Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Ссылаясь на крайнюю занятость по службе, он попросил представителей Генерального штаба заказать ему в гостинице номер на одни сутки. Теперь он надеялся, что время залечит его душевные раны. А пока у него дел по горло — надо добивать фашистов.

Рано утром 21 мая Рокоссовский прилетел в Москву. Встречал его генерал, представитель Генерального штаба. Путь от аэродрома до Кремля на машине, обеспеченной всеми существующими в столице пропусками, занял сорок минут.

До заседания Ставки оставалось полчаса, и Рокоссовский успел переговорить с командующим войсками 1-го Прибалтийского фронта Баграмяном и заместителем начальника штаба Антоновым.

— Алексей Иннокентьевич, а где Черняховский и Петров? — спросил Рокоссовский.

— Черняховский приболел, командующего 2-м Белорусским мы не вызывали.

— Почему? — уточнил Баграмян.

— В операции «Багратион» он действует на вспомогательном направлении, — сказал Антонов и, услышав второй звонок, кивнул Рокоссовскому: — Пошли, вам предстоит сегодня новое сталинградское сражение.

За столом президиума сидели И. В. Сталин, В. М. Молотов, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников и Г. К. Жуков. Перед ними за столами вдоль стены находились А. А. Новиков, Н. Н. Воронов, Н. Д. Яковлев, А. В. Хрущев, М. П. Воробьев, И. Т. Пересыпкин, А. М. Василевский.

Слева от президиума висели карты, многочисленные схемы. Рядом с ними стоял стол, на котором лежала указка.

Оба командующих фронтами и Антонов торопливо зашли в зал и заняли крайние места за столами.

— Товарищ Василевский, все в сборе? — спросил тихим голосом Сталин, вставая.

— Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий, все! — приняв стойку «смирно», ответил Василевский.

— Тогда будем начинать, — сказал Сталин и после некоторой паузы добавил: — Нам следует обсудить порядок проведения масштабной операции «Багратион». — Он медленно повернулся к заместителю начальника Генерального штаба, — Товарищ Антонов, докладывайте.

Антонов встал, подошел к картам и хорошо поставленным голосом начал:

— Наши войска в результате решительного наступления в середине апреля 1944 года вышли на рубеж Чудского озера и реки Великой, на подступы к Витебску, Орше, Могилеву, пробились к Ковелю. Главные силы Украинских фронтов вырвались на просторы древней волынской земли и в предгорья Карпат. Вскрылись направления на Львов, Бухарест. Все это положительно оценивается в Генеральном штабе.

Сталин, набивая трубку, наклонился к рядом сидевшему Молотову и о чем-то с ним переговорил. Тот одобрительно кивнул головой.

— Это хорошо, товарищ Антонов, — сказал Верховный, повернувшись к картам. — Какой вывод делает Генштаб?

— Мы не сомневаемся, товарищ Главнокомандующий, — продолжал уверенно Антонов, перекладывая указку из одной руки в другую, — что сопротивление противника, несмотря на то, что он понес большие потери и остро нуждается в восстановлении сил, не только не ослабнет, но станет еще более ожесточенным.

— Что из этого следует? — Сталин поднял вверх руку.

— Нужно наращивать наши удары, не позволяя гитлеровским генералам перегруппировать силы и организовать прочную оборону.

— Так почему же мы не наступаем немедленно? — произнес Верховный с нажимом на слово «немедленно». — Как я предлагал?

— Нам необходимо перегруппировать силы, — ответил Антонов, уловив сочувствующий взгляд Рокоссовского. — Оборону мы рассматриваем не как самоцель, а как вынужденную меру, которая позволит нам хорошо подготовиться к решительному наступлению.

— Хорошо, товарищ Антонов, продолжайте, — сказал Сталин, прикурив трубку.

— Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что выгодное для нас оперативно-стратегическое положение, сложившее к весне 1944 года, остается необычайно сложным. Продолжать наступление на Украине и в Молдавии мы пока не можем, поскольку на этих участках фронта сложились мощные и почти равные по силам группировки.

— Но там у нас все шесть танковых армий, — произнес Сталин, попыхивая трубкой. — Так, товарищ Жуков?

— Так точно, товарищ Сталин! — ответил тот. — Но войска устали, снабжение их нуждается в серьезном улучшении.

— Говорите дальше, товарищ Антонов, — сказал Сталин.

