла прорваться через любой ход и снаружи, а здесь, внизу, в густом дыму, люди бились с огнем, который грозил теперь крепости из-под земли.

Володе стало нестерпимо душно в противогазе, должно быть плохо надетом. Он сорвал с себя маску в стал ею бить пламя. Он слышал, как постреливают от жара у него на голове спаленные волосы, зажмурил глаза, плотно стиснув обожженные веки, и все бил и бил пламя, топтал его, но вдруг почувствовал, что дыхание у него кончилось. Что-то завалило ему рот. В тот же миг как будто большой камень ударил его по темени. Он упал лицом вперед, прямо в огонь.

Подоспевший комиссар рывком ухватил Володю своими цепкими руками и вынес обеспамятевшего мальчика из пекла.

Очнулся Володя в санчасти довольно скоро. Сперва ему показалось, что на руках и на ногах у него лежат тяжелые камни и он поэтому не может шевелиться; самая тяжелая глыба лежала на груди и не давала дышать. Володя собрался с силами, перевел дух и почувствовал, что камень свалился куда-то в сторону. Он повернулся на бок, беспомощно моргая глазами, которыми уставился на Марину, растиравшую ему виски.

— Лежи, лежи! Надышался, — сказала она ему. — Надо ж было тебе в самое полымя лезть!

— А комиссар?

— Комиссар уже где-то наверху воюет. Лежи спокойно — все потушили. Там уже новую стенку теперь ставят у склада. Ну, герой, — добавила докторица, — перетрусил, сознайся? А момент действительно был жутковатый. Всем бы нам конец.

В голове у Володи шумело. Время от времени он испытывал какие-то нехорошие, тупые толчки во всем теле и ничего не мог сделать с руками, ногами, которые сами начинали дергаться; после этого все мышцы словно размякли и нельзя было двинуться: руки и ноги становились как будто ватными.

В санчасть заглянул дядя Манто. Фартук у него обгорел; из-за пояса, рядом с рукояткой кухонного ножа, свисал смятый противогаз с болтавшимся на ходу толстым резиновым хоботом. На потном, закоптелом лице дяди Яши гуляла его неистребимая улыбка. Он протянул Володе пончик:

— Ну, хлопчик, геройски действовал! Получай от имени камбуза.

Но Володя и видеть не мог пончика — так его мутило.

— А попить нет, дядя Яша?

— Водички, дорогой, больше не могу выдать. Ты свою двойную порцию утром выпил. На тебе, хлопчик, мою фляжку. Мне что-то пить неохота.

Он быстро сел на край койки, приподнял Володину голову и чуть ли не насильно сунул ему в рот горлышко своей фляги. Володя жадно хлебнул несколько больших глотков и оттолкнул руку Манто. Ему стало лучше. Он уже спустил ноги, чтобы бежать в штаб, но опять все закружилось перед его глазами, и ему пришлось откинуться на подушки.

Он не знал, сколько часов пролежал так, ко всему безразличный, ничего не слышавший. Но когда он очнулся, наверху все еще ухали — правда, реже — раскаты взрывов, доносился треск выстрелов. Володя поднялся, держась за стену. В санчасти никого не было. Потом близко послышался говор, учащенные шаги. Простыня, закрывавшая вход в санчасть, заколебалась. Показавшаяся из коридора Нина Ковалева отдернула ее в сторону, и Володя увидел Важенина, Любкина и Шульгина, которые несли окровавленного лейтенанта Сергеева. Все плечо и шея его были залиты кровью. Гимнастерка на груди была так разодрана в клочья, словно кто-то мелкими щипцами выхватывал из нее по лоскутику. Надя Шульгина поддерживала ладонями откинутую назад голову Сергеева. За ним внесли еще кого-то, завернутого с головой в плащ-палатку, протекшую кровью.

Лейтенанта уложили на койку. Марина попросила всех выйти. Володя вышел за простыню, висевшую у входа, и узнал подробности несчастья, которое стряслось в секторе «Киев».

Там разыгралась решающая схватка партизан с гитлеровцами. Немцы пытались войти в каменоломни через этот сектор по трем параллельным штольням, которые они расчистили взрывами. Фашисты шли, заливая путь под землю ослепительным светом мощных прожекторов. Сюда были брошены главные силы наступавших, а в группе Сергеева, которая должна была остановить их, насчитывалось, даже после того как на помощь ему подоспели Москаленко, Дерунов и Пекерман, всего лишь девять человек. Правда, здесь были все отборные, испытанные люди: Важенин, Шустов, Юров, Емелин, Любкин.

Немцы действовали очень осторожно. Они теперь оставляли на своем пути охранение у каждого бокового прохода.

Группа Сергеева отступила к перекрестку галерей, сходившихся к наклонному коридору, который шел в нижний ярус, к сердцу подземной крепости. Здесь и организовали оборону. Нельзя было пропустить врага дальше.

Бой произошел как раз над штабом отряда, расположенным на втором горизонте каменоломен. Петропавловский со своего поста тревожно прислушивался к тому, что происходило над его головой.

Дела там сложились неблагоприятно для партизан. Был тяжело ранен Дерунов, стоявший в засаде, но на мгновение оказавшийся в луче прожектора. Сменивший его старый, опытный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом проходе. Он ждал, когда по основному коридору пройдут солдаты, несущие прожектор, и собирался гранатой уничтожить источник света, который очень облегчал положение противника. Но не заметил старый партизан, как обошли его гитлеровцы сзади. Он оказался зажатым в поперечной галерее, соединявшей два основных хода. Увидев позади себя отсветы второго прожектора, ползущие по большой галерее, Москаленко, уже сражавшийся в этих каменоломнях в девятнадцатом году, понял, в какую беду он попал. Надежды скрыться не было: спасительная темнота покинула его. И тогда Москаленко решил пойти на прорыв, и уж если погибать, то с такой музыкой, которая долго будет стоять в ушах гитлеровцев…