Читаем без скачивания Понять другого (сборник) - Игорь Росоховатский

Внезапно Светов почувствовал, что Улу нравятся его мысли. Он не мог бы объяснить, как Ул узнал его мысли и как сам он узнал, что они нравятся Улу. Он это почувствовал. Воспринял и еще более конкретное состояние Ула, его мысль: «А не сообщить ли ему всего?»

«Чего — всего? — начал тревожиться Светов. — А кому? Мне? Что же здесь скрыто от нас?»

Он почувствовал, что им всем еще не раз придется ломать головы над этой загадкой, от решения которой будет зависеть их… Жизнь? Или только выполнение миссии? Или и то и другое?

Он пока мог лишь задавать вопросы — и только себе. Но ответить на них он не мог…

От памятника люди повернули к зданию. Они подошли к самой стене. «А где же дверь?» — подумал Вадим и увидел, как в стене обозначился прямоугольник. «Открывается автоматически или нет?» Он поискал глазами на дверях ручку или кнопку на стене, и тотчас на дверях появилась ручка, а на стене у дверей — кнопка. Ул и А предложили:

— Входите.

«Однако один из них должен был бы войти первым», — подумал Ким.

«Как часто вежливость служит прикрытием», — Роберт посмотрел на Светова: что он решит?

Светов шагнул к дверям. Вадим, ожидавший, что он возьмется за ручку и распахнет дверь, увидел, как Светов сделал это, а Ким видел, что тот нажал на кнопку, и половинки двери медленно разошлись в разные стороны. Роберт потом клялся, что дверь поднялась вверх, как заслонка в плотине: а Светов, когда спросили у него, утверждал, что дверь была гофрированной и опустилась вниз.

Они бы очень удивились, если бы им сказали, что ошиблись они все.

Как бы там ни было, дверь была открыта, и земляне вошли в здание.

— Вы можете снять шлемы, — сказал А. — Здесь воздух почти такой же, как у вас на Земле.

Воздух здесь был действительно хорош. И он менялся. Вначале — дистиллированно прозрачен, пресен. Не было в нем тех чудесных примесей, которые придают аромат и неповторимость. Но вот Вадим вспомнил о земных лесах — и воздух наполнился душистым острым запахом хвои, легкой сыростью и свежестью, а когда Роберт подумал о теплом соленом бризе — неведомый ветер словно донес в это здание брызги моря.

Земляне прошли коротким коридором и очутились в огромном зале с прозрачной крышей. В нем стояло несколько столиков с удобными легкими креслами. «Совсем как в космовокзале», — удивился Ким и увидел картину на стене. Он подошел к ней поближе и застыл в изумлении. Это была картина из космовокзала: рыжий мальчишка держит в руках игрушечную ракету и смотрит в небо. Малыш присмирел на миг, его глаза слегка затуманились, но в согнутой для броска худенькой угловатой фигурке угадывается упорство.

— Ребята, смотрите, — сказал Ким и услышал удивленный возглас Вадима:

— Такая же картина висит в кабинете моего отца!

— Такая же, как на космовокзале? — спросил Ким.

— Ну что ты, там — мальчишка с ракетой, а здесь — лесное озеро. — Вадим вглядывался в картину.

— На этой картине — озеро? — Ким подозрительно посмотрел на него.

— Видеть то, что хочется, — это хорошо, — послышался голос А.

Светов незаметно подал знак землянам. Он ожидал, что еще скажет А, как объяснит загадочное явление. Что это — массовый гипноз?

Дальниане молчали…

Вадим неотрывно смотрел на картину. Он вспомнил озеро в лесу и следы маленьких босых ног на песке. Он испуганно вскрикнул, увидев их. А потом они вместе переплывали озеро туда и обратно — кто быстрее! — и она сказала: «Я думала, что это из чащи медведь выходит…» И он потом все смотрелся в зеркало: неужели похож на медведя, неужели такой большой и сильный? Но в зеркале отражался худощавый юноша, вопросительная улыбка.

После той встречи он часто приходил к озеру и подолгу смотрел в воду. Там он видел серебристые облака и среди них свое лицо. А однажды рядом с его лицом появилось еще одно — с пухлыми губами и вздернутым носиком…

Он услышал рядом с собой чье-то учащенное дыхание. Повернул голову и увидел А. Дальнианин смотрел на картину затуманенными глазами, как будто она нашла отклик и в его памяти.

Вадим снова смотрит на картину, но думает о той, что говорила: «Медведь из чащи…» Если бы они вновь встретились, он бы сказал ей слова, которых не нашел тогда, на Земле. Он бы сказал о бесконечной ночи космоса, о страшных пустынях чужих планет, когда прошлое согревало настоящее, а воспоминания о ней были глотком воды в пустыне…

Светов с удивлением переводил взгляд со своих товарищей на дальниан. На лицах А и Ула отражались те же чувства, что и на лицах людей (если бы он мог присмотреться повнимательней, то определил бы некоторое запаздывание реакции у хозяев планеты). Постепенно А становился как бы двойником Вадима, а Ул — копией Роберта, — так они теперь были похожи. Затем они словно поменялись ролями: А стал двойником Кима, а Ул… На кого же он так похож?

Светов мучительно вспоминал и не мог вспомнить, хотя для этого ему достаточно было бы взглянуть в зеркало. И когда Светов, наблюдая за Вадимом, с нежностью прошептал: «Почему же ты так волнуешься, мальчик?», то же самое прошептали губы дальнианина, словно вдохнули перед этим его нежность. Рука Ула невольно потянулась к голове Вадима и погладила его мягкие волосы. И где-то очень далеко, но в пределах этого зала, тонко зазвенели серебряные ликующие колокольчики.

Вадим обернулся к Улу, а когда опять посмотрел на картину, увидел на ней вместо лесного озера лишь хаотичное переплетение изломанных линий. Сначала он не поверил своим глазам, ищущий взгляд стал растерянным, а потом у него опустились плечи, и весь он обмяк. Что-то горько зазвенело в душе, как порванная струна.

Он не выдержал и, с ненавистью глядя на дальниан, проговорил:

— Так все это обман?

— Что определяет обозначение «обман» и почему ты недоволен? — спросил Ул.

Губы Вадима изогнулись. Обвинительные слова готовы были сорваться с них, но Светов предупредил его:

— Обман — это когда человек думает одно, а выходит другое.

— Человек должен добиваться, чтобы вышло то, что задумал. Он должен быть благодарен тому, кто помог осуществить задуманное, — сказал Ул.

«На что он намекает?» — Светов пытался найти связь между словами дальнианина и тем, что они все только что пережили. Неужели здесь имела место не западня, а ошибка? Он с удивлением подумал, что готов и к этому. «Почему нас все происшедшее так поразило? Разве в нашей памяти не живут десятки и сотни людей, и многих из них мы можем представить себе так ясно, как будто они перед нами? Разве не умеем мы так сильно вообразить встречу с ними, что переживаем ее по-настоящему? И разве в тайных своих надеждах и желаниях мы не подготовлены к тому, что память может материализоваться? Почему же эти способности памяти не доставляют нам такого же удивления, как то, что случилось здесь?..»