Читаем без скачивания Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Джонатан Кэрролл

– Вот это класс! Ты совершенно рехнулась!

Тем же вечером они вместе пошли в бар, чтобы она могла продемонстрировать сестре магическое действие татуировки. За три четверти часа к ней обратились трое мужчин, и все поочередно проиграли «угадайку».

– Ух ты, взгляни-ка туда! Видишь того красавчика в углу? Подойди к нему и покажи татуировку.

Посмотрев в указанном сестрой направлении, она увидела красивого, спортивного вида мужчину с короткой стрижкой и стильной трехдневной щетиной. Он сидел за столиком в одиночестве, сжав обеими руками пивную кружку и напряженно глядя в пространство.

– Но я так не делаю. Я никогда не обращаюсь к мужчинам первой.

Сестра ткнула ее кулаком в плечо:

– Давай, не трусь. Это как телефонные продажи наугад. Посмотрим, как ты его раскрутишь.

Залпом осушив бокал для храбрости, она направилась к угловому столику. Красавец медленно поднял на нее взгляд и улыбнулся, но это не была дружеская или приветственная улыбка – это была улыбка типа «здравствуйте-что-вам-от-меня-нужно?».

Она подняла правую руку на манер индейских вождей, когда они говорят «хао!», а затем повернула кисть тыльной стороной к нему. Красавец заметил надпись и прищурился, читая.

– Элизабет Хрень?

Она кивнула.

Он отхлебнул пива.

– И я должен угадать, что это значит?

Она снова кивнула, чувствуя себя неловко.

– Я не хочу угадывать.

Она быстро втянула воздух, как бы проглатывая унижение, и повернулась, чтобы уйти.

– Погодите, – сказал он. – Можно я задам вам вопрос?

Она остановилась, не оборачиваясь. Пусть говорит с ее спиной, заносчивый ублюдок.

– Вам случалось нагонять страх на саму себя? Лично я делаю это по пять раз в день.

Она нахмурилась и сделала полуоборот в его сторону. Что такое он несет? А он продолжил, обращаясь к своей пивной кружке, но достаточно громко, чтобы могла слышать и женщина.

– По какой-то совершенно непонятной мне причине я чувствую потребность сильно испугаться как минимум пять раз в день. Может, это какой-то адреналиновый дисбаланс? Может, моему организму необходима встряска, какая бывает, когда человек испуган или нервничает? Возьмем, к примеру, банкоматы. Я их боюсь.

– Вы боитесь банкоматов?

Он кивнул, хлопнув ладонью по столу в знак подтверждения:

– Я вынуждаю себя их бояться. А это большая разница, понимаете? Когда я подхожу к одному из них, чтобы снять деньги со счета, я начинаю думать, что банкомат проглотит мою карточку – и как быть тогда? Что я буду делать без карточки и без наличных денег?

– Но если такое случится, вы можете просто пойти в банк, и вам выдадут новую карточку.

Он покачал головой:

– Только не в выходной день и не после десяти вечера, когда я обычно иду снимать деньги… Или вот такое: я еду один в лифте жарким летним днем. Это маленький лифт, без кондиционера. И всякий раз на полпути до нужного мне этажа я думаю: а вдруг лифт сейчас застрянет? Вдруг мне придется провести в нем много часов, потому что никто не придет мне на выручку, а в конце дня все люди покинут здание? И как только я об этом подумаю, у меня начинается приступ клаустрофобии. Я говорю себе: прекрати, не будь идиотом! Но это не помогает. Здравомыслие никогда не срабатывает. То есть я как бы сам создаю демонов, которые сжирают меня изнутри… Или вот еще пример: я стою в очереди на почте… – Он запнулся. – Я выдумываю свои страхи, понимаете? Банкомат – это всего лишь машина. Перед установкой их тестируют бессчетное количество раз, и они практически никогда не ломаются. Но я ничего не могу с собой поделать – всякий раз, подходя к банкомату, начинаю нервничать. Иногда чуть не падаю в обморок – вот до чего доходит. Почему мы так издеваемся над собой? В нашей жизни достаточно реальных проблем, верно? Почему же мы делаем ее еще хуже, пугаем и мучим себя дурацкими надуманными проблемами?

Она не знала, что сказать, и только развела руками. И как ее угораздило в это вляпаться? Сейчас она хотела только одного – поскорее вернуться к сестре.

– Это даже не мазохизм, – продолжил он. – Это нечто похуже. В отличие от мазохистов, мы терзаемся, не получая от этого никакого удовольствия. Когда-то я был вполне доволен собой, но сейчас об этом нет и речи. Знаете, о чем я думал перед тем, как вы подошли? Я думал о том, чтобы дать этому страху имя. И всякий раз, когда меня прижмет, я смогу обратиться к нему и сказать, например: «Отстань от меня, Джордж!» или «Нечего тут шататься, Джордж, убирайся к себе в комнату и не высовывай оттуда носа!». То есть обращаться со страхом как с непослушным ребенком, которого следует приструнить.

