Читаем без скачивания Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

О том, что среди расстрелянных и заключенных могли быть шпионы, косвенным образом свидетельствовало то обстоятельство, что накануне нападения на СССР германская разведка располагала лишь крайне ограниченной агентурой. По сведениям Луи де Ионга, вся германская разведка имела лишь «несколько агентов в прибалтийских республиках и в восточных районах Польши, занятых Советским Союзом» в 1939–1940 годах Были еще некие «противники советского строя в Армении и Азербайджане», которые давали «ценную информацию о бакинских нефтяных промыслах». Ссылаясь на германские источники, американский историк Л. де Ионг писал, что закрытие консульств Германии в СССР в 1938 году «явилось форменной катастрофой для немецкого военного атташе в Москве, в обязанности которого входило осведомлять свое правительство о военном потенциале России». Кроме дипкурьера, который по пути из Берлина в Токио «видел в пути», а затем «докладывал атташе», у военного атташе не было иных источников информации. В результате, констатировал Л. де Ионг, «немцы были поразительно плохо информированы о фактической военной мощи Советского Союза, не говоря уже о том, до каких размеров она могла быть увеличена в дальнейшем».

Несмотря на то, что в ходе войны немецко-фашистским захватчикам удалось склонить к сотрудничеству десятки тысяч советских людей, случаев капитулянтства и предательства среди политических и военных руководителей, подобных тем, что имели место в Западной Европе, в СССР практически не было. Немецко-фашистским захватчикам не удалось заполучить в нашей стране фигур, аналогичных Квислингу, Лавалю, Петену, бельгийскому королю Леопольду III, Тисо, Недичу, Павеличу и другим лидерам коллаборационистских режимов. Из десятков советских генералов, взятых в плен немцами, лишь генерал Власов согласился сотрудничать с врагами. Ни один местный руководитель в оккупированных республиках и областях не перешел на сторону врага.

Хотя Сталину и его сторонникам не удалось осуществить все намеченные ими реформы, проводимый ими курс способствовал бурному экономическому росту, огромному социальному прогрессу и достижению политической сплоченности страны. В своем выступлении 9 февраля 1946 года перед избирателями Сталин имел основание говорить о том, что победа над гитлеровской Германией и ее союзниками означала торжество советского общественного и государственного строя, политики индустриализации и коллективизации, проводившейся в предвоенный период, усилий по созданию хорошо вооруженной и умело сражавшейся Красной Армии.

В этой речи Сталин высмеивал «утверждения… в иностранной печати» о том, что «советский общественный строй является рискованным экспериментом», обреченным на провал, что советский общественный строй представляет «карточный домик», не имеющий корней в жизни и навязанный народу органами Чека, что достаточно небольшого толчка, чтобы этот «карточный домик» развалился. Сталин подчеркивал: «Теперь речь идет о том, что советский общественный строй оказался более жизнеспособным и устойчивым, чем несоветский общественный строй, что советский общественный строй является лучшей формой организации общества, чем любой несоветский общественный строй».

СССР стал единственной страной в Европе, выдержавшей натиск гитлеровских армий, а затем разгромившей их. Великая победа советского народа опровергает миф о том, что репрессии 1937–1938 годов подорвали мощь советского государства и привели его к поражению.

Глава 29

Уроки, извлеченные руководством страны из событий 1937–1938 годов

Несмотря на умолчание о многих существенных сторонах событий 1937–1938 годов, руководство страны извлекло из них серьезные уроки. Осуждение репрессий, хотя и частичное, содержалось в одном из разделов доклада А. А. Жданова об изменениях в Уставе ВКП(б). Правда, во-первых, в докладе речь шла лишь о членах партии, на долю которых, как говорилось выше, пришлось 8,5 % от общего числа всех репрессированных. Во-вторых, в докладе не было названо огромное число репрессированных коммунистов (116 885 членов и кандидатов в члены партии), а были приведены лишь отдельные, хотя и яркие примеры клеветнических обвинений, на основе которых производились исключения из партии.

