Читаем без скачивания Снайпер должен стрелять - Валерий Прохватилов

— Господин лейтенант, — позвала она.

— Да, миссис Хестер?

— Они сказали, что уже едут. А я хотела бы спросить, не могли бы вы забрать меня с собой. Я не хочу больше здесь оставаться, мне страшно.

— Непременно, миссис Хестер, в этом вы можете не сомневаться, — заверил ее лейтенант.

Мари сидела в кресле. Грудь ее была перехвачена ремнем, застегнутым за его высокой спинкой, руки от кисти до локтя накрепко привязаны к подлокотникам.

— Ты очень хотела докопаться до истины? — говорил доктор Хестер. — Ты ее сейчас узнаешь. Я заплачу тебе не менее звонкой монетой, чем платила мне ты. Я лишился, может быть, кстати, еще и не насовсем, достояния, которое мне нужно было не само по себе. Оно дало бы мне такие возможности, о которых смертный даже не может мечтать. Вера, милая дурочка, да ты и сама, наверно, поняла это, случайная ступенька к их достижению. Ты сломала мне эту ступеньку. Тебя, видимо, интересует — тебя все интересует, как Вера попала ко мне в руки? Счастливый случай. После смерти матери ее поразил сильнейший невроз. Кто-то порекомендовал ей обратиться ко мне. Знаешь, что такое анамнез? Это вся сумма сведений, которая помогает опытному психиатру отыскать ту главную точку, начав с которой надо суметь раскрутить всю цепочку причин, приведших к заболеванию.

Тебе не скучно? Я рассказываю это для того, чтобы ты лучше поняла, что я искал и что неожиданно нашел. Мне хочется, чтобы ты узнала все, как можно полнее. Тем приятнее мне будет потом вычеркнуть все это из твоей памяти. Да, как ты меня лишила достояния, так я лишу тебя именно памяти, поскольку без нее интеллект — ничто. А ведь интеллект, пожалуй, единственное подлинное твое богатство. Вот его-то я тебя и лишу. Ты не будешь похожа на Веру, ты станешь похожей на Бертье, но в еще более ужасном варианте. Я сделаю так, что идиотизм печатью ляжет на твои прекрасные черты. А кто мне заплатит за эту тончайшую работу? Заплатит мне за нее Лоуренс Монд, и, уверяю тебя, ему не придется скупиться. Извини, я отвлекся.

Так вот, многократные сеансы гипноза настолько привязали ко мне Веру, что становилось все легче пласт за пластом обнажать ее память. Постепенно я и добрался до тех глубин, где она искусно прятала все, что касается ее отца. И я подумал: будет справедливо, если наследство Бэдфула получит она, не купавшаяся в роскоши и не погруженная от безделья в бредовые теории, как ее братец. О! Здесь не так-то все было просто! Нужна была уверенность, что, потеряв сына, Бэдфул захочет сделать наследницей незаконнорожденную дочь. Я кропотливо изучал его характер, привычки, привязанности, пороки, пока не понял, что поймать его на крючок ничего не стоит. И вот тогда появился Бертье, чтобы сделать свое дело. И согласись, сделал он его неплохо. Все шло как по маслу. И тут вмешалась ты, вернее, вы с Лоуренсом. Бертье вам оказалось мало. Вам понадобился я. Но я не Бертье. Таких, как я, записывать в преступники не пристало. Мир закономерно идет к тому, чтобы такие, как я, оказались во главе его. Не гуманитарии с их слезливой проповедью христианской морали и общечеловеческих ценностей, а специалисты в скором будущем станут определять лицо мира. Грядущий век будет не гуманистическим, а сциентистским. Вы и не заметите, как вползете в него прекраснодушными слизняками, потому что настоящие дела решаются не в парламентах и не на страницах газет, а в лабораториях, в тишине, сокрытой от мелких душонок. Случайность ли то, что удалось мне? Да, но лишь в том смысле, что я оказался первым и не пожелал делиться своим открытием ни с кем. Не пришло еще время. Но в состоянии ли ты понять, что я первый, но не единственный, кто начал разрабатывать проблему модификации психической природы человека? Нас уже тысячи, и то, что сегодня сделал я, завтра сделают другие, и так же, как я, не станут кричать на всех углах, чего они достигли. А вы будете вращать глазами, пялясь на все четыре стороны света, и задаваться вопросами, думая, как у вас принято, что хорошо поставленный вопрос содержит в себе пятьдесят процентов ответа. Нет, хорошо поставленный вопрос не криклив, а ответ на него требует неимоверных усилий, и вы — членистокрылые — никогда не поймете, что цена им устанавливается не на земле.

И он недалек, тот час, когда такие, как вы с Мондом, или дурачок Арбо, не наделенные от природы технологическим разумом, будете модифицированы в новый биологический вид парачеловеков, призванных служить тем, кого сама природа поставила над вами.

