Читаем без скачивания Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже - Марк Михайлович Вевиоровский

Свиридов никогда не разделял свою жизнь на личную и на жизнь общественную – просто он действовал в представленных обстоятельствах, хотя его семья, Тоня и Гришина – семья всегда стояли на первом месте.

Поэтому так трудно отделить события «личной» жизни генерала Свиридова от его жизни «общественной».

Например, руководство всем хозяйством ЗАТО – это какая жизнь: личная или общественная?

По существу это общественная жизнь крупного руководителя, ответственного за многоотраслевое хозяйство, причем не только где-то «недалеко от Москвы», но и весьма далеко от нее, в Сибири.

А с другой стороны все это детище Свиридова, и его личное пространство, которое он создал и жил в нем – поэтому трудно отделить это от «личной» жизни Анатолия Свиридова.

Еще труднее было отделить его «личный» вклад в научное творчество его коллег – и основным затруднением для Свиридова было не оказаться в числе авторов многочисленных патентов.

А уж что касается его участия в общественной жизни в городе, в колхозе, в лесной школе … И еще кое-где …

В действительности все совершенно иначе,

чем на само деле.

Антуан Сент Экзюпери

ДАЛЕКО ОТ МОСКВЫ

КАК ТЫ ПОЖИВАЕШЬ, ТОТА?

Эта поездка в «Солнечный» была внеплановой, и в салоне самолета собрались Свиридов, Баранов, Карцева, Потапович, Долгополова, Скворцов, Виолетта и Галина Суковицина.

– Толя, – подошел к Свиридову Скворцов, – что-то неладно с Виолеттой.

– Что такое? Нездорова?

– Да вроде нет. Задумывается часто, будто выключается – не дозовешься. А потом вроде ничего, а потом опять … И еще пишет что-то в блокноте – я подсмотрел. Непонятные схемы, цепочки в виде алгоритмов, какая-то совершенно дикая конфигурация излучателей … Поговори с ней, а?

– Ладно, попробую.

В самолете кроме обычных авиационных кресел повышенной комфортности было оборудовано три отдельных изолированных салона с дивана и занавесками – там можно было прилечь, поспать и уединиться при некоторой изоляции от остальной части салона.

На одном из таких диванов полулежала Виолетта, поджав ноги, с авторучкой во рту и отрешенным взглядом, устремленным в пространство.

Поскольку занавеска не была задвинута Свиридов без спроса присел в ногах у Виолетты, на что она довольно быстро обратила внимание – не сразу, но довольно быстро.

– Скучаешь, Тота?

– Я думаю … И у меня получается в мыслях полный пердимонокль с прицепом …

– Поделись. Вдруг чем помогу …

– Поможешь – это точно. Только бы сформулировать попонятнее, в чем суть дела … А не выходит …

– Ты знаешь, что я готов выслушать тебя с любой бредятиной – голова-то у тебя пришита на месте. И не пугай Витьку отсутствием присутствия – он волнуется. Вдруг ты себе любовника завела?

– Дурак и придурок! Если только тебя … Но у меня же не получится, извини …

Виолетта стала внимательнее к Виктору, задумывалась – отсутствовала – редко, но все же такие периоды во время полета были.

Используя «свободное» время Свиридов подробно обсудил с Барановым и Потаповичем (и с Карцевой) перспективы международной конференции в Индии и представительство на ней. А заодно выслушал многое по поводу воспитания новых физиков, их практики и дальнейшего трудоустройства …

В «Солнечном» на них обрушились местные заботы.

Внимания к себе требовали Верещатская со своими работами, Иванищева – со своими, проблемы оживления города и трудоустройства молодежи.

Всем этим в большей или в меньшей степени приходилось заниматься Свиридову.

Но Виолетта постоянно напоминала о себе.

Она попросила Свиридова собрать небольшую группу специалистов с тем, чтобы поделиться своими размышлениями. И надо сказать, что все с охотой собрались – Виолетта Ерцкая была редким явлением – самородком! – среди всех специалистов фирмы.

Народ собрался в неофициальной обстановке в кабинете у Шабалдина среди всего его ужасающего беспорядка.

Расчистили около доски небольшой участок пола и все расселись в разных концах кабинета.

Виолетта очень волновалась, и Виктору пришлось успокаивать ее крепкими поцелуями.

Впоследствии участники совещания по разному оценивали выступление Виолетты, но все сходились на том, что более сумасшедшего и гениального выступления они не помнят.

Но потом …

– Тота, разреши мне залезть в твою голову. Ты понимаешь, о чем я?

– Толя, какие проблемы?

– Витя, ты разрешаешь?

– Если Виола тебе разрешила, то зачем спрашивать у меня?

– Не обижайся, Витюша! Толе – можно.

Свиридов обтер ладони о костюм и приложил их к вискам Виолетты.

И напрягся, отсекая ненужное – личные взаимоотношения, привязанности, факты личной жизни …

Виолетта доверчиво вытянула шею, обхватила Свиридова за пояс.

– Сядь, пожалуйста. Я лучше зайду сзади.

Виолетта послушно села, откинулась в кресле, а Свиридов охватил ее голову и виски.

Виолетта закрыла глаза.

Мысленно Свиридов подключился ко всем экстрасенсам, сидящим вокруг – к Баранову, Карцевой, Потаповичу.

Остальные замолкли, напряженно наблюдая за происходящим.

– Доску! – скомандовал Свиридов, и к нему подтащили доску.

Он оторвал правую руку от головы Виолетты и стал рисовать, но сигнал от ее информационного поля ослаб.

Свиридов сдвинул ладонь на ее шею, потом еще ниже, за воротник кофточки.

Виолетта, не открывая глаз, расстегнула воротник, сдвинула кофточку с плеча, открывая кружевное белье, и сама сдвинула туда ладонь Свиридова.

А на доске появлялись знаки, формулы, Свиридов зачеркивал и стирал …

– Ребята, транслируйте Витьке и Лене! Включайте их!

Карцева наклонилась к Скворцову, Потапович придвинулся к своей жене.

Одни Шабалдин и Суковицина остались неохваченными и с напряженным вниманием наблюдали, как происходило коллективное творчество – это они поняли сразу, и дружно помогали Свиридову стирать на доске ненужное.

Если бы их потом спросили, сколько времени происходило это объединенное творчество, то они сказала бы, что около часа, не менее. А на самом деле все завершилось за какие-нибудь десять минут – Свиридов убрал руку с шеи Виолетты, Скворцов стал обнимать и целовать свою жену, а Виолетта расплакалась.

– Виола, что же ты плачешь? Ты поняла, что ты совершила?

– Что ты натворила?! – поправил его Потапович.

Молчавший все время Шабалдин встал, достал из шкафа пузатую бутылку, зазвенел рюмками.

– Галя, помоги.

Первую рюмку он наполнил дрожащей рукой и поднес Виолетте.

– Дорогая Виолетта Вадимовна! Вряд ли вы сейчас понимаете, что именно вы только что натворили … создали. Но вы великая женщина … и величайшая умница! Ваше здоровье!

И рюмки зазвенели, раздались невнятные возгласы – <люди> обменивались более связными соображениями и понятиями, но все дружно воздавали должное Виоле.

– Ну что, ребята, закрываем лавочку? – осушив стакан сказал Шабалдин.

– Смотри, уже успел «причастится» … Наоборот, открываем лавочку! Да еще какую!

– Виола, милая, да