Читаем без скачивания Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

М. Мабюс, притиснутый спиной к столу, безразлично взирал в лицо человека, которого он знал так хорошо и в то же время не знал совсем. Будто он и этот человек родились на разных планетах. О каком понимании здесь может идти речь?

Именно тогда М. Мабюс увидел сквозь призму знания, дарованного ему Лесом Мечей, что он больше узнал о природе человека из того краткого мгновения, когда он и Кристофер Хэй стояли друг против друга в заброшенной конюшне в Турет-сюр-Луп, чем из долгих лет, проведенных им у Француза, на службе честно-двуличной.

И он понял, что привлекло его в Кристофере Хэе. Между ним и Терри Хэем не все закончено: осталось незавершенным одно важное дело. Терри Хэй умер, но искра его духа живет в его младшем брате. Вот что поразило М. Мабюса до такой степени, что он не смог ему сделать ничего плохого.

Перед ним открылась дверь, обещавшая не только забвение, но и мир. Мир его духу, так долго томившемуся в кошмарном чистилище. Конец нигилизма. Драгоценный дар возрожденной веры.

До Парижа они добрались к закату дня. Сутан придавила акселератор до самого пола, и «Альфа-Спейдёр» пожирал милю за милей. Лион и страна шато остались далеко позади.

Она не обмолвилась словом ни с кем из них. Выражение ее лица было мрачно, будто она ехала на похороны, и Крис в конце концов забеспокоился. Он пытался поговорить с ней, когда Сив поехал в агентство, чтобы вернуть арендованный автомобиль, и еще один раз, во время обеда, но она отмалчивалась.

Когда Сив вернулся — он выходил в фойе, чтобы переговорить по телефону с Дианой), Крис забыл о ее дурном расположении духа.

— Крис, что ты можешь сказать о Маркусе Гейбле? — спросил Сив, присаживаясь к столику. Он не закончил второе блюдо, но теперь он, кажется, потерял интерес к еде.

Крис пожал плечами.

— Ничего, — ответил он. — Гейбл был моим клиентом.

— Я знаю, — сказал Сив. — Я следил за процессом, как и все у нас в участке. Но я спрашиваю тебя не о том, виновен или не виновен он в убийстве его жены.

И Сив рассказал им о том, что узнала Диана в Файэтвилле.

— Таким образом выходит, — закончил он, — что Маркус Гейбл и Арнольд Тотс одно и то же лицо. Он был также Вергилием и Волшебником — главным спиногрызом в нашем с Терри отряде. Кроме того, он был связан с ЦРУ и, по-видимому, до сих пор в какой-то мере сотрудничает с этой организацией. Я полагаю, что он замешан в преступлениях, совершенных Трангом. Во всяком случае, нам надо рассмотреть потенциальную возможность этого.

Холодный ком подкатил к горлу Криса. Теперь и он был вынужден отодвинуть от себя тарелку.

— Так значит он не случайно выбрал меня в адвокаты?

— Думаю, нет.

Крис почувствовал легкое подташнивание.

— Что ему теперь надо? Что он замышляет?

— Не знаю, — признался Сив. — Но у меня такое ощущение, что, найдя Транга, мы сделаем гигантский шаг к ответу на твой вопрос. — Он немного помолчал. — Ну как, ты до сих пор хочешь цитировать из устава, регламентирующего взаимоотношения между адвокатом и его клиентом?

— Дело не в том, что я хочу, — ответил Крис. — Дело в профессиональной этике.

— Скажи об этом Терри, если сумеешь вернуть его с того света, — посоветовал Сив с горечью. — А я попробую сделать то же самое для Доминика.

Крис смотрел в свой пустой стакан. Конечно, нельзя разглашать того, что Гейбл конфиденциально сообщил ему относительно смерти его жены, но у него с ним была масса неофициальных разговоров, которые он мог повторить. Если, конечно, они помогут им разобраться в деле. Крис задумался, выуживая из памяти слова Гейбла, сказанные ему в разное время, и сводя их вместе.

— Послушай, я пока и сам не знаю, что ищу, — сказал Сив, — но становится все яснее и яснее, что Гейбл и Транг до сих пор поддерживают связи, и, по-видимому, этот Гейбл приказал ему убрать Аль Декордиа. Нам уже известно, что Декордиа и Терри каким-то образом причастны к вывозу опиума из Золотого Треугольника. Это тебя не наводит на какие-то мысли? Я имею в виду, может Гейбл когда-нибудь проговорился? Как-нибудь невзначай, пусть даже самую малость?

Крис вдруг почувствовал усталость, прижал руки к глазам. Он покачал головой.

— Нет, ничего такого не могу вспомнить.

