Читаем без скачивания «Русская освободительная армия» против Сталина - Иоахим Гофман

В воспоминаниях генерала армии Штеменко «Генеральный штаб в годы войны» военно-политические акты сопротивления власовцев уже откровенно предстают как «преступление против всего человечества» [825]. И в созвучии с этим «Издательство по культурным связям с соотечественниками за рубежом» выпустило сборник под названием «Они среди вас», преследовавший целью вскрыть мнимую преступную деятельность «бывших немецко-фашистских пособников», «скрывающихся на Западе от справедливого возмездия». К «морально опустившимся, беспринципным негодяям», которым посвящались разоблачительные статьи, принадлежали, в частности, бывший начальник личной канцелярии Власова, полковник Кромиади, теперь шеф по кадрам американской радиостанции «Свобода» («Крокодиловы слезы Кромиади») [826], бывший адъютант Власова и командир полка в 1-й дивизии, полковник Сахаров («Бизнес Сахарова – преступления») [827], бывший начальник отделения в командном отделе армейского штаба, майор Демский (Дашкевич), который в качестве члена учредительного комитета по сооружению памятника Власову вызвал к себе особое негодование («Прислужник обер-предателя») [828], и, наконец, опять же полковник Поздняков («Без пяти минут гитлеровский генерал») [829]. В обобщающей статье Николаева в «Голосе Родины» за 1970 г. к разряду этих «преступников» был причислен и бывший капитан РОА граф Ламсдорф («Предатели и их радетели») [830]. Какие же злодеяния ставились в вину людям, подвергнутым этим нападкам? Хаит, якобы получивший в ФРГ после войны «титул доктора наук в области истории Востока за свои прежние заслуги», был, как утверждалось, убийцей тысяч мусульман. Кромиади, как «комендант гитлеровского лагеря смерти», буквально купался в крови своих жертв и лично причастен к физическому уничтожению тысяч людей. Сахаров превзошел в «зверствах и резне» даже своего отца, «белогвардейского» генерал-лейтенанта Сахарова. Демский, как гестаповский агент и командир «карательного батальона» (имеется в виду регулярный русский 605-й восточный батальон), также проливал кровь ручьем. И, наконец, Поздняков, «гестаповский полковник» и «организатор массовых убийств», едва не стал за свои заслуги в «окончательном решении расовой проблемы в Третьем рейхе» [831] гитлеровским генералом. Считалось, что нужно сильно сгустить краски, чтобы найти в демократических правовых государствах какой-то отклик.

Метод, применявшийся теперь советской пропагандой в отношении власовцев, был, в сущности, тем же, которым она когда-то пыталась сместить незапятнанных, но ненавистных из-за их официальных постов на службе Федеративной Республики Германии лиц из состава бывших добровольческих частей. К ним принадлежали федеральный министр, профессор д-р Оберлендер, на войне капитан и командир подчиненной абверу и адмиралу Канарису кавказской части особого назначения «Бергман», уволенный из вермахта как активный критик национал-социалистической восточной политики, а также посол, статс-секретарь и шеф канцелярии федерального президента Герварт фон Биттенфельд, до войны советник посольства в Москве, а затем ротмистр и адъютант, постоянно сопровождавший генерала добровольческих частей в ОКХ, генерала кавалерии Кёстринга. Полная невиновность Оберлендера была установлена судом [832], а что касается Герварта фон Биттенфельда, которого называли «нотариусом Власовской армии» и который когда-то принадлежал к самому узкому кругу участников сопротивления вокруг полковника графа Штауффенберга, то он уже потому не имел никакой возможности совершать «кровавые преступления на оккупированных территориях», что был исключительно адъютантом старого генерала, между прочим – уважаемого за рубежом, и выполнял лишь функции советника [833]. Поэтому и не стоит пытаться доказывать несостоятельность обвинений, брошенных в адрес власовцев, исходя из реально занимаемых ими постов или на основе прочих документов. Правда, Хаит, со своей стороны, направил «Известиям» резко ироничный ответ под названием «Искусство клеветы из Москвы» [834]. Следует решительно подчеркнуть лишь один момент. В 1930 г. Черчилль писал, что большевистские «диктаторы» только до 1924 г. «убили следующих лиц: 28 епископов, 1219 священников, 6000 профессоров и учителей, 9000 докторов, 12 950 землевладельцев, 54 000 офицеров, 70 000 полицейских, 193 290 рабочих, 260 000 солдат, 355 250 интеллигентов и промышленников, 815 000 крестьян». «Эти цифры, – дополняет Черчилль, – подтверждены г-ном Герншоу из Королевского колледжа в Лондоне в его блестящем введении к «Обзору социализма». Они, естественно, не учитывают огромных человеческих потерь русского населения в результате гибели от голода». «Ни один азиатский завоеватель, никакой Тамерлан и Чингисхан», писал Черчилль, не может потягаться «в отношении уничтожения жизней мужчин и женщин» с Лениным, которого он сравнил также с «чумной бациллой» [835]. А что касается Сталина, то, согласно осторожным подсчетам, в его эпоху 1930–1950 гг. были уничтожены по политико-идеологическим мотивам не менее 20 миллионов человек [836]. И именно сторонники данного режима оперировали теперь в отношении тех, кто восстал против этого режима, аргументом о мнимых зверствах. Тем временем, сколь бы грубыми ни были брошенные против власовцев обвинения, с учетом менталитета и неинформированности демократических стран, советский лексикон был подобран удачно. И хотя понадобилось некоторое время, кампания все же не осталась безрезультатной.

