Читаем без скачивания Осколки памяти - Наталья Ефремова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кричала на самом деле или это было во сне?
С минуту она прислушивалась, затаив дыхание. Нет, в коридоре тихо. Значит, если она и кричала, никто не услышал. За окном было темно, выходит, проспала она совсем чуть-чуть.
Кристина отняла руки от влажного лица и посмотрела на свою правую ладонь. Ее ничуть не удивило бы, если бы на ней обнаружились вмятины от витой рукояти шпаги, потому что все еще казалось, что она судорожно сжимает холодный металл. Нет, конечно, ладонь была гладкая и мокрая.
Лицо покрыли бисеринки пота, спутанные волосы липли к щекам. Дыхание никак не приходило в норму – в опустевшей гулкой комнате Кристина отчетливо слышала свои хриплые короткие вдохи и частые неполные выдохи.
Она бессмысленно смотрела в темноту прямо перед собой и силилась понять, убедить себя, что ничего страшного на самом деле не произошло, что трагически закончившийся поединок на шпагах был просто ночным кошмаром.
Что она не убивала Ника.
А тот самый знакомый голос внутри, голос разума и совести, что безуспешно пытался образумить ее на бале, произнес с беспощадной холодностью: «Решила, что ты его не убивала? Да неужели? А то, что ты сделала с ним сегодня, не убийство? Кто переживет такую травлю, которую ты устроила ему просто так, ни за что, лишь потому, что он любит тебя?»
Кристина услышала суровый тихий голос так явно, что ей стало не по себе, и она нервно огляделась. Конечно, в комнате, кроме нее, никого не было. Она пошарила по прикроватной тумбочке, нащупала выключатель и нажала кнопку. Рассеянный зеленоватый свет выхватил из темноты пустой комнаты кровать, на которой она сжалась в комок, и часть окна. За размытой гранью светового пятна сгустились тени, прячась по углам. Стало еще хуже, но выключить лампу у Кристины уже не хватало смелости.
«Откуда тебе знать, где он и что с ним происходит сейчас, в эту минуту? Куда он пошел и что сделал после того, как ты его прогнала, как паршивого пса?» – продолжал нещадно терзать ее кто-то жестокий и справедливый из самой глубины души, куда Кристина запретила себе заглядывать уже очень и очень давно.
Вот и все. Она сходит с ума. Окончательно. Опять этот проклятый голос, нелепый и стремительный поединок-убийство или самоубийство, и кровь на белом…
Воображение живо нарисовало перед ее глазами картину: Ник вернулся после их разговора домой, поднялся в свою комнату, так хорошо ей знакомую, и, охваченный невыразимой тоской, упал на кровать и остался лежать без движения с мертвенно-бледным лицом, как в ее сне, только сейчас, в этом видении, крови не было.
Ник истекал кровью в душе, вскрывались раны на его истерзанном сердце. Любящем, измученном сердце.
Кристина громко, уже не боясь никого разбудить, застонала и помотала головой, вытряхивая из сознания образ Ника. Но тяжелое ощущение собственной вины и безвозвратной потери не уходило. Сон никак не оставлял ее. Она с трудом поднялась и, пошатываясь, отчего приходилось держаться за стену, побрела в ванную, открыла кран и начала жадно глотать холодную воду.
Остаток этой безумной ночи Кристина провела, лежа на своей кровати поверх покрывала. Ее глаза были сухими и воспаленными. Взгляд бесцельно скользил по потолку, на который одна за другой наползали серые предрассветные тени, постепенно приобретавшие розовые и фиолетовые оттенки. Кристине казалось, что этот пятнистый потолок медленно и неотвратимо опускается и все сильнее давит ей на грудь своей каменной громадой. От этого становилось трудно дышать, и она хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная стихией на песчаный берег, сожженный солнцем.
Она убила Ника.
Убила своими руками.
А он этого хотел.
Сам!
Горькое, гнетущее ощущение страшной утраты, охватившее ее во сне, не отпускало, не проходило, не развеивалось.
«Иди к нему. Иди, отыщи его. У тебя еще есть время, есть шанс, чтобы не дать ему погибнуть», – настойчиво твердил ей голос, и Кристина тщетно зажимала ладонями уши, чтобы не слышать его и металась на постели, пытаясь спрятаться от себя самой.
Нет! Нет! Нет!
Господи, когда же это все закончится? Почему проклятый потолок так медленно движется? Лучше бы он упал и сразу придавил ее, чем так…
Наверное, так накрывает безнадежность необратимого, когда рушится мир, когда уже ничего нельзя исправить.
Этот кошмар продолжался несколько часов. Кристина не заметила, как первые лучи яркого, живого солнца начали пробираться в комнату, и только тогда, когда солнечный зайчик, отразившись от зеркала на туалетном столике, заставил ее зажмуриться, она, сгорбившись, села на кровати и спустила ноги на пол.
Ощутив под босой пяткой что-то жесткое, Кристина наклонилась и подняла скомканный листок белой бумаги. Он был покрыт кривыми строчками разного размера, заходящими одна на другую, словно писали с закрытыми глазами или в темноте.
Она с трудом смогла разобрать, что на нем было написано.
А внутри – нетающий лед,
А в душе – навеки зима,
Испытавший это поймет,
Как внезапно сходят с ума,
Оставляют добрый очаг
И уходят в черную ночь,
В бесконечный холодный мрак,
Где никто не сможет помочь,
Подсказать, уберечь, простить,
Отвести от сердца беду.
И становится незачем жить,
И метаться, словно в бреду.
Вот тогда – в самый раз петля
Или верной шпаги эфес,
Чтобы стала чужой земля
И родной – пустота небес.
Будет больно на миг, зато
Так легко обрести покой
И уйти навсегда в ничто,
Потому что ушел другой.
– Потому что ушел другой… – запинаясь, повторила Кристина, пытаясь вспомнить, когда же она могла такое написать. В том, что писала именно она, сомнений не оставалось, ведь почерк был ее. Однако она абсолютно не помнила, как держала ручку этой ночью, как писала.
Но это было неважно. Важно было что-то другое, что-то безвозвратно ушедшее, выброшенное, забытое. То, чему она не могла подобрать названия, то, что она не могла объяснить, растеряв все слова и мысли.
Надо же… А слезы у нее, оказывается, остались. Она думала, что выплакала их все, до последней слезинки, ночью на обрыве, а вот теперь обнаружила, что они вновь текут непрерывным потоком по щекам, оставляют соленый привкус на дрожащих губах, гулко капают на смятый листок бумаги.
Потому что ушел…
Сколько же их… слез этих…
Выплакавшись, Кристина поднялась и, подойдя к окну, распахнула обе створки. Холодный утренний воздух пахнул ей в лицо и окатил лавиной свежести. Она подставила ему лицо, вдыхая запахи нового дня, вслушиваясь в звуки новой жизни, наступающей прямо сейчас, раскрывающей ей объятия вместе с теплыми лучами молодого восходящего солнца.
И сейчас, стоя у раскрытого окна, Кристина внезапно поняла одну вещь, по какой-то причине жизненно важную для нее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});