Позднее, уже в гостиничном номере, Крис лежал, уставившись на закрытую дверь ванной, за которой журчала вода, и думал о Терри и Маркусе Гейбле как о партнерах. Но в чем? А потом, возможно, непримиримых врагах. Значит, Гейбл провозит в Штаты героин. Но как? По своим коммерческим каналам? Он ведь занимается импортом и экспортом: прекрасное прикрытие. Но, с другой стороны, Крис, который поддерживал одно время тесные связи с одной из компаний отца, знал, под какой удар это может поставить фирму, если ее председатель рискнет на такие авантюры. Он вспомнил таможенный досмотр одного из самолетов отца. Они заглядывали в такие потайные места, о существовании которых Крис и не догадывался.

Если у Гейбла есть голова на плечах, он, конечно, предпочел другой способ провоза наркотиков, используя для этих целей кого-то другого, берущего, таким образом, весь риск на себя.

Тут Крис сел в кровати и с бьющимся сердцем набрал номер комнаты Сива. — Я кое-что вспомнил, — сказал он в трубку. — Может, это окажется всего-навсего пустяком, но... Гейбл как-то хвастался, как он наставил рога своему другу. Самое интересное в этой истории то, что у этого друга была прогулочная яхта, которую тот держит у пирса в Ист-Бэй Бридж или в Мантауке. И то, и другое расположено на Длинном Острове. Я вот и подумал, что ведь масса наркотиков провозится в Штаты именно этим путем, верно?

— Еще как! — взволнованно подтвердил Сив. — У этого друга Гейбла есть имя?

— Он его не упоминал, — ответил Крис. — Но яхта называется «Моника», в честь любовницы этого друга.

— Понял, — сказал Сив. — Спасибо, Крис. Когда Сутан вышла из ванной, она сразу же выключила свет. Он почувствовал, как она юркнула в кровать рядом с ним. Ее тело было прохладное и гладкое, как мрамор.

— Сутан?

Она отодвинулась от него и повернулась на бок. Он было хотел рассказать ей о том, что вспомнил, но потом передумал. Надо прежде разрушить стену, которую она возвела между собой и им.

— Как это так, — обратился он к ней, — что я до сих пор не знаю ничего конкретного о твоем кузене Муне?

— Я устала, — отозвалась Сутан. — Неужели обязательно говорить об этом сейчас?

— Но мы не разговариваем с тобой с самой Ниццы, — указал он. — Это неприятно. — Он немного помолчал. — И бессмысленно.

— Крис, — тихо сказала она. — Я уже теряла тебя однажды. Второго раза я просто не перенесу.

— Я бы все-таки хотел знать побольше о Муне, — так же тихо, но настойчиво, сказал он.

Сутан пошевелилась на своей части кровати.

— В те годы, — начала она певучим и каким-то далеким голосом, которым она всегда говорила, вспоминая прошлое, — Мун все еще был в Индокитае, помогая своему отцу. И это очень не нравилось моим родителям, которые не могли одобрять связей отца Муна с режимом Лон Нола. Это кончилось тем, что родители Муна погибли, а его имя никогда не упоминалось в доме моего отца.

Она перевернулась опять на спину, и теперь он не чувствовал себя таким далеким от нее, видя, как ее глаза блестят в темноте, как лунная дорожка на воде.

— Мы с Муном выросли вместе. Я ведь тоже родилась в Индокитае, знаешь? Что, никогда прежде не говорила? Первые восемь лет своей жизни я провела в Пномпене и Бангкоке.

Сутан протянула к нему руку, и Крис увидал на ней отпечатки ее пальцев: так крепко она держала себя за руку, лежа в кровати. Она коснулась точки прямо над его Адамовым яблоком, и дыхание Криса оборвалось. Он ахнул, пытаясь втянуть воздух в легкие.

— Вот это тоже одна из штучек, которым меня научил Мун, — объяснила она.

Она опять откинулась на спину, уставившись в потолок, но на самом деле ее глаза смотрели внутрь ее души.

— Одна из тайн Муна, о которой он никому не говорил, заключалась в том, что он не знал, кто его настоящие родители. Он был сиротой. Мои тетка и дядя, воспитавшие его, тоже не знали, откуда он пришел. Он просто появился однажды на пороге их дома. Тайна его происхождения постоянно мучила Муна, и этот неразрешимый вопрос о том, откуда он взялся, в какой-то степени сформировал его личность. Когда семья, принявшая его, погибла, он остался совсем один: без корней и даже без чувства родного дома, которое для всех нас является своего рода стартовой чертой.

— У него есть ты, — заметил Крис.

— Да, есть. Но я женщина, а в Азии этим все сказано. Мун никогда не мог чувствовать себя свободно в моем обществе, как он мог в обществе Терри. Мун был всегда одинок. Всегда. Поэтому, я думаю, они так сдружились с Терри. Оба считали себя своего рода отщепенцами. Их дружба была такой крепкой, что во многом компенсировала Муну отсутствие настоящей семьи.