Читаем без скачивания Чемпионат - Андрей Ваон

Он отвёл взгляд и упал на подушку.

— Да просто поразился глубине твоих глаз и тому, как ты сильно меня любишь, — улыбнулся он, как после удачного розыгрыша.

— «Гад ты, Костя Федотов!» — Лера схватила подушку и треснула ею мужа. Тот неуклюже прикрылся руками. — А я тут распинаюсь, чуть слезу не выдавила, испугавшись твоего непонятного состояния. А он здесь всё шутит, да провоцирует. На́ тебе! — она продолжила дубасить мужа, но он перешёл в наступление и их борьба быстро перешла в партер, а потом и под одеяло — отопление даже в этих «хаусовских» квартирах не справлялось с низкой температурой за бортом, и дома было прохладно.

Проскурин на тренировках выглядел каким-то поникшим, его толстячковая бодрость куда-то исчезла, в движениях сквозила усталость. Занятия он проводил без задора, по шаблону и не отходя от прежнего плана ни на йоту.

— Анатолич, ты чего захандрил? — Поинтересовался после очередной явно нудной тренировки Юра. — Ребята взвоют от такой скукотищи.

— Да… — махнул рукой Валентин. — Как-то вдруг обрыдло всё. Причём разом, после «Челси». Показалось всё предсказуемым и скучным. Да-да, я знаю, что ты замашешь на меня руками, начнёшь убеждать и приводить доводы. Только эти доводы я сам тебе ещё недавно приводил. И себя ими же пытался образумить. Ан нет! Логика отступает перед прямо-таки всеобъемлющей тоской. Будто стержень подрубили, и не на чем стало мне держаться.

— Ну, ты же в курсе, как там всё перепуталось после наших проделок?

— Да, с Ганжой имел беседу, всё своё видение он мне изложил. И что, ты думаешь, на меня лично повлияли вот эти изменения в Системе?

— А что, разве ты не заметил общего изменения настроений практически у всех. Вот и на тебя повлияло.

— Вроде на поверхности объяснение, только мне не легче от этого. Если честно, вдруг будто меня окунули вновь в эти ощущения тогдашние. Десятое апреля меня накрыло с головой. Только тогда у меня появилось желание отомстить и преодолеть тоску назло и вопреки. А сейчас накрыло пустотой и просто неимоверной тоской по жене. Куда деться не знаю, все методы не работают, тону в болоте. Получается, и вас с собой тяну, — он замолчал, уткнувшись глазами в пол. — Вот такая вот исповедь. Может, ты доделаешь работу? Осталось три дня всего, ты лучше меня многое знаешь… А?

— Да дело не в том, кто кого будет тренировать. Нам нужно и твоё участие. Именно твоё! И не только потому, что в хандре этой тебя нельзя бросать. Ты нам не чужой. Это всё понятно. Но ведь тебе должен был Ганжа и это объяснить — без тебя может не случиться нужного положения, не попадём в нужный узел и пролетим, как фанера… Меня самого эта идея не очень вдохновляет, но Серёге я доверяю, как себе. А он сказал, будет так. Значит, будет. Больше того, иногда и меня воротит от такого сценария, но больше я хочу что-то изменить в этом вялом затухании. Если уж не получится, то лучше в тартарары лететь, чем и дальше влачить жалкое существование. Шанс есть, нужно рисковать. Либо пан, либо…

— Но не могу я, Юра! — чуть не вскричал Валентин. — Я душу себе выворачиваю, выходя на тренировку. Выгоняю себя плетью! Но силы кончились, сейчас пойду, зубами к стенке. Или напьюсь. Да, лучше напьюсь, — и он, устало ссутулившись, стал удаляться.

— Валя! Валентин! — в отчаянии позвал его Юра. В ответ ему Проскурин лишь вяло отмахнулся.

Юра быстро снарядился на Радиозавод. Ворвался к Ганже в кабинет.

— Беда, Серёга, беда! — запыхавшись, ринулся он к развалившемуся на «гравитухе» Ганже.

— Опять ты шумишь! Не шуми и не паникуй. Чего стряслось? — тот повернулся к нему, думая параллельно о чём-то «высоком».

— Из Проскурина будто душу вынули, он скис, и растормошить его невозможно. Ушкандыбал прямо с тренировки к себе, не желая ничего.

— А, знаю я. Это всё было понятно. Эта такая жертва Системе. После перезагрузки она всякие нелогичности стремится изжить. А та катастрофа была нелогичностью, и горе Проскурина, им же самим преодолённое, ещё более нелогичным. И коли уж былого не вернуть, то преодоление горя можно исключить. Вот Система стержень из него и вынула. Тут сейчас ничего не сделаешь.

— Да ты что говоришь?! Надо же что-то делать! Ведь гибнет же человек! А если это тебя мало волнует, то вот рациональная причина — ты же сам говорил, что он нужен для участие в твоих махинациях.

