Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Ты что молчишь, Василий Иванович?

— Товарищ маршал, я уже не помню, когда мылся, и заказал баню. Часа через два буду на том берегу. — Пошел на обман Чуйков, покраснев до корней волос.

— Проще говоря, ты не хочешь пустить меня на плацдарм. Так надо понимать твой ответ?

— Нет, серьезно. Чешется спина. Хочется попариться. Баня уже заказана. Приглашаю и Вас.

— Раз чешется спина, давай попаримся, — рассмеялся Рокоссовский. — Через три часа буду у тебя.

Чуйкову срочно пришлось искать работника тыла, который был знаком с польским крестьянином Янэком Красицким в деревне Желехув. Это у него была бревенчатая русская баня, где однажды парился страстный любитель банных процедур командарм Чуйков.

Баня находилась на берегу озера в сосновом бору, недалеко от дома Красицкого. Янэк, узнав, что к нему едет командующий фронтом, поляк, маршал Рокоссовский с генералом Чуйковым, который ему очень понравился своей простотой в прошлый раз, старался как никогда. Красицкому было уже под шестьдесят, но выглядел он крепким и моложавым мужчиной. Он не скрывал, что в 20-м году попал к русским в плен, жил в Смоленской области, потом в Белоруссии и только через пять лет вернулся домой. Когда машины подошли к озеру, пан Янэк уже ждал гостей.

— Баня уже готова, но должна еще немножко дозреть, — доложил он Рокоссовскому после обмена приветствиями.

Он рассказал военным, почему летом надо топить баню березовыми, зимой — и березовыми, и дубовыми дровами. Он поведал, как сохранить в дровах душистость, мягкость и сухость.

— Пан Янэк, проживание в России для вас не прошло даром, — улыбнулся Чуйков.

— Нет, нет, пан генерал, — смущенно ответил Красицкий. — Я там многому научился.

Наконец гости зашли в просторный предбанник, где на деревянном столе стояли варенье, мед и чашки для чая, разделись, зашли в моечную, обмылись теплой водой и подались в парную. Она оказалась небольшой, но четыре человека в ней помещались свободно. В углу — печь-каменка, двухступенчатые полки. На полу — сосновый лапник, от которого пахло вольным смолистым духом.

После нескольких заходов пошли в ход веники.

Генерала Чуйкова парил постоянный его банщик — адъютант Василий. Рокоссовский с интересом наблюдал, как крепыш Чуйков, размякший от жары, вертелся на полке и приговаривал:

— Давай, Вася!.. Молодец, так, так!.. Вася, подбрось парку!.. Еще, еще чуть-чуть!.. О!.. О!.. Вот так!.. Вот так!.. Гм!.. Гм!..

Вскоре Чуйков, облившись холодной водой, сидел за столом и пил чай. Пан Янэк уложил на полку Рокоссовского, плеснул квасом на камни, взял в руки два веника и приступил к делу. Он гладил ему спину, где был хорошо виден красный рубец от раны, поднимал веники, обдавая тело крепким паром, прижимал их к лопаткам и пояснице. Веники ходили и плясали в его руках, как живые. Он плеснул на камни теперь уже соснового настоя, и Рокоссовскому сразу же стало легче дышать. Пан Янэк окунул веники в холодный квас и хлестнул ему спину. Потом встряхнул веники под потолком, зашелестел ими и вновь начал хлестать по спине. Когда тело Рокоссовского испытало все прелести березового веника, пан Янэк облил маршала ледяной водой и вновь попросил его в парилку, где снова отхлестал вениками.

А потом, в предбаннике, Рокоссовский, завернутый в простыню, чувствуя необыкновенную легкость в теле, за чаем вынужден был отвечать на многие вопросы хозяина бани.

— Пан маршал, — обратился к нему Янэк. — Уже освобождены многие города и села Польши, но я не могу понять, что у нас происходит? Одни ведут войну с фашистами, другие отсиживаются в лесах и наблюдают, что будет дальше.

— Много польских вооруженных отрядов сражаются с оккупантами, но они пока не объединены общим руководством, — сказал Рокоссовский, отпивая маленькими глотками чай. — Здесь и Гвардия Людова, и Армия Людова, и Армия Крайова и Батальоны холопски.

— Я встречал и смешанные партизанские отряды, руководимые советскими офицерами, — добавил Чуйков.

— Да, и такие тоже есть, — кивнул Рокоссовский. — Все эти группы состоят из людей различных политических взглядов. С нашим приходом они получили возможность объединить свои силы в борьбе за будущее Польши.

— Польское население относится к вам очень хорошо, — сказал Красицкий.

— Да, сегодняшняя баня подтверждает справедливость ваших слов, — улыбнулся маршал.

— Спасибо, — засмеялся Янэк. — Вы высоко оценили мои старания.

— Первая польская армия пополняется добровольцами из местного населения, — произнес Чуйков, намазывая на хлеб мед.