— Если бы на этих направлениях мы попытались наступать сейчас, то нам предстояла бы длительная кровопролитная борьба с весьма сомнительным успехом. Нет заманчивых перспектив и на Севере, — Антонов неожиданно закашлялся, но вскоре продолжал обычным деловым тоном. — Там разгром противника мог привести только к выходу из войны Финляндии, а для самой Германии угрозы бы не представлял.

Сталин, раскуривая трубку, вышел из-за стола, подошел к Антонову и сосредоточенно начал разглядывать карту. Антонов посторонился и стал рассматривать какие-то бумаги, лежавшие на столе. Наступила короткая пауза.

— Как вы называете линию фронта, которая сложилась на западном направлении севернее и южнее Полесья? — спросил Верховный, не отрывая взгляда от карты.

— Белорусский балкон, — ответил Антонов.

— «Белорусский балкон», — повторил Сталин, усмехнувшись. — И чем же он не нравится Генеральному штабу?

— Он прикрывает путь нашей армии на Варшаву, — сказал Антонов, работая указкой. — Он может служить плацдармом для фланговых ударов противника в случае наступления наших войск к границам Пруссии. Кроме того, с территории Белоруссии можно осуществлять авиационные налеты на Москву. Наконец, войска противника, занимающие «Белорусский балкон» и имеющие возможность быстро маневрировать по хорошо развитым железнодорожным линиям и шоссейным дорогам, сковали здесь весьма крупные силы нашей армии. — Антонов повернулся к Сталину. — Все эти обстоятельства, товарищ Главнокомандующий, заставили Генеральный штаб рассматривать наступление в Белоруссии с целью разгрома находящейся там крупной группировки противника как важнейшую задачу на современном этапе борьбы с фашизмом.

Все присутствующие в кабинете с удовлетворением наблюдали за Антоновым, который и на этот раз аргументированно, грамотно и по-военному четко доложил обстановку на фронтах, сделав разумные и последовательные выводы.

— Убедительно, товарищ Антонов, — сказал Сталин и занял свое место в президиуме. — Для нанесения здесь удара способствует и обстановка в тылу противника. Против фашистов действует 150-тысячная армия белорусских партизан. Это немалая сила. — Он повернулся к начальнику Генерального штаба. — Операция «Багратион» уже согласована, а вы, товарищ Василевский, доложите коротко о ее замысле.

Василевский подошел к карте и доложил, что к операции привлекаются силы трех Белорусских фронтов и 1-го Прибалтийского фронта. Он подробно рассказал о силах и средствах, имеющихся в наличии для осуществления масштабной операции «Багратион».[41]

— Ставка утвердила план действий правого крыла 1-го Белорусского фронта на Люблинском направлении, — продолжал Василевский. — Ему отводится основная роль в осуществлении хорошо продуманной нами операции. — Начальник Генштаба глянул на Верховного и продолжал водить указкой по карте. — Мы предлагаем: главный и решающий удар нанести с хорошо подготовленного и выгодного плацдарма на Днепре (район Рогачево). Мы думаем сосредоточить здесь основные силы прорыва обороны противника.

Василевский положил указку на стол, вытер вспотевшее лицо и, повернувшись к президиуму, произнес:

— Товарищ Главнокомандующий, есть один очень важный вопрос. Тот, кто должен проводить в жизнь наш план операции, относится к нему отрицательно.

— Как вас понимать, товарищ Василевский? — повысил голос Сталин.

— Товарищ Главнокомандующий, несмотря на то, что все представители Ставки поддержали план операции, командующий 1-м Белорусским фронтом с ним не согласен и настаивает на двух главных ударах.

— Это что еще за новости? — повысил голос Сталин, вынимая изо рта трубку. — Константин Константинович, почему вы не согласны с решением Ставки и Генерального штаба?

— Потому, товарищ Сталин, — поднялся Рокоссовский, — что я считаю — при выполнении моего замысла мы достигнем больших успехов при минимальных потерях.

— Если строй идет нога в ногу, а один выпадает из строя, — махнул трубкой Верховный, — то кто здесь прав?

— Я настаиваю на своем плане операции.

— Доложите свои соображения, товарищ Рокоссовский.

— Есть, товарищ Главнокомандующий! — ответил Рокоссовский и направился к карте.

Член Ставки Ворошилов, преданно взглянув на Сталина, предвидя разнос с его стороны, ехидно улыбнулся.

Буденный потрогал усы, посмотрел на Рокоссовского с сочувствием.