Впрочем, все это тоже из области лирики… Тебе, я вижу, не очень удобно сидеть? Ничего, потерпи, скоро все это кончится.

Тебе, понятно, интересно другое, — продолжал доктор, — то, без чего было никак до меня не дотянуться. Тебе интересно, как я умудрился создать Бертье или, скажем, превратить Веру в ту медузу, что представил вам как свою жену? Чтобы понять это в деталях, скажу тебе откровенно, надо иметь не юридические мозги, а нечто более надежное.

И все же попытаюсь тебе кое-что объяснить. В сущности мозг как большая химико-технологическая система исследован уже и сейчас настолько, что мы знаем, какая его часть (практически на молекулярном уровне) определяет протекание тех или иных психофизиологических процессов. Даже простое изменение химического равновесия в процессах, управляющих нашим сознанием и подсознанием, меняет поведение человека… Тебе не очень скучно?

— Нет, доктор, мне приятно сознавать, что вы хорошо владеете азами, знакомыми мне по средней школе и научно-фантастической литературе. В целом я была о вас лучшего мнения. Школа же, которую вы успели пройти в нашем клубе, кажется, не пошла вам на пользу.

— Вот как? Уж не торопишь ли ты меня? Напрасно. Все-таки шевелить извилинами, согласись, большое счастье. Но я тебя этого счастья лишу. Бедному Лоу придется до конца дней своих нянчиться с идиоткой. Надеюсь, это поубавит его интерес к юридическим изысканиям. Но если ты спешишь, поспешу и я.

Мне удалось то, что не удалось еще никому, что оказалось не под силу целым научным системам. Я научился писать в сознании и подсознании так же свободно, как ты пишешь на листе бумаги. Для этого мне пришлось заставить мембрану, охраняющую нейрон, служить мне.

Даже простейшее химическое воздействие на мозг меняет поведение человека. Первый биотехнолог родился тогда, когда был открыт алкоголь. Какую бы лекцию я мог прочесть тебе на этот счет! Но ты, к сожалению, спешишь. Я тебя понимаю. Какие лекции, когда сидишь прикованный к креслу, готовясь стать идиотом. Но на один существенный момент я все-таки хочу обратить твое внимание. Может быть, ты слышала что-нибудь о культуре майя. Погибшая цивилизация (это вы, гуманитарии, присвоили ей столь высокое имя) начинала свой день с того, что каждый ее житель, непричастный к высшим сферам, обязан был под страхом смертной казни жевать некий наркотический лист, приводящий его в состояние, не мешающее делать с ним все, что вздумается. Правящая элита, казалось, нашла то, о чем только можно мечтать, общество тихих ослов. Они не учли два фактора. Во-первых, нельзя уследить за каждым, если некая процедура должна соблюдаться как ритуал. Во-вторых, осознать глобальность мира оказалось им не по силам. Беда в том, что любое опьянение, алкогольное, наркотическое, быстро проходит. Можно, однако, добиться того, что оно не пройдет никогда, стоит лишь так закрепить мембрану нейрона, чтобы она не давала ему освободиться от яда. А закрепление это обеспечивается лазерным лучом, записывающим определенную программу в клетке или клетках мозга. Более того, лазер на клеточном уровне позволяет превращать одни химические вещества в другие, делать невыполнимое выполнимым, разрушать и созидать в любой точке, в любой системе мозга. Я могу создать гения, но я же могу создать и идиота. Конечно, чтобы это осуществить, нужно владеть тончайшей технологией, до которой — вот тут уж я могу сказать с уверенностью — никто и никогда без моей помощи не доберется.

Он помолчал.

— Мне многое нравилось в тебе. Да и во всей вашей компании. Жаль, что со всем этим придется расстаться. А какого бы в моем лице вы могли получить мецената! Какая-то часть моей сущности искренне тянулась к вам. Я уж не говорю об Эрделюаке. Даже Арбо, при всех его недостатках… Помнишь?

Доктор,неужто спящий разум и вправду рождает чудовищ?Я — не чудеснейшее ли тогда исключение из правил?Я и царь Соломон,и Фирдоуси,и Ронсар.Все мы — безумцы —не свою ли «Песнь песней» слагали?Где же он — сладкий бутон?Где соловей, трепещущий над розой?Кто эта женщина, спящая рядом со мной?Разум недремлющий — он лишь рождает чудовищ.Доктор, лечите прозревших,пусть их спасет ослепленье.

А ведь неплохо! А? Прямо-таки на уровне прозрения. «Пусть их спасет ослепленье…» И обрати внимание, стихотворение адресовано мне. Прямо-таки призыв обратить вас в идиотов. Вот она — иллюзия бытия. Воистину не ведаем, что творим.