Читаем без скачивания Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты очень милая. Приходи ко мне вечером, попозже. Сегодня я пришла рано, потому что у меня встреча, но он немного опаздывает. Обычно я вон там, рядом с кустами. — Девушка хихикнула. — Я люблю брать в рот разное. — Она облизнула губы ярким острым языком. — И я могу принести тебе игрушки.
Ошеломленная Аяме кивнула и пошла домой. Ее левая рука горела, и она не могла думать ни о чем другом — только о твердом женском соске в своих пальцах.
Субботним вечером в конце ноября Дайсукэ заснул раньше обычного. Харуки задержался в участке, занятый отчетами. В гостиной Аяме пыталась читать книгу об английской выпечке, но мысли уплывали. Закрыв книгу, она решила принять ванну, хотя в тот день уже делала это. Дайсукэ тихонько похрапывал, когда она вышла из дома.
Погружаясь в горячую воду, она спрашивала себя: хватит ли ей отваги попросить мужа заняться с ней любовью. Когда кожа на кончиках пальцев сморщилась, она оделась и причесалась. В наступающей темноте Аяме подошла к парку у кладбища.
Несмотря на холод, там оказалось довольно много любовников. Пары наблюдали, как другие занимаются любовью, и мастурбировали. Голые тела горбились под большими деревьями. Аяме хотела, чтобы Харуки обнял ее и занялся сексом с ней прямо там, на воздухе. Возле мощного дуба двое мужчин обнялись, а более высокий, руки которого сжимали партнера, был в сером костюме, подобном тому, который она сшила для своего мужа. Аяме подошла поближе и увидела его отчетливо. Она отступила, чтобы спрятаться.
Аяме затаила дыхание и наблюдала, как ее муж занимается любовью с другим мужчиной. Потому что ей не показалось, это был именно он.
Когда Харуки и молодой человек в белой рубашке закончили, они молча оделись и расстались, не посмотрев друг на друга и не прощаясь. Она не видела, чтобы Харуки давал молодому человеку деньги, но это могло произойти раньше.
Аяме села на корни старого дерева и уставилась на подушечки пальцев, которые снова стали гладкими. Если он доберется до дома прежде нее, ей придется сказать, что задержалась в бане-сенто.
— Здравствуй.
На этот раз девушка надела чисто-белую блузку, которая мерцала в темноте, и это делало ее похожей на ангела.
— Ты принесла деньги?
Девушка присела рядом с Аяме, распахнула блузку и вытащила грудь. Девушка была прекрасна. Аяме задавалась вопросом, зачем такому чудесному созданию интересоваться ее иссохшим телом, которое не могло ни зачать, ни любить.
— Ты можешь заплатить мне потом, если хочешь. — Девушка взглянула на сумку Аяме. — Ты приняла ванну, как хороший ребенок, ты такая чистая. Иди к мамочке, возьми грудь. Мне нравится это. Ты выглядишь испуганной, но почему? Все будет хорошо. — Девушка взяла правую руку Аяме и засунула себе под юбку, и Аяме впервые почувствовала другую женщину — она была мягкой и плюшевой.
Аяме погрузилась в теплоту тела этой незнакомой девушки. Тепло разливалось по ее организму, но когда она открыла рот, девушка взяла ее сумку.
— У тебя здесь деньги? Мне нужно много. Маме приходится покупать много вещей, чтобы хорошо выглядеть для своего ребенка.
Аяме отшатнулась и оттолкнула девушку, так что та упала назад.
— Вы омерзительны. — Она встала.
— Тощее старое влагалище! — крикнула девушка, и Аяме услышала ее хриплый смех издалека. — Ты должна платить за любовь, сука!
Айаме побежала назад, в баню.
Когда она наконец вернулась домой, Харуки кормил брата.
— Где ты была, А-тян? — спросил Дайсукэ.
Он был в желтой пижаме, которую она утром погладила для него.
Харуки кивнул и улыбнулся ей. Он никогда раньше не заставал брата одного. Дайсукэ плакал на коврике и звал маму. Но Харуки не хотел говорить об этом Аяме, опасаясь, что она почувствует себя виноватой, а она и так хорошо обо всех заботилась.
— Я ходила в баню, Дай-тян. Мне очень жаль, что я опоздала. Я думала, ты спал, и было очень холодно, поэтому я задержалась.
— Я боялся. Я боялся, — сказал Дайсукэ, в глазах его вновь закипали слезы. — Я хочу к мамочке.
Она не могла взглянуть в лицо Харуки. Он еще не снял пиджак. Дайсукэ подошел к ней, оставив Харуки за кухонным столом собирать посуду.
— А-тян чистая. У нее была ванна. — Дайсукэ речитативом повторял и повторял строку, которую произносил обычно после ее возвращения из бани.
— Ты устал? — спросила она.
— Нет.
— Хочешь, чтобы я почитала тебе?
— Да.
Харуки оставил их в гостиной с книгой о старых поездах, и она кивнула ему, когда он сказал спокойной ночи, перед тем как пошел спать.
7
Йокогама, март 1976 года
Уходивший на пенсию детектив не успел завершить отчет о самоубийстве, и тот попал на стол Харуки. Двенадцатилетний корейский мальчик по имени Тэцуо Кимура спрыгнул с крыши жилого дома. Мать билась в истерике и не могла говорить, но родители готовы были встретиться с Харуки вечером. Они жили недалеко от Чайнатауна. Отец работал сантехником, а мать — на перчаточной фабрике. Помимо погибшего мальчика в семье было две дочери.
Еще перед дверью квартиры Харуки почувствовал знакомые запахи чеснока, грибного соевого соуса и острого корейского[31] мисо-супа. Все жильцы шестиэтажного здания, принадлежащего корейцам, и сами были корейцами. В главной комнате отец, одетый в чистый комбинезон рабочего, сидел, скрестив ноги, на синей напольной подушке. Мать принесла поднос с чашками и завернутыми в тонкую бумагу печеньями-конбини.[32] Отец держал на коленях переплетенную книгу.
Харуки вежливо, двумя руками, вручил отцу визитную карточку, а затем сел на подушку. Мать налила ему чашку чая и опустилась на колени.
— У вас