В 1979 г. администрация президента США Картера, в ответ на советские инсинуации, начала принимать юридические меры против американских граждан, происходивших с территории Советского Союза и иммигрировавших в США в послевоенный период [837]. Советское правительство с готовностью предоставило обвинительный материал из КГБ. На этом основании Министерство юстиции до 1980 г., по меньшей мере в 260 случаях открыло предварительное следствие по поводу возможного участия в военных преступлениях [838]. Не намеревались ли теперь и США через 35 лет после окончания войны инсценировать процессы против «нацистских военных преступников»? В самом общем плане следует отметить, что новая политика правительства США встречала понимание вовсе не всюду. Внутри Министерства юстиции якобы имела место даже своего рода «революция», т. е. явные проявления недовольства [839]. Да и слишком уж странно было представить, что власти США теперь сотрудничают с КГБ, чтобы расследовать дела, основанные на «преследовании какого-либо лица из-за его расы, религии, национального происхождения или политических взглядов». Но, в отличие от СССР (и, кстати, от Западной Германии), в США не шла речь о вынесении уголовных наказаний. «Эти дела носят гражданский, а не уголовный характер», – писал директор Райан из Управления специальных расследований [840]. На процессах в Верховном суде решался лишь вопрос о том, не следует ли лишить обвиняемых гражданства США за возможный обман иммиграционных служб. Кроме того, Министерство юстиции усиленно стремилось прояснить закулисные исторические обстоятельства [841].

Так, посольство США просило Министерство иностранных дел в Бонне 28 марта 1980 г. в вербальной ноте № 126 об изготовлении и предоставлении копий большого количества актов, документов и рукописей, приведенных автором в перечне источников и документов к своей книге «Die Ostlegionen». Еще одна вербальная нота посольства США № 31 от 17 марта 1983 г. просила предоставить и копии определенных документов из перечня в его книге «Deutsche und Kalmyken». Эти официальные шаги правительства США [842] следует расценивать прежде всего как указание на то, что Управление специальных расследований принялось за дело довольно основательно. Правда, эти ноты, в особенности вербальная нота № 31, одновременно вызывали определенные сомнения по поводу того, не приобретет ли КГБ почти с неизбежностью влияния на мышление и деятельность этого спецподразделения Министерства юстиции. А именно, из указанной вербальной ноты видно, что американская юстиция отныне перешла к тому, чтобы начать дознание также в отношении военнослужащих добровольческих частей и РОА по поводу якобы совершенных военных преступлений. Какие методы при этом использовались, показывает дело бывшего капитана германского вермахта и командира дивизиона в составе Калмыцкого кавалерийского корпуса Болдырева, одного из немногих калмыцких офицеров, избежавших преследований и выдачи, которому советская пропаганда зловеще угрожала еще в 1963 г., после того как в Советском Союзе снова было разрешено говорить о калмыках. В вербальной ноте № 31 против Болдырева выдвигается подозрение в участии «в начале 1943 г. в бесчинствах в городе Элиста». Такое обвинение в «официальном прошении о правовой помощи» может служить примером того, в какой мере удавалось злоупотреблять американскими властями в прозрачных политических целях. Ведь город Элиста, где Болдырев, калмыцкий офицер германского вермахта, якобы участвовал в бесчинствах «в начале 1943 г.», уже во второй половине дня 31 декабря 1942 г. был оставлен немецкими частями и занят советскими войсками. Немецкий арьергард находился ранним утром 1 января 1943 г. в 50 км к юго-западу от города. Бесчинства в Элисте «в начале 1943 г.» действительно наблюдались. Но при этом имела место «кровавая баня», устроенная Советами «среди калмыков после нового захвата», о которой смог сообщить автору 14 сентября 1971 г. генерал танковых войск в отставке граф фон Шверин, бывший уполномоченный федерального канцлера д-ра Аденауэра по вопросам безопасности.