Он опустил взгляд на ее руку и прочел:

– Элизабет Хрень.

Взгляд его заскользил вверх, а когда достиг лица женщины, он уже ухмылялся во весь рот:

– Элизабет Хрень! Вот имя, которое я дам своей проблеме. Подходит идеально! В следующий раз, когда это начнется, я скажу: «Убирайся, Элизабет Хрень! Ничего у тебя не выйдет!»

Лицо его сияло – настолько пришлась ему по душе эта идея.

– Да, именно так: «Оставь меня в покое, Элизабет Хрень! Я всего лишь хочу снять немного денег со счета!»

Ей было нечего сказать и ничего не оставалось делать, как вернуться к сестре, наблюдавшей за этой сценой с табурета перед барной стойкой. Как описать происшедшее сестре? Да и что, собственно, сейчас произошло? Идя к бару, она взглянула на свою правую кисть с татуировкой, которую отныне будет помнить этот человек. Отныне это имя уже что-то значило – но значило не для нее.

Домой в дождь

Я не знаю точно, когда это началось, потому что он мне ничего не говорил. А читать мысли я не умею. Да и особой наблюдательностью никогда не отличалась. Жизнь вполне нравится мне такой, какая она есть. Я просто слежу за карнавалом, воспринимая его без критики, без мощного бинокля и без программки с указанием имен участников и прочих подробностей. Меня не интересует, насколько качественно пошиты костюмы, лишь бы они хорошо смотрелись издали. И какое мне дело до личной жизни того клоуна на ходулях? Сейчас он выглядит забавно, и только это имеет значение. Я подобна большинству людей в толпе, встречающих охами и ахами каждую карнавальную платформу, аплодирующих королевам красоты или чемпионским командам и пускающим слезу под звуки национального гимна в исполнении духового оркестра.

Так что я долгое время и не подозревала о чем-то особенном, происходящем с моим мужем и с нашей жизнью.

Мы уже одиннадцать лет как женаты. Проживите столько с кем-нибудь, и вы с определенного момента перестанете обращать внимание на некоторые вещи. Это случается с большинством супружеских пар независимо от того, как сильно они любят друг друга. Волосы в умывальнике, сотни раз повторенные истории, привычка говорить с набитым ртом. Мы либо принимаем все эти вещи как должное, либо не обращаем на них внимания, либо заставляем себя с ними мириться, потому что они являются неотъемлемой частью пожизненной трапезы, которую мы делим со своим спутником. А эта трапеза состоит не из одних только сладких десертов.

Все началось с фотоаппарата. Прошу заметить: моего мужа никак нельзя назвать небрежным или рассеянным. Он никогда не оставляет вещи где попало, особенно если они хрупкие и ценные, как этот фотоаппарат. Он чрезвычайно аккуратен. Все его книги и пластинки расставлены на полках рядами по алфавиту; он любит чистоту и порядок. Почему же тогда он забыл эту вещь на видном месте? Чтобы я сразу на нее наткнулась? Порой мне кажется, что именно с этой целью.

Но прошу прощения, я забегаю вперед.

Однажды в субботу, будучи дома одна, я зашла в гостиную и обнаружила на журнальном столике небольшой серебристо-черный фотоаппарат, которого прежде никогда не видела. Красивая вещица. Сделано в Германии, фирма «ГЛИБ». Кому он мог принадлежать? Аппарат простой в обращении, типа «наведи и нажми». Я быстро разобралась, что тут к чему, и включила просмотр сделанных снимков. Их оказалось около дюжины, и все это были либо фотографии строительных лесов, либо панорамные снимки города, сделанные с большой высоты.

Через час пришел Алан, и я спросила, откуда в нашем доме появилась эта вещь. С беспечным видом он взял фотоаппарат со столика и сказал, что после встречи в офисе его забыл один из клиентов, которому он как раз собирался позвонить по этому поводу. Я созналась, что просмотрела снимки. Он пожал плечами и спросил, что я о них думаю. Я сказала, что там большей частью строительные леса, а это не очень вдохновляющее зрелище. Он с улыбкой спросил, что я ожидала там увидеть. Я сказала: не знаю, может, что-нибудь неприличное?

Он сунул фотоаппарат в карман, и на том все вроде бы закончилось. Но через несколько недель эта вещь снова попалась мне на глаза, и снимков там было уже гораздо больше.

Нельзя сказать, чтобы Алан вел себя странно. Правда, время от времени, отправляясь утром на работу, он вместо делового костюма надевал что-нибудь попроще, как для прогулки. На мои вопросы он отвечал, что в этот день не поедет в суд, а будет работать с бумагами в офисе.