Читаем без скачивания Душехранитель - Сергей Гомонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комаров зевнул:
— Так а что стоим тогда?
— Кто знает… — мужичок сел на место и принялся нервно протирать стекла очков, в полутьме — совершенно бесполезных.
Женщина, четвертая пассажирка, молчала, зябко натягивая на плечи белоснежную шаль, которая в глубоком сумраке купе выделялась смутно-белым пятном.
— Взрывов, вроде, не слыхали… — продолжал утешать сам себя очкастый. — Знать бы еще, где мы сейчас…
— И что тогда? — тихо спросила пассажирка.
— Да ничего. Мож, спокойней бы было…
Роман отбросил одеяло, содрогнулся от холода нетопленного вагона и торопливо нырнул в свитер.
Ручка двери повернулась, дверь с шумом и лязгом отъехала, пропуская вернувшуюся женщину из Черноречья:
— Тихо все. Стоим, — сообщила она.
— Да понятно, что стоим… — согласился дядька. — Хоть бы свет дали, совсем уж ни в какие ворота…
Комаров взял со столика термос, налил еще довольно горячего чая и уселся с чашкой возле мужичка. Роману все казалось, что сейчас к ним в купе сунутся цыганки в грязных лохматых кофтах и многослойных юбках и затянут что-то вроде: «Сами мы не местные, отстали от нашего поезда. Позолоти ручку, молодой-красивый, всю правду скажу!» А привязанные к их груди младенцы будут дико вопить, заставляя пассажиров откупиться от несносно шумной оравы.
В коридоре послышались голоса. Молодой человек узнал чеченскую речь. Неприятные ассоциации, тем более, что говорят громко, по-хозяйски, и в этом чувствуется какая-то угроза. Горская речь гортанна, в ней много «придыхательных», «каркающих» и, наоборот, глухих звуков. Когда все это сочетается, создается эффект ругани. Возможно, русскоязычным жителям Чечни неприязнь к вайнахскому наречию вошла в подсознание, тем более, сейчас, во время затянутой гражданской войны.
— Глянуть бы, что там… — пробормотал мужичок, но сам не сделал и движения к двери, лишь с надеждой слегка покосился на молодого спутника.
Комаров пропустил его слова мимо ушей: лично ему это было не нужно. Да и что увидишь в темноте?
Дверь с грохотом отъехала и клацнула. В проходе возник мужской силуэт, затем вспыхнул фонарик, и люди невольно прищурились от внезапно яркого света. Роман успел заметить на вошедшем камуфляжную форму. Холодный блик скользнул по строгому черному боку автомата, висевшего на груди незнакомца.
— Документ давайте! — с сильным акцентом приказал человек.
В коридоре крикнули по-чеченски. Мужчина в камуфляже слегка отклонился назад и ответил:
— Мича[34]?
Невидимый собеседник повторил фразу. Чеченец издал отрицающий звук и добавил:
— Со вух-веара цигара. И дIавахийтина{3}, вуха веара. Вахаъ гIой, хьо пхойалгIа вагончу хьажахьа[35], — а затем, вновь шагнув в купе, обратился к пассажирам: — Документ доставай!
Роман и его спутники зашевелились. Луч фонарика метнулся по вещам. Чеченец беглым взглядом окинул купе, полностью проигнорировал подобострастный и никчемный вопрос тетки-хохлушки: «А шо шукаете, хлопци?», взял протянутый паспорт очкастого мужичка.
— Зачем едешь?
Мужичок долго и путано объяснял что-то о работе. Парень слегка поморщился, отдал ему документы и отодвинул с дороги. Тот явно перевел дух и, плюхнувшись на полку, постарался сделаться совсем невидимым.
— Ты! — светя в лицо Комарову, сказал чеченец.
Роман отдал ему паспорт. Военный замешкался, переводя взгляд с фотографии на молодого человека, прикрывающегося рукой от направленного прямо в глаза луча. Пролистал, посмотрел прописку:
— Бахчисарай давно уехал?
— Лет двенадцать назад.
— Зачем теперь едешь Грозный?
— Я в Гудермес. За матерью и сестрой…
— Вещи бери, колидор выйди, — парень положил паспорт Романа в нагрудный карман и небрежно указал за спину большим пальцем.
— Что-то не так? — переспросил Комаров и краем уха услышал шепот спутницы-украинки: «Чи приняли за кого-то?»
— Вещи бери, колидор выходи! — повторил чеченец и потребовал документы у женщин.
Роман сдернул с самой верхней, багажной, полки свою сумку и, с трудом разминувшись с чеченцем, вышел в коридор.
— Муслим! — крикнул тот, выглядывая вслед за Комаровым. — Машиначу кхосса и[36]!
По коридору заметался лучик еще одного фонарика. Тяжелые шаги приближающегося человека — и перед Комаровым возник высокий грузный бородач.
— Муьлха[37]?
— ХIара[38], — первый чеченец «стрельнул» из фонарика в Романа.
Бородач оглядел Комарова с высоты своего роста и процедил:
— Пошли, гIазакхи[39]…
— Вы бы хоть объяснили, в чем дело! — запротестовал молодой человек, но ствол автомата с немой убедительностью ткнулся ему под ребро.
Комаров предпочел не спорить.
Его вывели из вагона. Снаружи было уже почти совсем темно. Возле поезда стояло два крытых фургона и армейский джип без верха, похожий на «Хаммер» старого образца.
— Лезь! — распорядился бородач, подогнав Романа к одному из этих фургонов.
Молодой человек забросил внутрь свою сумку, запрыгнул сам и очутился в полной темноте. Лишь на мгновение вспыхнул фонарик, осветил его (Роман успел заметить, что в фургоне сидело еще несколько человек) и погас.
На ощупь найдя на скамейке у борта свободное место, Комаров сел. Прошло немало времени, прежде чем он услышал скрип отъезжающего состава. «А я?!» — подумал Роман.
Поезд набирал скорость. Перестук удаляющихся колес. Еще двоих впихнули в фургон, и почти тут же машина тронулась.
Сердце Романа стучало, как стальные колеса недосягаемого теперь поезда. Что это? Недоразумение? С кем его перепутали? Что вообще все это означает? «Камуфляжный» пограничник (если это был пограничник) не вернул ему паспорт. Его, Комарова, арестовали? За что? Вот теперь Комаров начал тревожиться уже всерьез…
СПУСТЯ ЕЩЕ ДВОЕ СУТОК
Андрей сосредоточенно работал, когда в приемной послышался какой-то посторонний шум. Серапионов нажал кнопку селектора:
— Татьяна, что там случилось?
— К вам Борис Владимирович по срочному вопросу, Андрей Константинович! — звонко отрапортовала секретарша.
И эта — туда же. Прежде Снежанка зубоскалила со всеми входящими-выходящими, теперь и эта по ее стопам пошла… Просто хоть по примеру отца сажай в «секретутки» ссохшуюся престарелую грымзу… Как они все осточертели!
— В чем дело, Борюся? — Андрей сложил руки на груди, откинулся в кресле и пристально оглядел вошедшего «красавчика».