Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — ярл - Гай Орловский

Далеко на той стене, сейчас темной, как смертный грех, шевельнулось нечто, мне почудилось, что на меня в упор взглянули огромные глаза. Холод пробежал по всему телу, я прошептал тихо:

— Да будет воля Твоя… А так вообще все остальное — фигня…. Мало ли что мерещится…

В полной черноте проступили огромные, как щиты, темно-багровые глаза, налились кровью, четко очерченная радужная оболочка вся из расплавленного янтаря, я никогда не видел такой пронзительно-яркой желтизны. Черные зрачки впились в мою плоть, как острые жала. От разгорающихся страшным огнем глаз подсветились надбровные дуги, переносица, стала заметна глубокая складка между уходящих в темноту бровей.

Я заковылял через необъятный холл, ноги из деревянных стали ватными, вот-вот превратятся в воду. Багровые глазные яблоки сдвинулись в орбитах, провожая взглядом, я ухитрился рассмотреть возле зрачков на радужке некий узор. Меня сотрясала дрожь, словно иду голым по заснеженной равнине навстречу ледяному ветру, холл кажется бесконечным, вдруг от ног пошло тепло, я едва не упал от неожиданности, но заставил себя быстро подняться по лестнице.

Гуляк почти не видно, наконец-то устали, коридоры в обе стороны тянутся пустые и зловещие. Сердце перестало стучать в ушах, как вдруг на том конце возник человек в черной сутане, мелькнул и пропал, но вроде бы двинулся в направлении южной башни, где живут маг и алхимик.

— Вроде бы недаром таскаю лук, — прошептал я.

Фигура двигается странно бесшумно и как-то слишком ровно, все-таки человек при ходьбе слегка покачивается вверх-вниз, а здесь как балерина плывет… или словно у него вместо ног колеса. Жаль, черная сутана подметает пол, не рассмотреть. Может быть, прячет козлиные копыта? Вряд ли, я бы услышал стук…

Задержав дыхание, словно боясь спугнуть, я наложил стрелу на тетиву, медленно оттянул до уха, выждал еще чуть, разжал пальцы. Стрела сорвалась бесшумно, даже я не услышал свиста… фигура продолжала двигаться как ни в чем не бывало, только вроде бы чуть ускорила движение.

Я не поверил себе, уже привык, что никогда не промахиваюсь из лука Арианта, поспешно наложил вторую стрелу, выстрелил, на этот раз видел отчетливо, где стрела ударила в камень и осталась там торчать, словно всадил в дерево. Фигура заторопилась еще больше, я зарычал от злости и унижения, торопливо наложил третью стрелу, натянул рывком и отпустил, мертво вцепившись взглядом в середину спины.

Фигура скрылась за поворотом, а стрела, что должна была вонзиться между лопаток с такой силой, что высунула бы клюв из груди, трепетала белым оперением в стене.

Выждав, я на цыпочках выбежал, мороз продрал до костей: все три стрелы торчат из камня, погрузившись на треть, как в мокрую глину. А из пораженного места начинает сочиться густая черная жидкость. Я выдернул факел из держака на противоположной стене, подбежал, ноги подкосились.

В ярком свете факела видно, что жидкость не черная, а темно-красная. Кровь продолжает сочиться, потеки достигли пола, начали расплываться темной лужицей.

— Прости, — вырвалось у меня. — Этот гад как-то отклонил стрелы!..

Я глупо и в полном бессилии топтался перед истекающей кровью стеной, никогда бы не подумал, что замок может быть живым… или хотя бы вот так живым, но что делать, что я за идиот, расслабился со своим луком, стрелял простаков, как куропаток, а когда встретился с настоящим противником, так сразу и…

Я приложил ладонь к камню, кровь не выплескивается толчками, как если бы ранил человека или зверя, вытекает ровно, однако вытекает, а я этого не хочу… Не хочу!

Холод проник в мое тело, затем слабость пронзила тело с такой силой, что колени подогнулись, я безвольно опустился на пол. Голова запрокинулась, на какое-то время потерял сознание, а когда туман в голове рассеялся, я чувствовал зверский голод, сердце стучит часто, сбиваясь с такта.

Я поднялся на дрожащих ногах, на полу рядом со мной стрела, в двух шагах вторая, а третья почти на границе с залом. Камни выглядят здоровыми, а темные струйки блестят уже не влагой, а как сухие чешуйки слюды. В желудке голодно квакнуло, я ощутил такой голод, будто пару острых ножей проглотил.

Запахи чувствую за полмили, у голодных это обостряется, сейчас могу сказать расположение каждого из местных и гостей с точностью до дюйма, но я все ускорял шаг, ароматы кухни валят навстречу, могучие, как цунами жаркого тропического океана, уже различаю запах шкворчащей на огромных сковородах молодой баранины, ароматы запекаемых гусей и уток…

Там охнули и отпрыгнули, когда я ворвался, как вихрь. Повар пытался было спросить, что изволю, но я схватил нож, наколол самый большой кусок мяса на сковородке и, вытащив его прямо на стол, принялся рвать горячие ломти и запихивать в пасть. Меня трясло, будто я час простоял голым на морозе или переплыл во время ледохода Енисей.

Повар сказал с огромным уважением:

— Может, и рыбки положить?.. Хорошая рыбка, свеженькая…

— Лучшая рыбка, — прорычал я, — это колбаса. Можно — кровяные сосиски. Это тоже колбаса, только посмешней.

— А птицу подать?

— Да хоть утконоса!.. Лишь бы потолще.

На почтительном расстоянии собрались поварята и кухарки, одна женщина сказала жалостливо:

— Ох и схуднули вы, ваша милость!.. Скорее бы гости уехали, столько хлопот вам, ночами не спите…

— Сплю я, сплю, — заверил я с набитым ртом, — но мало, не спорю. Подайте вон ту самую крупную утку! Шкуру не сдирайте, пойдет и жирное. Вообще сейчас можно все самое жирное…

Я жевал и глотал в три горла, какой идиот брякнул, что мозговые клетки рождаются и отмирают, но жировые живут вечно?

Холод начал уходить из конечностей, робкое тепло пришло взамен, надежный жар волнами прет из груди, где сердце вообще раскалилось, как слиток железа в горне. Я вытер пот, отвалился от стола.

— Хорошо! Жизнь, она, оказывается, хороша!

Все смотрят с почтительным ужасом, под столом свежеобглоданную груду костей придется вывозить на тележке. Повар улыбался во весь рот.

— Спасибо, ваша милость.

— За что?

— За аппетит. Ну, кто бы нас вот так похвалил?

Лунный свет падает сверху и чуть сбоку, щели и трещины в корпусе южной башни кажутся настолько жуткими и широкими, что надо срочно отселять Вегеция и Жофра, рушить башню, пока ничего не задавила, разбирать и возводить заново.

Я переступил порог с некоторой опаской, сверху мощный скрип, скрежет, видны части гигантских колес, лесенка сразу же начала раскачиваться, будто мостик над Ниагарским водопадом или широкой рекой, где внизу уже собрались крокодилы.