— Это так, — поддержал его Красницкий. — Из деревни ушло в армию несколько десятков молодых людей.

— Одна Армия Крайова, — сказал Рокоссовский, вытирая вспотевшее лицо, — категорически отказывается с нами сотрудничать. Штабные офицеры встречались с офицерами-аковцами. Они держатся надменно и заявляют, что подчиняются только распоряжениям польского лондонского правительства. — Он отодвинул чашку с чаем и, подумав, произнес: — Они так определили отношение к нам: против советской армии оружие применять не будем, но и никаких контактов иметь не хотим. Мы установили тесную связь с Польским Комитетом национального освобождения[46], который находится в Люблине. Он взял на себя решение многих вопросов.

— Я слушаю постоянно радиостанцию Армии Крайовой, — сказал Янэк. — Она беспрерывно говорит о восстании в Варшаве и о том, что Красная Армия не желает помогать восставшим полякам. Это правда, пан маршал?

— Нет, это неправда, — ответил Рокоссовский, одеваясь. — Руководитель восстания Бур-Комаровский и его помощник генерал Монтер по приказу лондонского правительства решили захватить в столице власть до прихода в Варшаву наших войск и этим самым обрекли восставших на поражение. Эта трагическая ошибка дорого обходится варшавянам. — Голос Рокоссовского был сдавлен и глух. — Мы помогаем чем можем. Я каждые сутки посылаю по нескольку десятков самолетов с продовольствием и оружием для восставших. Мы ведем тяжелые бои на подступах к Варшаве. Каждый шаг дается нам с огромным трудом. Вот такие наши невеселые дела, пан Янэк.

Тепло распрощавшись с хозяином, Рокоссовский и командарм уехали в расположение второго эшелона армии.

А тем временем в Варшаве шли кровопролитные бои. Офицер связи Гиммлера с Гитлером регулярно докладывал фюреру о варшавских событиях. Гитлер раздражался, отдавая приказы, касающиеся тактики боевых действий и отношения к жителям Варшавы. Этот гнев нашел свое выражение в инструкции верховного комиссара войск СС и полиции восточной зоны генерал-губернатору Кракова Франку: «Новая политика в отношении Польши. Обергруппенфюрер фон де Бах получил приказ умиротворить Варшаву, т. е. еще до окончания войны сравнять Варшаву с землей, поскольку это не помешает выполнению военных планов по сооружению укреплений. До начала разрушений из Варшавы должны быть вывезены все виды сырья, текстиль и мебель. Это является основной задачей гражданской администрации».

Во время одного из разговоров с Рокоссовским Сталин приказал еще раз рассмотреть вопрос о Варшавской операции и, пока идет подготовка, продолжать доставку вооружения повстанцам. Было рекомендовано для установления связи забросить в Варшаву парашютиста, снабженного средствами связи.

Но дело осложнялось тем, что Бур-Комаровский не желал вступать в контакт с руководством Красной Армии. Парашютист, сброшенный на Варшаву, не зная расположения повстанцев, попал в лапы фашистов. Грузы, сбрасываемые советскими самолетами повстанцам, часто попадали не по назначению.

В то же время западная пресса, в первую очередь польской эмиграции, развернула крикливую кампанию, обвиняя советскую сторону в нежелании помочь восставшим. Сама мысль об этом вызывала негодование у Рокоссовского. Он хорошо понимал, что вооруженное восстание в Варшаве может оказаться успешным только в том случае, если бы оно было тщательно согласовано с действиями его фронта. Правильный выбор времени начала восстания являлся решающим фактором. До него доходили сведения, что повстанцы плохо вооружены, у них не хватает продовольствия. Маршала крайне угнетало то, что он в данный момент не мог освободить Варшаву.

После нескольких недель тяжелых боев в Белоруссии и в Восточной Польше войска фронта понесли большие потери, отстали тылы, люди устали. Рокоссовский понимал, что развернуть крупномасштабное наступление — значит послать солдат на верную гибель.

Свое отношение к руководителям восстания в Варшаве Рокоссовский выразил в ответе корреспонденту английской газеты «Санди таймс» Александру Верту:

«Командование Армии Крайовой совершило страшную ошибку. Мы (Красная Армия) ведем военные действия в Польше. Мы — та сила, которая в течение ближайших месяцев освободит Польшу. Бур-Комаровский вместе со своим приспешниками ввалился сюда, как рыжий в цирке — как тот клоун, что появляется на арене в самый неподходящий момент и оказывается завернутым в ковер… Если бы здесь речь шла всего-навсего о клоунаде, это не имело бы никакого значения, но речь идет о политической авантюре, а авантюра эта будет стоить Польше сотен тысяч жизней. Это ужасная трагедия, и сейчас всю вину за нее пытаются переложить на нас. Мне больно думать о тысячах и тысячах людей, погибших в борьбе за освобождение Польши».