— Ты же понимаешь, что те мои мысли не являются незыблемым постулатом. За эти дни концепция немного поменялась. И, к сожалению, Валентин пал жертвой. Главное, чтобы с ними физически ничего серьёзного не случилось, а там либо все мы в счастливый конец этой истории попадём (и он тоже), либо сгинем тоже вместе. Система крутит и становится всё более непредсказуемой. Но сейчас нужно под неё подстраиваться или слегка наблюдать, но точно уж не перечить ей. Эдакий фатализм.

— Погоди, а ты упомянул Катастрофу. Это что же, выходит, нас с Лерой тоже должно «накрыть» чем-то?

— А вот здесь Лера как раз разбиралась. И тут всё сложнее — вам роль отводится гораздо серьёзнее. За счёт вашего участия в этом Клубке, который ожидается тридцатого, Система стремиться уничтожить под корень всю ту несообразность, что из-за катастрофы произошла. Проскурин ей на этом пути мешается со своими волевыми усилиями, вы же являетесь главными действующими лицами. Как так получилось — пока не разобраться. То ли речь твоя в двадцать девятом году причиной, то ли общая тенденция последних двадцати лет. То ли Вифлеемская звезда какая-то…

— И что, пока Валентина не трогать, получается? А не сгинет ли он там без нас?

— Да не боись ты! В крайнем случае, запьёт ненадолго — времени четыре дня осталось, плохого ничего не сделается. Это видно, но и повлиять мы не можем. Тебе придётся готовить команду. Не забудь про Олега. Действовать вы должны чётко и слаженно. Давай, переходи на тренерскую, хватит, как мальчишка, бегать, — засмеялся Сергей.

Юра задумчиво тёр подбородок.

— А Лера у себя?

— Да, наверное. Сходи, погляди, как чего у неё там. Может, полегчает. А то как-то загрузился сильно Проскуриным, сам весь какой-то растерянный. Соберись, тряпка!

Лера задумчиво глазела в тридешное изображение, подперев кулачком голову.

— Привет, — тихо зашёл к ней в комнату Юра и, немного понаблюдав за её раздумьями, поздоровался.

— О, Юрка! Привет! Ты чего прискакал? — Лера обрадовалась, и пелена слетела с её глаз.

— Да с Валентином беда, я хотел помощи просить, а Серёга отбрил, сказал, так и нужно, — расстроено плюхнулся в кресло Юра.

— А… Валентин, это Система Катастрофические последствия решила подчистить, вот его и накрыло.

— Да Ганжа мне вкратце объяснил. Только согласно этой логике нас должно в первую очередь вычистить.

— Вижу, он тебе рассказал, действительно. Вот и я гляжу уже второй день, копаюсь в этих хитросплетениях, которые Система постоянно перестраивает и перенастраивает, впутывая в какой-то свой порядок, нам пока плохо видный. Но то, что он есть — это очевидно. И вот здесь она заглаживает не те места, в которые вклинивались те или иные люди, что было бы логичнее.

— Логичнее?

— Ну да. Вроде вмешались в работу некоего Высшего Разума, теперь он скинул оковы и то искусственное отсекает. Ан нет! Эти изменения как раз мало трогает. А вот если человек сам, собственными усилиями, волей, интеллектом, жаждой деятельности сломил неудачные для него обстоятельства, превозмог сложности, выжил победителем… Тут вот она жирной кистью и закрашивает. Ломая и возвращая на круги. Валя — яркий пример. Но самая подлянка в том, что Система сильнее всего орудует в случаях, когда всякие беды были спровоцированы вмешательством! То есть она не беды убирает, а преодоление последствий. Прямо Баба-Яга какая-то, — расстроено всплеснула руками Лера. — И пока мы сделать ничего не можем. Одна надежда, что в том клубке перетряхнём заново и направим на «путь истинный».

— Ну а мы?

— Что мы? А… что мы-то как раз яркие представители тех, кого она должна сейчас ввергнуть в пучину? Да, здесь тоже многое непонятно.

— Ганжа говорит, что, мол, удобно нас «грохнуть» в момент Клубка, что-то там так всё срастётся — или пан, или пропал.

— Это то, что на поверхности лежит, но сейчас я вот как раз в сотый раз гляжу и не всё понимаю. Если именно в тот момент всё так удобно, но есть риск, что мы вырвемся и повернём в свою сторону, то зачем ждать? Система сейчас действует на разрушение всего, что было построено. Но, повторюсь, разрушения, так сказать, доброго и хорошего, будто действует по указке тех, против кого мы боремся.

— Так, может, это они и есть?

— Нет! Сто раз нет! — отрезала Лера. — Тут чёткая внутренняя организация. «Эти» не лезут, они отодвинуты от дел, как и мы. Так вот. И почему Системе нужно так рисковать своим текущим алгоритмом, если можно гарантированно сделать всё сейчас?