Читаем без скачивания Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова

Поэтому с того момента, когда 25 июня Берия сказал Маленкову, что собирается потребовать ареста Игнатьева, он был обречен. И действовать надо было быстро, нельзя допустить, чтобы это заседание состоялось. Потому что, по-видимому, Игнатьев не отличался твердостью, и после первого же допроса Берия узнал бы все не только о смерти Сталина, но и о заговоре. А вот после этого он действительно поднял бы МВД и в ту же ночь арестовал всех. И чем закончился бы суд, сомнений не было.

Впрочем, скорее, все было еще проще. Игнатьев, чувствуя свою уязвимость и не желая идти в тюрьму, а может статься, и к стенке, поставил своим товарищам условие: или вы меня спасаете, или я всех вас сдам.

Косвенно эта версия подтверждается тем, что, в отличие от многих других участников событий, карьера его после 26 июня не пошла вверх. Наоборот, он, бывший секретарь ЦК и министр, был сослан в Башкирию, а потом в Татарию на пост секретаря обкома, а в 1960 году и вовсе выдворен на пенсию. Мол, спасти-то мы тебя спасли, раз ты так ставишь вопрос, но больше ты нам не товарищ…

Тут уж было не до сценариев и договоренностей, тут речь шла о жизни. Если вспомнить, как Берия целовал руку умирающему Сталину, то их бы, может статься, и до тюрьмы не довели. А потом не устраивали бы цирк с пленумами, а объяснили народу, как все было, Берия бы и это сделал, с него станется, и народ бы понял и одобрил…

А что, чем плох такой вот политологический анализ? У него есть и еще одно достоинство: он вгоняет нашу немыслимую, иррациональную историю в логичные общечеловеческие рамки. Никакой сверхтирании Сталина, никакой монолитной власти КПСС, никакой страны ужаса — нормальные заговоры, перевороты… красота!

Так что, думаю, вполне можно считать события 26 июня государственным переворотом. Вместо задуманного коалиционного правительства: партия аппарата и партия государства, к власти пришел аппарат, установив свою монопартийную диктатуру. Да, кстати, партийную или военно-партийную? Что там поделывает наш Генерал? И, кстати, кто он?

На роль Генерала претендуют два человека в погонах, потому что военные участвуют в событиях в двух качествах. Это видно из одного маленького фрагментика мемуаров генерала Москаленко, когда тот описывает свой приезд в Кремль 26 июня. В Кремле он в тот день явно был — по тексту видно, непридуманный текст. По всей вероятности, он приехал сразу после акции на совещание Президиума ЦК и военных. И, если помните, он пишет, что одновременно приехали две группы. В первую входили Москаленко и с ним Баксов, Батицкий, Юферев и Зуб, во вторую — Жуков и с ним Брежнев, Шатилов, Неделин, Гетман и Пронин. С первой группой все ясно: это команда Хрущева, а вот Жуков, по-видимому, и есть искомый Генерал. Косвенно это подтверждается тем, что именно его Хрущев убрал от власти в 1957 году.

Участвовал ли маршал Жуков в заговоре? Некоторые косвенные подтверждения тому есть. Это странные зигзаги его карьеры. В июне 1946 года герой войны, человек, на белом коне принимавший Парад Победы, заместитель наркома обороны и главком сухопутных войск, пробыв всего три месяца в новой высокой должности, внезапно был сослан командовать Одесским, а потом Уральским военным округом. Явно что-то произошло. Но это еще не свидетельство, оно будет дальше. А вот сразу же после смерти Сталина маршал Жуков был извлечен из своего отдаленного округа и назначен на пост первого заместителя министра обороны, которое, напоминаю, было булганинским ведомством, то есть в сфере партийного влияния.

С другой стороны, возможно, что маршал Жуков сказал Серго правду: в аресте его отца он не участвовал. То есть само собой не участвовал, потому что ареста не было, но к тому, что его заменяло — к убийству, тоже непричастен. Все устроила группа Хрущева, включавшая в себя и нескольких генералов, связанных с ним по службе и группировавшихся в войсках ПВО. Жуков же, узнав о событиях, просто приехал в Кремль и поневоле каким-то образом включился в игру, чтобы не остаться на обочине. И на Пленуме он не выступал, а мог бы заклеймить, мог бы…

Кстати, в таком случае Москаленко оказывается в сложной ситуации. Пока Берия был жив, Генерал занимал нейтральную позицию, но после его ухода в игре вокруг власти остались две силы: Хрущев (партия) и Генерал, так что Москаленко оказался меж двух огней — или на двух стульях, какой образ кому больше нравится. С одной стороны, он формально принадлежал к партийной команде, с другой — ему, Генералу, военные были ближе. Косвенно это подтверждается одним забавным эпизодом из воспоминаний Хрущева.

«Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями в адрес Жукова. Уже не на общем заседании Пленума ЦК КПСС, а в более узком кругу лиц, когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой… бросил ему:

"Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил:

Чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!»96

Так что, пожалуй, на место Генерала мы все же можем поставить маршала Жукова. После того, как Хрущев победил его в 1957 году и избавился от тех соратников, которые поневоле помогли ему 26 июня 1953 года, он остался наверху один. Но не надо забывать, что в тот день вместе с маршалом Жуковым в Кремль приехал полковник Брежнев, а над обвинительным заключением по «делу Берия», в качестве представителя партийной команды, работал будущий главный идеолог СССР Суслов. После того, как Хрущева, в свою очередь, выкинули в отставку, паритет в «верхах» восстановился. Новое поколение аппаратчиков, в отличие от старого, сумело договориться…

Да, а что же наша теорема? Мы предположили, что заговор был, и посмотрели, что получится. Получилась вроде бы вполне возможная и логичная картина. А теперь давайте предположим обратное — что заговора не было. В этом случае Хрущев и Булганин за один день нашли десяток людей, готовых поучаствовать в деяниях, квалифицируемых УК СССР как государственная измена — именно так квалифицируется незаконный арест или, тем более, убийство второго лица в государстве. Кстати, по знаменитой статье 58 УК, для штатского в этом случае предусмотрены разные наказания, а для военного только одно — расстрел. Без вариантов. Вы верите, что в течение одного дня нашлось… ну, возьмем минимальное число — пятеро людей, которые вот так сразу взяли и согласились? И что никто из тех, к кому обращались и кто не согласился, не донес?

Правда, в истории такое встречалось. Пример тому — заговор и убийство Павла Первого, когда исполнители были привлечены к делу в последний день. Но подбирали-то кандидатуры заговорщики заранее! Присматривались, изучали, кто чем дышит, на кого можно положиться… И главное — заговорщики-то все равно существовали! Что ж, если так, если это был сценарий 1799 года, то нам надо говорить не о военно-партийном, а о партийном заговоре, только-то и всего.

Впрочем, Москаленко опять проговаривается. Помните тот кусочек его воспоминаний, когда ему звонит Хрущев? Что он спросил?

— Имеются ли в вашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?

То есть, Москаленко уже был «предан партии», а вот других он должен был подобрать сам.

Если до 26 июня еще могли быть сомнения — существовал ли в СССР заговор против власти (естественно, против Сталина, ибо такие вещи за три месяца не зреют), то после 26 июня можно было в том уже не сомневаться. Ибо этот заговор вышел на поверхность. Связка из партаппаратчиков и военных захватила власть в стране.

Что оставалось делать в такой ситуации нескольким беспомощным членам Президиума ЦК? Один из них убит, двое других диктуют свои условия, в спину дышат генералы.

Естественно, перепуганные руководители государства безропотно выполнили все их приказы. Так Берия стал «заговорщиком», а Хрущев получил высшую власть, на которую не мог даже надеяться ни при каком ином раскладе.

Таким вот образом… И если это не переворот — то что это такое и как это назвать?

Нет, они, может статься, и не хотели брать власть, их устраивал сценарий Сталина. Но у них не было иного выхода: чтобы выжить, пришлось уничтожить Берия, а уничтожив Берия — взять власть поневоле, просто от безысходности, потому что не было другого варианта. Впрочем, поначалу обретенное могущество вызвало эйфорию, и начался пир победителей. Уже на известном Пленуме Маленков объявил манифест новой власти.

«Первый вывод и урок касается задачи укрепления руководящей роли нашей партии, повышения партийного руководства во всех звеньях нашей государственной работы…

Надо проверять работу любого руководителя, проверять, обеспечивает ли любой из нас должную партийность, ленинско-сталинскую принципиальность… Надо решительно покончить с бесконтрольностью в работе кого бы то ни было… Деятельность любого из руководителей должна протекать под руководством ЦК партии. Надо понять, что только ЦК способен и должен обеспечить дисциплину в работе партийных и государственных деятелей…»