Жданов объяснял размах клеветнической деятельности в 1937–1938 годах прежде всего происками карьеристов или тайных врагов. Напомнив о решениях февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года и январского пленума ЦК 1938 года, Жданов осудил «практику формального и бездушно-бюрократического отношения к вопросу о судьбе членов партии, об исключении из партии и о восстановлении исключенных из партии». Он утверждал: «Эта практика, как известно, была использована проникшими в партию карьеристскими элементами, стремившимися отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, а равно замаскированными врагами внутри партии, стремившимися путем широкого применения репрессий перебить честных членов партии и посеять излишнюю подозрительность в партийных рядах. Враг, изменив тактику, уцепился за бдительность и спекулировал на этом, стремясь под прикрытием фальшивых речей о бдительности перебить как можно больше честных коммунистов, имея в виду посеять взаимное недоверие и дезорганизовать наши ряды. Клевета на честных работников под флагом „бдительности“ является в настоящее время наиболее распространенным способом прикрытия, маскировки враждебной деятельности. Неразоблаченные осиные гнезда врагов ищите прежде всего среди клеветников».

Жданов признал, что «во время дискуссии по тезисам об изменениях в уставе ВКП(б) вопрос о мерах борьбы против клеветы на честных членов партии занимал не последнее место. В ЦК и в редакцию „Правды“ поступило также большое количество писем на эту тему». Содержание ряда таких писем Жданов изложил в докладе. (Они были приведены выше в книге.)

Примеры, приведенные Ждановым, были дополнены в ходе дискуссии по его докладу. Первый секретарь Орловского обкома партии В. И. Бойцов сообщил, что «в Никольском районе клеветник, бывший член партии Сапрыкин оклеветал 50 % партийной организации всего района… В Орджоникидзеградской партийной организации исключили члена партии т. Пирогова за то, что он на одном из занятий кружка сказал, что Иван Грозный — царь умный. В организации стали рассуждать: как это так, Иван Грозный — царь, и вдруг умный; все цари — дураки и Иван Грозный в том числе, а раз Пирогов его хвалит, то исключить его из партии. (Смех.)».

Второй секретарь Ленинградской обкома партии Т. Ф. Штыков сообщал: «На заводе имени Карла Маркса один из членов партии подал большое количество заявлений на честных партийцев, причем в каждом заявлении обвинялось по 20 и больше человек. Он писал и на тех, которые живут с ним в одной квартире, и на тех, которые работают вместе с ним. Писал он даже о том, что его соседи разговаривают шёпотом, а значит, по его мнению, утаивают что-то от нашей партии. Таким образом он оклеветал много честных людей».

Штыков продолжал: «Мы имели и такой факт, когда в Индустриальном институте один из членов партии подал 19 заявлений и „сигналов“, а 20-е заявление подал на себя. (Смех.) В этом заявлении он писал, что у него в деревне живет дядя, который якобы оказался врагом народа и репрессирован органами НКВД. При проверке заявления на месте оказалось, что этот дядя вовсе не враг и не был репрессирован органами НКВД, а просто заболел и умер».

Помимо «карьеристов» и «замаскированных врагов», оклеветавших многих членов партии, Жданов осудил и «перестраховщиков». Он обвинил их в стремлении исключать из партии под предлогом «связи с врагами». Жданов подчеркивал: «На этом основании было огульно исключено из партии немалое количество честных работников, вся вина которых заключалась в том, что им приходилось по условиям работы встречаться и видеться с врагами народа, — „проходить по одной улице“. Эта ходкая формула — „связь с врагами народа“ — широко использовалась антипартийными элементами для избиения честных коммунистов».

Жданов рассказал о том, что, «перестраховываясь», некоторые партийные работники «на всякий случай» объявляют выговоры тем коммунистам, которых восстанавливают после исключения в партии. Жданов потребовал: «С такой практикой половинчатой реабилитации необходимо решительно покончить и, если человек заслуживает полной реабилитации, — снимать с него взыскание начисто».

Жданов продолжал: «Довольно широко у нас укоренилась теория своеобразного „биологического“ подхода к людям, к членам партии, когда о коммунисте судят не по его делам, а по делам его родственников — ближних и дальних, когда недостаточная идеологическая выдержанность и социальная направленность какой-нибудь прабабушки может испортить карьеру потомков на целый ряд поколений. (Смех.) Подобный подход ничего общего с марксизмом не имеет. Мы должны исходить из того положения, которое неоднократно развивалось и подчеркивалось товарищем Сталиным, что сын за отца не ответчик, что нужно судить о члене партии по его делам».