Читаем без скачивания По колено в крови. Откровения эсэсовца - Гюнтер Фляйшман

Не ушла от моего внимания и некая двойственность в поведении наших офицеров. Те, кто был постарше, причем независимо от принадлежности к СС или же вермахту, разительно отличались от молодежи. Кое-кому из этих офицеров пришлось послужить еще во время Первой мировой, то есть тогда, когда ядро офицерского корпуса составляли выходцы из дворянства, именно они и определяли лицо офицерства и манеру его поведения. Они и выглядели представителями благородного сословия, и таковыми являлись. Будучи земельными собственниками, они сражались за часть принадлежавшего им фатерланда.

Молодые же офицеры ничего общего с дворянством не имели, они видели в вермахте, а тем паче в СС, некую новейшую разновидность рыцарства. Молодые офицеры постоянно состязались друг с другом в борьбе за успех, признание заслуг и как можно более обширный реестр одержанных ими побед, и в этом состязании они не гнушались никакими методами ради того, чтобы скоренько отгрохать себе имя и репутацию. Люди вроде Кюндера, не имевшие ровным счетом никаких шансов достигнуть определенного уровня признания собственных заслуг на гражданке, с лихвой компенсировали это в армии. Они не ставили задачей защищать Германию или часть ее, зато были полны решимости изничтожить все за ее пределами, лишь бы оказаться в поле зрения вышестоящих командиров.

В первые недели сентября 1942 года 2-й взвод получил задачу разведать обстановку на дорогах южнее Любительского и доложить о передвижениях русских в этом районе. Задача была непростая, важность ее было трудно переоценить, и на моем тыловом радиопосту вечно толклись офицеры. Их интересовали ежечасные сводки, посему теперь уже я не мог, как прежде, вызывать Краузе и сообщать о том, что, дескать, «2-й взвод задачу выполнил», и его следует срочно вернуть в тыл.

Как-то уже вечером Краузе сообщил, что не может подобраться к позициям, поскольку весь район буквально забит русскими войсками и техникой. Взяв микрофон, Кюндер, как всегда, не терпящим возражений тоном прогнусавил, что, дескать, необходимо подойти как можно ближе к русским, и это приказ.

Несколько минут спустя Краузе снова дал знать о себе. На сей раз в его голосе звучал неприкрытый страх.

— Гауптштурмфюрер! У нас один погибший! Сильный обстрел! Сильный обстрел! Разрешите возвращаться?

Стоило мне услышать, что во 2-м взводе один погибший, как у меня похолодело в животе. Кто? Офицеры несколько минут обсуждали, как поступить со 2-м взводом. Они прекрасно понимали, что попади 2-й взвод в плен к противнику, как ему тут же станет известно о том, какими силами в действительности мы располагаем здесь. Поэтому Краузе дали разрешение отходить.

Из рации донесся незнакомый мне голос:

— 2-й взвод отходит!

Около полуночи бойцы 2-го взвода, дотащившись до тылового расположения и побросав снаряжение, в изнеможении опустились на землю. Из восьми я насчитал шесть человек. Алум и Дальке явились к Кюндеру для рапорта, я же подошел к Крендлу.

— Мы потеряли Фендта и Краузе, — устало произнес он. Фриц еще не успел отойти от пережитого, и у меня

мелькнула мысль: кем же я кажусь ему после всех только что пережитых ужасов.

В полутьме я заметил стоящего Троммлера. Он с улыбкой Смотрел на меня. Я не знал, что и думать.

— Рад видеть тебя снова, Кагер, — сказал он. У меня отлегло от сердца.

Кюндер, выслушав доклад Алума и Далъке,рявкнул:

— Радист!

Я тут же стал навытяжку.

— Я здесь, гауптштурмфюрер!

— Примете командование 2-м взводом. Поднимайтесь и выберите себе стрелка!

Я был невероятно счастлив вновь командовать 2-м взводом, однако осознание потери двух бойцов и моих товарищей — Краузе и Фендта — несколько омрачало радостное для меня событие.

В качестве стрелка во взвод пришел роттенфюрер Губерт Херринг. В течение следующих недель нас несколько раз отправляли на патрулирование, впрочем, эти акции, по сути, особой пользы не имели. Кюндер беспрерывно требовал от нас подбираться поближе к русским и сообщать об их передвижениях на нашем участке, но каждый раз возвращал нас, едва мы успевали приблизиться к цели. В последнюю неделю сентября нас практически постоянно обстреливала русская артиллерия, а сухопутные части противника, накатываясь волнами, искали прорехи в линии нашей обороны. Мы каким-то образом ухитрялись отражать эти атаки, несмотря на то что мелким группам противника, иногда и просто отдельным солдатам, удавалось пробраться вплотную к нашим позициям. Они открывали по нас беспорядочную стрельбу, а мы в ответ срезали их очередями из автоматов и пулеметов.

Наших офицеров всерьез тревожила перспектива оказаться в кольце окружения неприятеля. Примерно 1 октября 1942 года наш южный плацдарм на Кубани рухнул, и атаки Советов вынудили вермахт оставить Новороссийск. Другие части вермахта с тяжелыми боями сумели пробиться к районам нефтедобычи у Майкопа и Пятигорска, а, пробившись, обнаружили лишь взорванные и совершенно непригодные для дальнейшего использования нефтеперабатывающие предприятия. Единственным нефтеносным районом в пределах нашей досягаемости был Грозный, и овладение этим городом играло неоценимую роль в обеспечении нашей техники горючим. Где-то 5 октября, или чуть раньше, а может, позже, мы были вынуждены оставить наши позиции из-за угрозы оказаться в окружении врага и направились на юго-запад к Грозному.

Советские войска преследовали нас, организуя беспокоящие атаки, которые хоть и не наносили нам серьезных потерь, зато заметно изматывали. Генерал Гот строжайшим образом придерживался известного правила: не открывать дроссели более чем на треть — горючего отчаянно не хватало, запасов не было никаких, а наши тыловые коммуникации растянулись аж на 800 километров! Мы неторопливо, рядком, словно утки к речке, шествовали по дорогам, всецело полагаясь на поддержку с воздуха силами люфтваффе, которые отбивали у русских охоту идти у нас по пятам.

Однажды наша колонна остановилась примерно в двух с половиной километрах от русского села, состоявшего из небольших крытых соломой хатенок в окружении невозделанных полей. Офицеры сетовали на нехватку артиллерийских орудий и снарядов для танковых орудий, а солдаты притулились у замерших танков, чтобы хоть немного отогреться. Многих донимал кашель, дизентерия или сыпняк.

Крендлу в последнее время сильно нездоровилось, открылись гнойники на коже. Его изводил мучительный сухой кашель, однако он и слышать не хотел об отправке в госпиталь.

Откуда-то возник вестовой.

— 2-й передовой саперный взвод! Явиться для доклада в штаб!

— Черт! — вырвалось у Алума.